Соку? Чаю?
— Чаю, — тихо произнесла Беатрис. Ее глаза снова улыбнулись.
— Почему бы вам не принести для всех нас какой-нибудь выпечки, — предложил я официантке. — Ну, знаете, булочки или что там у вас есть.
— Сдоба с ананасами? — уточнила гейша.
— Только без ананасов, — произнес я с кислой миной.
Это как будто позабавило всех женщин, а я сделал глоток кофе и сказал:
— Я рад, что вы, девушки, смогли навестить меня.
— Мне нужно еще подойти к дежурному, — сияя сказала Изабелла, — и узнать насчет моего номера.
— Сегодня утром я разговаривал с К. Д., — сказал я. — Все устроено. Там тебя ждет ключ.
— Отлично, — проговорила она, сложив руки, от улыбки на щеках у нее заиграли ямочки.
Сегодня ночью, вне всякого сомнения, мне предстоит свидание. Весьма бурное.
— Как здесь мило, — несколько отстраненно заметила Талия.
Черные стекла ее очков были повернуты в сторону голубого, серого и белого, сквозь которые надо было различать горизонт. Ветер трепал светло-каштановые пряди ее волос.
— Вы хотите, чтобы мы занялись этим после завтрака? — спросил я.
Она повернула большие черные круги своих очков в мою сторону, на остальной части ее лица отразилось не больше, чем в этих очках.
— Занялись после завтрака — чем?
— Ну, мне надо кое о чем расспросить вас. Разве Изабелла не сообщила о причине моего приглашения?
Одна из бровей поднялась над черными стеклами.
— Вы с мистером Дэрроу уже расспрашивали меня вчера.
Я кивнул.
— И он побеседует с вами снова и снова, и мистер Лейзер тоже. У них своя цель, у меня — своя.
— И какова же, мистер Геллер, — жестко спросила она, — ваша?
Ветерок шевелил светлую шевелюру Изабеллы, девушка озабоченно нахмурилась и дотронулась до запястья двоюродной сестры.
— Не злись на Ната. Он пытается помочь.
— Она права, — сказал я. — Но я не юрист, я следователь. И это моя работа — разобраться в деталях, ища те, к которым может прицепиться обвинение.
Талия переменила позу, ее монотонный голос едва перекрыл шелест прибоя.
— Я не понимаю. Этот процесс не касается меня. Он касается Томми и мамы...
Практически то же самое она сказала и Дэрроу.
Я отпил кофе.
— Это дело начинается и заканчивается вами, Талия... я могу называть вас Талия? И прошу, зовите меня Нат, или Натан, как вам больше нравится.
Она ничего не сказала, ее детское лицо осталось невозмутимым, как черные стекла. Изабелла испытывала неловкость. Беатрис уже давным давно ушла в себя, она была здесь только за компанию.
Талия сделала глубокий вздох.
— Мистер Геллер... Нат. Уверена, вы понимаете, что у меня нет никакого желания являться в суд и снова рассказывать свою историю. Я надеюсь, что ни вы, ни мистер Дэрроу не собираетесь идти этим путем.
— Но это так и есть. Это единственный путь заставить присяжных понять, что двигало вашим мужем.
Она подалась вперед, мне уже стало как-то не по себе от этих черных кругов.
— Неужели процесса Ала-Моана было недостаточно? Вы же знаете, что многие женщины не хотят сообщать о нападениях из-за ужасной шумихи и тягот суда. Но я посчитала, что мой долг защитить других женщин и девушек...
Изабелла снова погладила кузину по руке.
— Ты все правильно сделала, Тало.
Та покачала головой.
— Мне невыносимо думать, что какая-то девушка пройдет через то, что пришлось вытерпеть мне, — сказала Талия, — в руках этих мерзавцев. С частной точки зрения, наказать этих людей — второе дело, первое — убрать их с улицы... только вот суд не достиг этой цели, не так ли?
— Мое расследование может, — сказал я.
Она резко подняла голову.
— Что вы хотите этим сказать?
Я пожал плечами.
— Если я смогу раздобыть новые улики, их упрячут за решетку.
Ее смех раздался где-то в горле, и был он безрадостным.
— О, чудесно! Еще один процесс, после этого! Когда же наступит конец? Ни один человек, который сам не прошел через подобное, не может даже вообразить то напряжение, которое испытывает не только жертва, но и ее семья...
— А разве мы здесь не для этого? — спросил я.
— Я бы сказала, что вы здесь из-за денег, — отрезала она.
— Тало! — воскликнула Изабелла.
— Я знаю, — покорно сказала она и вздохнула. — Я знаю. Вы, Нат, только пытаетесь мне помочь. Что ж, если мое выступление в суде и рассказ о всех подробностях той страшной ночи поможет моей семье... и спасет других девушек от подобного ужаса... тогда я соглашусь, что цель оправдывает средства.
