Они собирались — и неважно, кто это придумал — миссис Фортескью, Томми или один из матросов, все равно ничего не вышло — отвезти тело Кахахаваи к заливу Ханаума и оставить его в месте, которое звучно и зловеще называлось Дыхало кита.
— Они сглупили, да, Нат?
— Не сглупили, Изабелла, а повели себя как последние дураки. Притом самонадеянные.
Она повернула свое нежное личико в стороне океана.
— Теперь я вспомнила, почему перестала расспрашивать тебя о деле.
— Они убили человека, Изабелла. Я пытаюсь помочь им выбраться из этого, но черт меня побери, если знаю почему.
Она повернулась ко мне, ее глаза улыбались, губки сложились в поцелуе, потом она сказала:
— Я знаю почему.
— Неужели?
Чуть кивнула.
— Потому что этого от тебя хочет мистер Дэрроу.
— Потому что мне платят за эту работу.
— Вовсе не поэтому. Я слышала, как вы разговаривали. Ты вряд ли получишь что-то сверх своей обычной полицейской зарплаты и кое-каких денег на расходы.
Я дотронулся до ее мягкой руки.
— Есть и еще кое-какие дивиденды.
От этих слов пухлые губки сложились в едва заметную улыбку.
— Ты же уважаешь его, а, Нат? Ты восхищаешься им.
— Он хитрый старый ублюдок.
— Может, ты хочешь стать именно таким, когда вырастешь.
Я нахмурившись глянул на нее.
— С чего это вдруг ты так поумнела?
— А откуда ты знаешь такого известного человека, как Кларенс Дэрроу?
— Такое ничтожество, как я, ты хочешь сказать?
— Не злись. Ответь на мой вопрос.
Я пожал плечами.
— Они с моим отцом были друзьями.
— Твой отец был адвокатом?
— Какого дьявола! Он был профсоюзным деятелем, держал книжный магазин в Вест-сайде. Они вращались в одних политических кругах. Дэрроу был у него завсегдатаем, покупал книги по политике и философии.
Она смотрела на меня так, будто видела в первый раз.
— Значит, ты знал мистера Дэрроу, еще когда был ребенком?
— Да. Когда учился в колледже, работал у него рассыльным.
— И сколько ты учился в колледже?
— Начал в Чикагском университете, возникли некоторые трудности, и я закончил двухгодичный курс в колледже с неполным курсом обучения.
— Ты собирался стать юристом?
— И в мыслях не было.
Ее глаза снова улыбнулись.
— А о чем ты мечтал, Нат?
— Кто сказал, что я о чем-то мечтал?
— Ты о многом мечтаешь. Ты очень тщеславный.
— Не помню, чтобы я тебе об этом говорил.
— А я и так знаю. О чем ты мечтал? О чем ты мечтаешь!
Я выпалил:
— Стать детективом.
Она улыбнулась, склонила на бок голову.
— Ты им стал.
— Не совсем. Не совсем. Ты готова идти? Едем купаться по той дороге?
— Конечно.
Она собрала свои вещи, и мы пошли на стоянку, где она снова принялась за свое.
— Ты расследуешь, что случилось с Тало, разве нет?
— Да.
— Ты нашел что-нибудь, что поможет миссис Фортескью и Томми?
— Нет.
Я открыл для Изабеллы дверцу пассажирского сиденья, захлопнул ее, и на время все беседы прекратились. Вскоре мы выехали за пределы владений клуба. Вдоль дороги тянулись рощи кокосовых пальм, сады из деревьев папайи, овощеводческие фермы, хозяйства, где выращивали цыплят, большая современная сыроварня. Вдоль подножия гор снова потянулись кокосовые рощицы, справа разверзся черный кратер, а гора справа — «Голова Коко» — отбрасывала на воду тень. Указатель на развилке пообещал, что мы попадем к Дыхалу кита, если свернем на земляную дорогу, уходящую влево. Я так и сделал.
Изабелла возобновила расспросы, стараясь перекричать рокот мотора, шуршание шин по жесткой земляной дороге и шум ветра в открытой машине.
— Но ты же думаешь, что Тало лжет о том, что с ней случилось?
— В ту ночь в сентябре прошлого года с ней что-то случилось. Она подверглась какому-то насилию. Как она сказала Томми по телефону... что-то ужасное. Я просто не знаю, что именно.
— Ты думаешь, что эти жуткие цветные парни невинны?
— Я думаю, что они невиновны. А это разница.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Они могли это сделать, они отчаянные, неприкаянные типы с плохой репутацией. «Невинные» — это понятие из области морали. «Невиновные» — это уже из юридической области. И к ним это применимо — чтобы обвинить их, недостаточно улик.
— Но именно поэтому Томми и миссис Фортескью пытались добиться признания!
Мне совсем не хотелось углубляться в эту тему. Но почти за две недели работы мне не удалось обнаружить ничего, что позволило бы Дэрроу с полным моральным правом отстаивать своих клиентов. Поговорив за прошедшие две недели с каждым мало-мальски важным свидетелем, я не добыл ничего, кроме сомнений в правдивости Талии и ее рассказа, и ее опознания Хораса Иды, Джозефа Кахахаваи и остальных.
