— Почему бы нам не оставить разговоры обо всей этой ужасной мути и не заняться чем-нибудь более приятным...
Я поцеловал ее. Она откликнулась с душой и подарила мне очень приятный поцелуй, но весьма стандартный. То есть я хочу сказать, что мне не открылось никаких тайн Востока. Тем не менее на меня он оказал нужное воздействие — я снова набирал нужный объем.
Я наклонился вперед, чтобы поцеловать ее еще раз, когда она сказала:
— Ты знаешь, где мы, Нат?
— Конечно... в убежище влюбленных.
— Правильно. Это Ала-Моана.
— Дерьмо, — выругался я. — Извини мой французский... Именно здесь это и случилось. Здесь это и случилось!
Она кивнула.
— Это старая карантинная станция для животных.
Я отодвинулся от Беатрис, разглядывая сквозь ветровое стекло сорняки, мусор и цементные плиты.
— Куда, по словам Талии, ее привезли... и изнасиловали...
Она снова кивнула.
— Хочешь выйти? Посмотреть?
Я разрывался между двумя самыми неотложными желаниями своей жизни: страстным томлением между ног и любопытством глаз.
В конце концов проклятое любопытство пересилило.
— Да, давай ненадолго выйдем.
Я вышел со своей стороны, обошел автомобиль и открыл для нее дверцу.
— Видишь вон те кусты? — спросила она. — Ее затащили туда, как она говорит.
И я повернулся и уставился в гущу зарослей, словно они могли мне что-то поведать. Но лунный свет не проникал сквозь эти кусты, ничего не было видно.
Зато я кое-что услышал.
Кого-то.
— Здесь кто-то есть, — прошептал я, загораживая Беатрис рукой. — Быстро в машину!
Здесь был не один человек — я слышал, как они двигались, веточки пощелкивали у них под ногами. А я не захватил оружия! Ну кому придет в голову обвешиваться девятимиллиметровыми браунингами, когда он идет на свидание со служанкой, похожей на гейшу?
Затем, по одному, они появились из темноты — четыре лица, принадлежащие четырем мужчинам, мрачные лица, которые казались белыми в свете луны, но сами эти лица не были белыми, о, нет.
Это были лица четырех мужчин, четырех оставшихся, которые привезли сюда Талию Мэсси, изнасиловали и избили ее.
Они молча надвигались на меня, и я схватился за ручку дверцы, но она выскользнула у меня из пальцев.
Автомобиль уезжал из прибежища влюбленных — без меня.
Вцепившись пальцами с кроваво-красными ногтями в руль, Беатрис крикнула из машины:
— Я сделала, как вы просили. А теперь оставьте меня!
Я догадался, что обращается она не ко мне.
Глава 10
Я попятился, и они окружили меня. Четверо парней в хлопчатобумажных штанах и шелковых рубашках навыпуск, рубашки были темного цвета, что помогло им оставаться незамеченными, пока они сидели в кустах и ждали. Но когда я вышел на залитое лунным светом открытое пространство, а они, словно танцуя какой-то островной танец, вышли туда вслед за мной, на темно-синей, темно-зеленой и темно-пурпурной рубашках расцвели желтые, молочные и красные цветы — удивительно нарядная одежда для банды мерзавцев, сидевших в засаде.
Я остановился и повернулся внутри круга, не желая, чтобы кто-то оставался у меня за спиной. По фотографиям из досье я узнал их: Дэвид Такаи, гибкий, как лезвие ножа, темнокожий, плоское овальное лицо, внимательный взгляд ярких глаз, блестящих, как отполированные черные камни, черные волосы зачесаны назад; Генри Чанг, низенький, плотный, глаза горят негодованием, курчавые волосы кажутся шапкой над гладким, узким лицом, по выражению которого непонятно — разразится он слезами или взорвется гневом, Бен Ахакуэло, широкоплечий боксер, светлая кожа, он был бы красив, как картинка, если бы не густые брови над темными печальными глазами; и Хорас Ида, чей вид меня поразил, потому что на фотографии было запечатлено только круглое полное лицо со щелочками глаз и неаккуратный валик черных волос, и я оказался не готов к тому, что эта голова с по-детски пухлым лицом венчала невысокое, крепкое и гибкое, сильное тело, не говоря уже о том, что эти глаза светились умом, тревогой и серьезностью.
— Какого черта вы собираетесь со мной сделать? — спросил я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучало негодование, позволившее бы скрыть охвативший меня страх.
В течение нескольких мгновений единственным ответом был шум волн, разбивавшихся о риф, и шелест трогаемых ветром листьев. Ида посмотрел на Ахакуэло, словно ища поддержки. Но широкоплечий боксер со скорбными глазами молчал.
Наконец Ида сказал:
— Просто хотим поговорить.
Я медленно поворачивался в их кругу, и сейчас Ида оказался как раз лицом ко мне.
Я покрепче уперся ногами в землю.
— Ты спикер?
Ида пожал плечами. Я понял это как «да».