— Хорошо, — сказал я. — А теперь... я вчера долго не спал... — Я достал блокнот и нашел нужную страницу. — Просматривая отчет о процессе и различные заявления, которые вы делали... Пожалуйста, поймите, что я задаю только те вопросы, которые задаст и обвинение.
— Прошу вас, мистер Геллер. — Она выдавила улыбку. — Нат.
— Обычно, — начал я, — по прошествии некоторого времени, память свидетелей ослабевает в геометрической прогрессии. Но ваша память — касательно того злополучного события, — похоже, лишь улучшилась.
Ее губы искривились, словно она не могла решить, нахмуриться ей или засмеяться, и не сделала ни того и ни другого.
— Мои воспоминания о «злополучном событии», боюсь, слишком ясные. Полагаю, вы говорите о моих заявлениях, которые я сделала в ту ночь — или скорее, ранним утром того дня...
— Да, — подтвердил я. — По прошествии нескольких часов после нападения вас расспрашивали инспектор Джардин, полицейский по имени Фуртадо и, разумеется, инспектор Макинтош. И еще несколько других полицейских. Вы даже разговаривали с сестрой в больнице неотложной помощи, сестрой Фосетт...
— Все верно. А что такое?
— Дело в том, что вы сказали всем этим копам и сестре Фосетт, что не сможете узнать напавших на вас. Что было слишком темно. Но могли бы узнать их по голосам.
Талия молчала. Ее кукольный ротик был сжат так, словно она хотела одарить меня поцелуем. Но мне почему-то показалось, что у нее и в мыслях этого не было.
— Однако теперь ваши воспоминания включают описание внешности напавших, включая их одежду.
— Я говорю правду, мистер Геллер. Теперь я все это вспомнила.
— Лучше Нат. — Я сделал еще глоток кофе, напиток был крепкий и горький. — Первоначально вы также сказали, что убеждены, будто все парни были гавайцами, а не китайцами или японцами, или филиппинцами или кем-то еще. Вы сказали, что разобрали, как они говорили по-гавайски.
Она дернула плечом.
— Все они были цветные, не так ли?
— Но только Кахахаваи и Ахакуэло были гавайцами, два других парня были японцы, а последний — китаец.
Еще один горловой смешок.
— А вы можете их различить?
— У нас в Чикаго мы отличаем японца от китайца.
Краем глаза я наблюдал за Беатрис, но она и бровью не повела в ответ на мои слова.
— Неужели? — промолвила Талия. — Даже если вас насилуют?
Изабелла чувствовала себя явно не в своей тарелке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Чаю, — тихо произнесла Беатрис. Ее глаза снова улыбнулись.
— Почему бы вам не принести для всех нас какой-нибудь выпечки, — предложил я официантке. — Ну, знаете, булочки или что там у вас есть.
— Сдоба с ананасами? — уточнила гейша.
— Только без ананасов, — произнес я с кислой миной.
Это как будто позабавило всех женщин, а я сделал глоток кофе и сказал:
— Я рад, что вы, девушки, смогли навестить меня.
— Мне нужно еще подойти к дежурному, — сияя сказала Изабелла, — и узнать насчет моего номера.
— Сегодня утром я разговаривал с К. Д., — сказал я. — Все устроено. Там тебя ждет ключ.
— Отлично, — проговорила она, сложив руки, от улыбки на щеках у нее заиграли ямочки.
Сегодня ночью, вне всякого сомнения, мне предстоит свидание. Весьма бурное.
— Как здесь мило, — несколько отстраненно заметила Талия.
Черные стекла ее очков были повернуты в сторону голубого, серого и белого, сквозь которые надо было различать горизонт. Ветер трепал светло-каштановые пряди ее волос.
— Вы хотите, чтобы мы занялись этим после завтрака? — спросил я.
Она повернула большие черные круги своих очков в мою сторону, на остальной части ее лица отразилось не больше, чем в этих очках.
— Занялись после завтрака — чем?
— Ну, мне надо кое о чем расспросить вас. Разве Изабелла не сообщила о причине моего приглашения?
Одна из бровей поднялась над черными стеклами.
— Вы с мистером Дэрроу уже расспрашивали меня вчера.
Я кивнул.
— И он побеседует с вами снова и снова, и мистер Лейзер тоже. У них своя цель, у меня — своя.
— И какова же, мистер Геллер, — жестко спросила она, — ваша?
Ветерок шевелил светлую шевелюру Изабеллы, девушка озабоченно нахмурилась и дотронулась до запястья двоюродной сестры.
— Не злись на Ната. Он пытается помочь.
— Она права, — сказал я. — Но я не юрист, я следователь. И это моя работа — разобраться в деталях, ища те, к которым может прицепиться обвинение.
Талия переменила позу, ее монотонный голос едва перекрыл шелест прибоя.
— Я не понимаю. Этот процесс не касается меня. Он касается Томми и мамы...
Практически то же самое она сказала и Дэрроу.
Я отпил кофе.