В ту ночь молодой и представительный Джордж Гоэас, кассир в страховой компании Диллингэма в Гонолулу, повел свою жену на танцы в парк увеселений Вайкики. Минут десять первого он и его супруга перешли на другую сторону улицы, на Джон-Эна-роуд, и поехали в закусочную, чтобы съесть лапши. Мимо, низко опустив голову, прошла молодая женщина в зеленом платье.
— Она была как будто под действием спиртного, — сказал мне Гоэас. — Следом за ней, ярдах в полутора, шел белый парень. Он все шел за ней еще ярдов двадцать пять... По тому, как она брела склонив голову, а он шел, стараясь не упустить ее, я подумал, что, может, у них вышла размолвка или что-то другое. Потом они скрылись из виду, их загородило здание.
— Как выглядел парень, который шел за ней?
— Как я уже сказал, белый. Пять футов девять дюймов ростом, вес примерно сто шестьдесят пять фунтов, среднего телосложения. Приличный с виду. Мне он показался похожим на солдата.
Или матроса?
— Как он был одет?
— Белая рубашка. Темные брюки. Может, синие, может, коричневые, я не уверен.
У миссис Гоэас в отношении одежды глаз оказался более наметанным. Она дала точное описание платья, в котором была Талия, вплоть до бантика на спине, и сказала, что она «бормотала про себя, шла пошатываясь, я бы даже сказала, спотыкаясь».
Я встретился с Элис Арамаки, изящной, приятной девушкой лет двадцати, которая работала в парикмахерской на Джон-Эна-роуд напротив парка увеселений. Элис была одной из многих в Гонолулу японок-парикмахерш, заведением владел ее отец, она жила наверху. Она видела, как в четверть первого мимо их дома прошла белая женщина в зеленом платье.
— Какого цвета у нее были волосы.
— Светло-каштановые.
— Кто-нибудь шел тогда за ней?
— Какой-то мужчина. Белый мужчина.
— Как она шла, женщина в зеленом платье?
— Опустив голову. Шла медленно.
— А как был одет белый мужчина?
— Без шляпы. Белая рубашка. Темные штаны.
Группа мужчин из разных слоев общества — местный политик, зеленщик, два партнера из строительной компании — пошли в ту ночь в парк увеселений потанцевать. Около двенадцати пятнадцати они ехали по Джон-Эна-роуд в сторону пляжа, когда один из них, бывший городской инспектор школ Джеймс Лоу, заметил «женщину в синем, а может, в зеленом платье, которая шла как пьяная».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
— Они сглупили, да, Нат?
— Не сглупили, Изабелла, а повели себя как последние дураки. Притом самонадеянные.
Она повернула свое нежное личико в стороне океана.
— Теперь я вспомнила, почему перестала расспрашивать тебя о деле.
— Они убили человека, Изабелла. Я пытаюсь помочь им выбраться из этого, но черт меня побери, если знаю почему.
Она повернулась ко мне, ее глаза улыбались, губки сложились в поцелуе, потом она сказала:
— Я знаю почему.
— Неужели?
Чуть кивнула.
— Потому что этого от тебя хочет мистер Дэрроу.
— Потому что мне платят за эту работу.
— Вовсе не поэтому. Я слышала, как вы разговаривали. Ты вряд ли получишь что-то сверх своей обычной полицейской зарплаты и кое-каких денег на расходы.
Я дотронулся до ее мягкой руки.
— Есть и еще кое-какие дивиденды.
От этих слов пухлые губки сложились в едва заметную улыбку.
— Ты же уважаешь его, а, Нат? Ты восхищаешься им.
— Он хитрый старый ублюдок.
— Может, ты хочешь стать именно таким, когда вырастешь.
Я нахмурившись глянул на нее.
— С чего это вдруг ты так поумнела?
— А откуда ты знаешь такого известного человека, как Кларенс Дэрроу?
— Такое ничтожество, как я, ты хочешь сказать?
— Не злись. Ответь на мой вопрос.
Я пожал плечами.
— Они с моим отцом были друзьями.
— Твой отец был адвокатом?
— Какого дьявола! Он был профсоюзным деятелем, держал книжный магазин в Вест-сайде. Они вращались в одних политических кругах. Дэрроу был у него завсегдатаем, покупал книги по политике и философии.
Она смотрела на меня так, будто видела в первый раз.
— Значит, ты знал мистера Дэрроу, еще когда был ребенком?
— Да. Когда учился в колледже, работал у него рассыльным.
— И сколько ты учился в колледже?
— Начал в Чикагском университете, возникли некоторые трудности, и я закончил двухгодичный курс в колледже с неполным курсом обучения.
— Ты собирался стать юристом?
— И в мыслях не было.
Ее глаза снова улыбнулись.
— А о чем ты мечтал, Нат?
— Кто сказал, что я о чем-то мечтал?
— Ты о многом мечтаешь. Ты очень тщеславный.
