— Так вы только вчера вернулись из-за границы? — спросил доктор. — У меня там сын умер…
— Ну, будет вам о сыне толковать! — воскликнул майор. — Не надо было на свет производить, вот и не потеряли бы!
— Легко вам шутить, у вас нет детей, — вздохнул доктор.
— Как это нет!.. — вскипел майор. — Да я больше вашего страдаю! Ведь мало того, что я не знаю, который из них умер, я даже не знаю, как его звали. Сын, сын, сын! И мы умрем, а ведь тоже сыновья. Не лягушки, не с неба свалились во время дождя.
— Двадцать семь лет ему было, — монотонно говорил доктор. — Зарабатывал на жизнь себе, да и нам, и вот умер! Не знали мы, что с ним, ждали письма из Москвы, а тут телеграмма из Вены… Такая ужасная смерть!
— Особенно для вас! — прервал его майор. — Мало вы сами народу на тот свет отправили?
Сольский с укором посмотрел на майора.
— Не нравится? — сказал старик, заметив укоризненный взгляд пана Стефана. — Эх, милок, да если бы я помоями его не обливал, так завтра ему пришлось бы лить на голову холодную воду. Что это он как сыч сидит и все думает? Пусть бы ругался, плакал, молился, — я бы ему помогал! А будет вот так сидеть и думать, так до тех пор буду издеваться над ним и бранить, пока глаза у него на лоб не вылезут.
Доктор действительно поднял голову и посмотрел на гостей уже не таким апатичным взглядом.
— А тут еще, — заговорил он, — дочь хочет уйти в монастырь. Вот уж действительно, беда одна не ходит.
— Мы как раз и пришли по этому делу… — начал Дембицкий.
Сольский поднялся со стула.
— Пан доктор, — сказала он, — я полагаю, мое имя вам известно…
— Да, да! Вы и ваша сестра были добрыми друзьями Мадзи. Знаю, знаю!
Он обнял Сольского, а тот поцеловал старика в плечо и с волнением произнес:
— Позвольте мне просить руки вашей дочери, панны Магдалены…
— Да разве она теперь моя! — ответил доктор.
— Та-та-та! — передразнил его майор и, еще раз поцеловав Сольского в голову, объявил:
— Все ясно! Отдаем тебе Мадзю, только забери ее у монашек. Скажу тебе, Сольский, — продолжал старик, размахивая рукой под носом у пана Стефана, — если она сделает хорошую партию, — ты ведь, как я слышал, богач, — то ты сделаешь в тысячу раз лучше. Разрази меня гром, если во всем мире сыщется еще одна такая милая и благородная девушка!
Старик так орал, что даже охрип.
— Мы и хотели, — начал Дембицкий, — посоветоваться с вами, как вырвать из рук монахинь панну Магдалену…
— Полноте! — сказал доктор. — Ее ведь там насильно не держат.
— Э, что тут советоваться? — прервал его майор. — Ты, Сольский, не слушай ни отца, ни этого другого тюфяка, пана Дембицкого. Если в твоих жилах течет кровь деда, выйди во двор, когда уткам дают есть, и посмотри на селезня. Что делает влюбленный селезень? Думаешь, вздыхает или с кем-нибудь советуется? Как бы не так! Он сначала съест свою порцию и порцию возлюбленной, а потом без всяких мадригалов — хвать барышню за хохолок и тащит ее к чиновнику, который сидит на записи актов гражданского состояния. Такой был у нас обычай, добрый обычай! А начни только с бабой разводить церемонии, — хлопот не оберешься!
Было решено, что еще сегодня доктор Бжеский, майор и Дембицкий отправятся к Мадзе, чтобы сообщить ей о том, что Сольский делает ей предложение.
— Одна глупость эти предложения, — ворчал майор. — Покуда я молчал, мне везло в любви, но стоило только сказать комплимент или предложить руку и сердце, как мне сразу показывали на дверь. Да разве бабы умеют разговаривать? Разве они понимают человеческую речь!
Около двух часов дня Сольский попрощался со стариками, а через некоторое время доктор, Дембицкий и майор тоже вышли из гостиницы и медленно побрели в сторону Тамки, поминутно останавливаясь и озирая окрестности. Майор рассказывал, какой была Варшава в его время, какие дома снесены или перестроены, где были гауптвахты, а где — кофейни. Старики то и дело останавливались у витрин, которые ужасно сердили майора.
— Тот купец, — говорил он, — у которого в окно можно увидеть всю его лавку, похож на больного с вечно разинутым ртом. И чего бы это я перед каждым дураком карманы выворачивал и свое богатство показывал, разве я украл его?
Не прошло и часа, как они добрались до монастыря и попросили вызвать в приемную мать Аполлонию.
Майор шагнул навстречу седой монахине и заявил ей, что Мадзя не останется в монастыре, потому что ей сделал предложение пан Стефан Сольский, внук генерала пехотной бригады.
— Конечно, было бы лучше всего, если бы Мадзя вышла замуж, — ответила мать Аполлония, — но об этом вы уж сами с ней поговорите.
Послали за Мадзей. Она появилась через несколько минут, исхудавшая, в черном платье и белом чепце.
Увидев ее, Дембицкий решил молчать; но майор не растерялся.
— Ну и вид у тебя, милочка! — сказал он. — Прямо огородное пугало. Но не в этом дело. Пан Сольский, — слушай внимательно! — внук моего генерала, просит твоей руки. Мы все согласны.
Мадзя покраснела, потом побледнела. Минуту она помолчала, а затем, прижав руку к сердцу, тихо произнесла:
— Я не пойду замуж.
— Да ты подумай, — перебил ее майор, — ведь твоей руки сам Сольский просит. Внук моего гене…
— Я не могу выйти замуж.
— Проклятие!.. — вскричал майор, свирепо глядя на мать Аполлонию. — Почему ты не можешь выйти замуж?
Мадзя молчала.
— Вижу, — побагровел старик, — девчонку здесь не только свободы лишили, но и язык велят ей держать на привязи. Не откажите в любезности, сударыня, — обратился он к монахине, — сотворите чудо: пусть она объяснит нам, что заставило ее принять такое решение.
— Дитя мое, — сказала мать Аполлония, — объясни же, почему ты не хочешь выйти замуж.
Мадзя посмотрела на мать Аполлонию умоляющим взглядом, но старушка опустила глаза.
— Я непременно должна это сделать? — спросила Мадзя.
— Да.
— Я не могу выйти замуж… — начала Мадзя дрожащим и беззвучным голосом, — я не могу выйти замуж, потому что…
— Ну, почему же? — спросил майор.
— Потому что я принадлежала другому, — закончила Мадзя.
Дембицкий начал искать свою шляпу, доктор устремил на дочь печальный взор, мать Аполлония не поднимала глаз. Только майор не потерял присутствия духа.
— Что это значит: принадлежала другому? Скажи, теперь уж таиться нечего.
— Один знакомый… — заплакала Мадзя, — один знакомый целовал меня!..
Она закрыла лицо руками и отвернулась от своих судей.
— Сколько раз это было? — спросила мать Аполлония.
— Один раз, но… очень долго…
— Как долго?
— Минут пять… а может, десять…
— Не может этого быть, — пробормотал Дембицкий. — Столько времени не дышать…
— Эх, и глупенькая же ты, девочка! — вздохнул майор. — Чтобы у пана Сольского был еще один повод ревновать тебя, дай-ка я…
Он обнял Мадзю и поцеловал в обе щечки, мокрые от слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255