— Если вы хотели поговорить со мной, — сказал я, — могли бы прийти ко мне в отель.
Ида рассмеялся.
— Мы притягиваем газетчиков и копов, как дерьмо мух. Или вы думаете, что парни Ала-Моана могут прийти потанцевать в «Ройял Гавайен»?
Генри Чанг усмехнулся, на лицах остальных двух не отразилось ничего. Этих четверых, а до этого — пятерых, вместе с покойным Кахахаваи, конечно же, называли «парни Ала-Моана», по названию этого удаленного и разоренного места, где было совершено их предполагаемое преступление.
— И потом, — пожав плечами, сказал Ида, — откуда мы знали, что вы обратите на нас внимание? А здесь обратили.
Он был прав.
— Что вам, парни, от меня надо?
— Если захотим, можем вас отделать, верно?
Сжав руки в кулаки, я начал поворачиваться по кругу.
— Это может обойтись вам дороже, чем вы думаете...
Теперь заговорил Генри Чанг, но это было больше похоже на лай:
— Но мы можем, правильно, белый?
— Да, — согласился я. Меня мутило — первый, кто даст мне в живот, получит в лицо остатки сахарной ваты. — Да, полагаю, что вчетвером вы значительно превосходите меня по силе. Что скажете, если сойтись по очереди, по-спортивному?
Ида ударил себя в грудь, и звук эхом разнесся в ночи.
— Вы выслушаете нас, хорошо?
— А?
Он говорил так тихо, что шум разбивающихся волн почти заглушал его.
— Мы не собираемся вас отделывать. Мы не бандиты, как говорят газеты белых. Мы только хотим, чтобы вы нас выслушали.
Меня захлестнула волна облегчения.
— Я... э... совсем не против разговора с вами, ребята... но нельзя ли найти какое-нибудь более уютное местечко!..
— Можно. — Ида кивнул и улыбнулся, в его улыбке было какое-то беспокойство. — Я знаю хорошее место. Мы отвезем вас туда...
Подобная фраза могла только встревожить парня из Чикаго.
Но я не видел возможности вырваться от них. По крайней мере один из этих парней, Ахакуэло, был прекрасным спортсменом, чемпионом по боксу и звездой местной разновидности футбола, в который играют босиком. Какие у меня были шансы убежать от него!
Кроме того, я все больше чувствовал себя вне опасности. Несмотря на то, что вся эта история выглядела очень театрально, учитывая, каким образом заманила меня сюда моя восточная сирена, в эту заросшую кустами местность между Вайкики и Гонолулу, вреда я не ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Я поцеловал ее. Она откликнулась с душой и подарила мне очень приятный поцелуй, но весьма стандартный. То есть я хочу сказать, что мне не открылось никаких тайн Востока. Тем не менее на меня он оказал нужное воздействие — я снова набирал нужный объем.
Я наклонился вперед, чтобы поцеловать ее еще раз, когда она сказала:
— Ты знаешь, где мы, Нат?
— Конечно... в убежище влюбленных.
— Правильно. Это Ала-Моана.
— Дерьмо, — выругался я. — Извини мой французский... Именно здесь это и случилось. Здесь это и случилось!
Она кивнула.
— Это старая карантинная станция для животных.
Я отодвинулся от Беатрис, разглядывая сквозь ветровое стекло сорняки, мусор и цементные плиты.
— Куда, по словам Талии, ее привезли... и изнасиловали...
Она снова кивнула.
— Хочешь выйти? Посмотреть?
Я разрывался между двумя самыми неотложными желаниями своей жизни: страстным томлением между ног и любопытством глаз.
В конце концов проклятое любопытство пересилило.
— Да, давай ненадолго выйдем.
Я вышел со своей стороны, обошел автомобиль и открыл для нее дверцу.
— Видишь вон те кусты? — спросила она. — Ее затащили туда, как она говорит.
И я повернулся и уставился в гущу зарослей, словно они могли мне что-то поведать. Но лунный свет не проникал сквозь эти кусты, ничего не было видно.
Зато я кое-что услышал.
Кого-то.
— Здесь кто-то есть, — прошептал я, загораживая Беатрис рукой. — Быстро в машину!
Здесь был не один человек — я слышал, как они двигались, веточки пощелкивали у них под ногами. А я не захватил оружия! Ну кому придет в голову обвешиваться девятимиллиметровыми браунингами, когда он идет на свидание со служанкой, похожей на гейшу?
Затем, по одному, они появились из темноты — четыре лица, принадлежащие четырем мужчинам, мрачные лица, которые казались белыми в свете луны, но сами эти лица не были белыми, о, нет.
Это были лица четырех мужчин, четырех оставшихся, которые привезли сюда Талию Мэсси, изнасиловали и избили ее.
Они молча надвигались на меня, и я схватился за ручку дверцы, но она выскользнула у меня из пальцев.
Автомобиль уезжал из прибежища влюбленных — без меня.
Вцепившись пальцами с кроваво-красными ногтями в руль, Беатрис крикнула из машины:
— Я сделала, как вы просили. А теперь оставьте меня!