— Не помню, чтобы я тебе об этом говорил.
— А я и так знаю. О чем ты мечтал? О чем ты мечтаешь!
Я выпалил:
— Стать детективом.
Она улыбнулась, склонила на бок голову.
— Ты им стал.
— Не совсем. Не совсем. Ты готова идти? Едем купаться по той дороге?
— Конечно.
Она собрала свои вещи, и мы пошли на стоянку, где она снова принялась за свое.
— Ты расследуешь, что случилось с Тало, разве нет?
— Да.
— Ты нашел что-нибудь, что поможет миссис Фортескью и Томми?
— Нет.
Я открыл для Изабеллы дверцу пассажирского сиденья, захлопнул ее, и на время все беседы прекратились. Вскоре мы выехали за пределы владений клуба. Вдоль дороги тянулись рощи кокосовых пальм, сады из деревьев папайи, овощеводческие фермы, хозяйства, где выращивали цыплят, большая современная сыроварня. Вдоль подножия гор снова потянулись кокосовые рощицы, справа разверзся черный кратер, а гора справа — «Голова Коко» — отбрасывала на воду тень. Указатель на развилке пообещал, что мы попадем к Дыхалу кита, если свернем на земляную дорогу, уходящую влево. Я так и сделал.
Изабелла возобновила расспросы, стараясь перекричать рокот мотора, шуршание шин по жесткой земляной дороге и шум ветра в открытой машине.
— Но ты же думаешь, что Тало лжет о том, что с ней случилось?
— В ту ночь в сентябре прошлого года с ней что-то случилось. Она подверглась какому-то насилию. Как она сказала Томми по телефону... что-то ужасное. Я просто не знаю, что именно.
— Ты думаешь, что эти жуткие цветные парни невинны?
— Я думаю, что они невиновны. А это разница.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Они могли это сделать, они отчаянные, неприкаянные типы с плохой репутацией. «Невинные» — это понятие из области морали. «Невиновные» — это уже из юридической области. И к ним это применимо — чтобы обвинить их, недостаточно улик.
— Но именно поэтому Томми и миссис Фортескью пытались добиться признания!
Мне совсем не хотелось углубляться в эту тему. Но почти за две недели работы мне не удалось обнаружить ничего, что позволило бы Дэрроу с полным моральным правом отстаивать своих клиентов. Поговорив за прошедшие две недели с каждым мало-мальски важным свидетелем, я не добыл ничего, кроме сомнений в правдивости Талии и ее рассказа, и ее опознания Хораса Иды, Джозефа Кахахаваи и остальных.
В ту ночь молодой и представительный Джордж Гоэас, кассир в страховой компании Диллингэма в Гонолулу, повел свою жену на танцы в парк увеселений Вайкики. Минут десять первого он и его супруга перешли на другую сторону улицы, на Джон-Эна-роуд, и поехали в закусочную, чтобы съесть лапши. Мимо, низко опустив голову, прошла молодая женщина в зеленом платье.
— Она была как будто под действием спиртного, — сказал мне Гоэас. — Следом за ней, ярдах в полутора, шел белый парень. Он все шел за ней еще ярдов двадцать пять... По тому, как она брела склонив голову, а он шел, стараясь не упустить ее, я подумал, что, может, у них вышла размолвка или что-то другое. Потом они скрылись из виду, их загородило здание.
— Как выглядел парень, который шел за ней?
— Как я уже сказал, белый. Пять футов девять дюймов ростом, вес примерно сто шестьдесят пять фунтов, среднего телосложения. Приличный с виду. Мне он показался похожим на солдата.
Или матроса?
— Как он был одет?
— Белая рубашка. Темные брюки. Может, синие, может, коричневые, я не уверен.
У миссис Гоэас в отношении одежды глаз оказался более наметанным. Она дала точное описание платья, в котором была Талия, вплоть до бантика на спине, и сказала, что она «бормотала про себя, шла пошатываясь, я бы даже сказала, спотыкаясь».
Я встретился с Элис Арамаки, изящной, приятной девушкой лет двадцати, которая работала в парикмахерской на Джон-Эна-роуд напротив парка увеселений. Элис была одной из многих в Гонолулу японок-парикмахерш, заведением владел ее отец, она жила наверху. Она видела, как в четверть первого мимо их дома прошла белая женщина в зеленом платье.
— Какого цвета у нее были волосы.
— Светло-каштановые.
— Кто-нибудь шел тогда за ней?
— Какой-то мужчина. Белый мужчина.
— Как она шла, женщина в зеленом платье?
— Опустив голову. Шла медленно.
— А как был одет белый мужчина?
— Без шляпы. Белая рубашка. Темные штаны.
Группа мужчин из разных слоев общества — местный политик, зеленщик, два партнера из строительной компании — пошли в ту ночь в парк увеселений потанцевать. Около двенадцати пятнадцати они ехали по Джон-Эна-роуд в сторону пляжа, когда один из них, бывший городской инспектор школ Джеймс Лоу, заметил «женщину в синем, а может, в зеленом платье, которая шла как пьяная».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87