— Это дело начинается и заканчивается вами, Талия... я могу называть вас Талия? И прошу, зовите меня Нат, или Натан, как вам больше нравится.
Она ничего не сказала, ее детское лицо осталось невозмутимым, как черные стекла. Изабелла испытывала неловкость. Беатрис уже давным давно ушла в себя, она была здесь только за компанию.
Талия сделала глубокий вздох.
— Мистер Геллер... Нат. Уверена, вы понимаете, что у меня нет никакого желания являться в суд и снова рассказывать свою историю. Я надеюсь, что ни вы, ни мистер Дэрроу не собираетесь идти этим путем.
— Но это так и есть. Это единственный путь заставить присяжных понять, что двигало вашим мужем.
Она подалась вперед, мне уже стало как-то не по себе от этих черных кругов.
— Неужели процесса Ала-Моана было недостаточно? Вы же знаете, что многие женщины не хотят сообщать о нападениях из-за ужасной шумихи и тягот суда. Но я посчитала, что мой долг защитить других женщин и девушек...
Изабелла снова погладила кузину по руке.
— Ты все правильно сделала, Тало.
Та покачала головой.
— Мне невыносимо думать, что какая-то девушка пройдет через то, что пришлось вытерпеть мне, — сказала Талия, — в руках этих мерзавцев. С частной точки зрения, наказать этих людей — второе дело, первое — убрать их с улицы... только вот суд не достиг этой цели, не так ли?
— Мое расследование может, — сказал я.
Она резко подняла голову.
— Что вы хотите этим сказать?
Я пожал плечами.
— Если я смогу раздобыть новые улики, их упрячут за решетку.
Ее смех раздался где-то в горле, и был он безрадостным.
— О, чудесно! Еще один процесс, после этого! Когда же наступит конец? Ни один человек, который сам не прошел через подобное, не может даже вообразить то напряжение, которое испытывает не только жертва, но и ее семья...
— А разве мы здесь не для этого? — спросил я.
— Я бы сказала, что вы здесь из-за денег, — отрезала она.
— Тало! — воскликнула Изабелла.
— Я знаю, — покорно сказала она и вздохнула. — Я знаю. Вы, Нат, только пытаетесь мне помочь. Что ж, если мое выступление в суде и рассказ о всех подробностях той страшной ночи поможет моей семье... и спасет других девушек от подобного ужаса... тогда я соглашусь, что цель оправдывает средства.
— Хорошо, — сказал я. — А теперь... я вчера долго не спал... — Я достал блокнот и нашел нужную страницу. — Просматривая отчет о процессе и различные заявления, которые вы делали... Пожалуйста, поймите, что я задаю только те вопросы, которые задаст и обвинение.
— Прошу вас, мистер Геллер. — Она выдавила улыбку. — Нат.
— Обычно, — начал я, — по прошествии некоторого времени, память свидетелей ослабевает в геометрической прогрессии. Но ваша память — касательно того злополучного события, — похоже, лишь улучшилась.
Ее губы искривились, словно она не могла решить, нахмуриться ей или засмеяться, и не сделала ни того и ни другого.
— Мои воспоминания о «злополучном событии», боюсь, слишком ясные. Полагаю, вы говорите о моих заявлениях, которые я сделала в ту ночь — или скорее, ранним утром того дня...
— Да, — подтвердил я. — По прошествии нескольких часов после нападения вас расспрашивали инспектор Джардин, полицейский по имени Фуртадо и, разумеется, инспектор Макинтош. И еще несколько других полицейских. Вы даже разговаривали с сестрой в больнице неотложной помощи, сестрой Фосетт...
— Все верно. А что такое?
— Дело в том, что вы сказали всем этим копам и сестре Фосетт, что не сможете узнать напавших на вас. Что было слишком темно. Но могли бы узнать их по голосам.
Талия молчала. Ее кукольный ротик был сжат так, словно она хотела одарить меня поцелуем. Но мне почему-то показалось, что у нее и в мыслях этого не было.
— Однако теперь ваши воспоминания включают описание внешности напавших, включая их одежду.
— Я говорю правду, мистер Геллер. Теперь я все это вспомнила.
— Лучше Нат. — Я сделал еще глоток кофе, напиток был крепкий и горький. — Первоначально вы также сказали, что убеждены, будто все парни были гавайцами, а не китайцами или японцами, или филиппинцами или кем-то еще. Вы сказали, что разобрали, как они говорили по-гавайски.
Она дернула плечом.
— Все они были цветные, не так ли?
— Но только Кахахаваи и Ахакуэло были гавайцами, два других парня были японцы, а последний — китаец.
Еще один горловой смешок.
— А вы можете их различить?
— У нас в Чикаго мы отличаем японца от китайца.
Краем глаза я наблюдал за Беатрис, но она и бровью не повела в ответ на мои слова.
— Неужели? — промолвила Талия. — Даже если вас насилуют?
Изабелла чувствовала себя явно не в своей тарелке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87