Я догадался, что обращается она не ко мне.
Глава 10
Я попятился, и они окружили меня. Четверо парней в хлопчатобумажных штанах и шелковых рубашках навыпуск, рубашки были темного цвета, что помогло им оставаться незамеченными, пока они сидели в кустах и ждали. Но когда я вышел на залитое лунным светом открытое пространство, а они, словно танцуя какой-то островной танец, вышли туда вслед за мной, на темно-синей, темно-зеленой и темно-пурпурной рубашках расцвели желтые, молочные и красные цветы — удивительно нарядная одежда для банды мерзавцев, сидевших в засаде.
Я остановился и повернулся внутри круга, не желая, чтобы кто-то оставался у меня за спиной. По фотографиям из досье я узнал их: Дэвид Такаи, гибкий, как лезвие ножа, темнокожий, плоское овальное лицо, внимательный взгляд ярких глаз, блестящих, как отполированные черные камни, черные волосы зачесаны назад; Генри Чанг, низенький, плотный, глаза горят негодованием, курчавые волосы кажутся шапкой над гладким, узким лицом, по выражению которого непонятно — разразится он слезами или взорвется гневом, Бен Ахакуэло, широкоплечий боксер, светлая кожа, он был бы красив, как картинка, если бы не густые брови над темными печальными глазами; и Хорас Ида, чей вид меня поразил, потому что на фотографии было запечатлено только круглое полное лицо со щелочками глаз и неаккуратный валик черных волос, и я оказался не готов к тому, что эта голова с по-детски пухлым лицом венчала невысокое, крепкое и гибкое, сильное тело, не говоря уже о том, что эти глаза светились умом, тревогой и серьезностью.
— Какого черта вы собираетесь со мной сделать? — спросил я, постаравшись, чтобы в голосе прозвучало негодование, позволившее бы скрыть охвативший меня страх.
В течение нескольких мгновений единственным ответом был шум волн, разбивавшихся о риф, и шелест трогаемых ветром листьев. Ида посмотрел на Ахакуэло, словно ища поддержки. Но широкоплечий боксер со скорбными глазами молчал.
Наконец Ида сказал:
— Просто хотим поговорить.
Я медленно поворачивался в их кругу, и сейчас Ида оказался как раз лицом ко мне.
Я покрепче уперся ногами в землю.
— Ты спикер?
Ида пожал плечами. Я понял это как «да».
— Если вы хотели поговорить со мной, — сказал я, — могли бы прийти ко мне в отель.
Ида рассмеялся.
— Мы притягиваем газетчиков и копов, как дерьмо мух. Или вы думаете, что парни Ала-Моана могут прийти потанцевать в «Ройял Гавайен»?
Генри Чанг усмехнулся, на лицах остальных двух не отразилось ничего. Этих четверых, а до этого — пятерых, вместе с покойным Кахахаваи, конечно же, называли «парни Ала-Моана», по названию этого удаленного и разоренного места, где было совершено их предполагаемое преступление.
— И потом, — пожав плечами, сказал Ида, — откуда мы знали, что вы обратите на нас внимание? А здесь обратили.
Он был прав.
— Что вам, парни, от меня надо?
— Если захотим, можем вас отделать, верно?
Сжав руки в кулаки, я начал поворачиваться по кругу.
— Это может обойтись вам дороже, чем вы думаете...
Теперь заговорил Генри Чанг, но это было больше похоже на лай:
— Но мы можем, правильно, белый?
— Да, — согласился я. Меня мутило — первый, кто даст мне в живот, получит в лицо остатки сахарной ваты. — Да, полагаю, что вчетвером вы значительно превосходите меня по силе. Что скажете, если сойтись по очереди, по-спортивному?
Ида ударил себя в грудь, и звук эхом разнесся в ночи.
— Вы выслушаете нас, хорошо?
— А?
Он говорил так тихо, что шум разбивающихся волн почти заглушал его.
— Мы не собираемся вас отделывать. Мы не бандиты, как говорят газеты белых. Мы только хотим, чтобы вы нас выслушали.
Меня захлестнула волна облегчения.
— Я... э... совсем не против разговора с вами, ребята... но нельзя ли найти какое-нибудь более уютное местечко!..
— Можно. — Ида кивнул и улыбнулся, в его улыбке было какое-то беспокойство. — Я знаю хорошее место. Мы отвезем вас туда...
Подобная фраза могла только встревожить парня из Чикаго.
Но я не видел возможности вырваться от них. По крайней мере один из этих парней, Ахакуэло, был прекрасным спортсменом, чемпионом по боксу и звездой местной разновидности футбола, в который играют босиком. Какие у меня были шансы убежать от него!
Кроме того, я все больше чувствовал себя вне опасности. Несмотря на то, что вся эта история выглядела очень театрально, учитывая, каким образом заманила меня сюда моя восточная сирена, в эту заросшую кустами местность между Вайкики и Гонолулу, вреда я не ожидал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87