Отважные белые туристы и солдаты в гражданском, правда, в этот вечер, благодаря запрету адмирала Стерлинга на увольнительные, матросов здесь не было, местный рабочий класс с консервного завода и тростниковых плантаций и, разумеется, молодежь — подростки и двадцатилетние юнцы, беспокойные цветные ребята типа Хораса Иды и Джо Кахахаваи, и студенты — и белые, и цветные — любые особи мужского рода, мучимые жаждой или возбуждением иного рода, тоже требовавшим внимания. Так сказать, непрерывно текущий поток.
Проститутки, стоявшие прислонясь к дверям своих лачуг, являли собой пеструю тихоокеанскую смесь — японки, китаянки, гавайки и, естественно, самые разные полукровки. До боли юные девушки в шелковых саронгах с тропическим узором, плечи обнажены, босые ноги тоже обнажены ниже колена, на шее и запястьях болтаются бусы, в кроваво-красных губах зажаты сигареты, а на кукольных личиках такие же мертвые, как у кукол, глаза.
Держа изображение Лаймана в памяти, я украдкой разглядывал лица сутенеров и торговцев спиртным из местных, неприятных типов в широких рубашках и штанах. Они стояли держа руки в карманах, и неизвестно, что там было — деньги, сигареты с марихуаной или ножи и пистолеты. Мужчины с темными глазами на темных лицах, круглых лицах, овальных лицах, квадратных лицах, любых лицах, но только не улыбающихся.
В этом месте, где на продажу предлагался грех, поражало отсутствие радости.
Впереди лежала центральная площадь или что-то вроде нее, какая бывает в беспорядочно построенной деревне. Над неглубокой, выложенной камнем ямы для барбекю поднимался легкий дымок, в ней, среди тлеющих углей, стоял кофейник. Рядом, чуть не роняя изо рта сигареты, два сутенера-полинезийца играли в карты за низеньким деревянным столом, совсем не приспособленным для этого занятия. Мужчины сидели практически на корточках, особенно тот, что был повыше, широкоплечий бородатый бандит в грязной белой рубашке и полотняных штанах. У второго игрока, толстой свиньи с жидкими усами и в желто-оранжевой шелковой рубашке, подбородков было больше, чем страниц в телефонной книге Гонолулу.
Я посторонился, пропуская двух белых студентов, которые шли домой, а может, еще куда-нибудь, с двумя склянками выпивки, и чуть на кого-то не налетел. Я повернулся, это оказалась китаянка с ангельским личиком и искрой жизни в глазах.
Она спросила:
— Хочешь прогуляться вокруг света, красавчик?
Второй раз за сегодняшний вечер ко мне обращались с этим словом, к сожалению, назвавший меня так мужчина показался мне более искренним.
Я наклонился так близко, что мог бы поцеловать ее. Вместо этого я прошептал:
— Хочешь заработать пять долларов?
Красные губы улыбнулись, зубы у нее были желтые, а может, просто показались такими в свете бамбуковых факелов. От нее несло духами, это были не «Шанель номер пять», но в них присутствовало какое-то дешевое очарование. Ей было лет шестнадцать — сладостные шестнадцать, как сказал, говоря о Талии, Дэрроу. Два лезвия блестящих черных волос обрамляли ангельское личико.
— Заходи, красавчик, — сказала она.
На этот раз она произнесла свои слова от души.
Она уже было нырнула в свою лачугу, когда я остановил ее, положив ладонь на прохладную, гладкую руку.
— Мне не нужно то, что ты думаешь.
Она нахмурилась.
— Нет привязывать. Даже за пять бакса.
— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Мне нужна информация.
— Хочешь просто говорить?
— Просто хочу поговорить, — тихо сказал я. — Я слышал, что один местный хочет уехать на материк.
Она пожала плечами.
— Много местных хотеть на материк. Разве ты не хочешь прогуляться вокруг света, красавчик?
Очень тихо я произнес:
— Его зовут Дэниел Лайман.
Снова нахмурившись, она задумалась. Потом прошептала:
— Пять долларов, я говорю тебе, где Дэн Лай Ман?
Я кивнул.
— Не говорить ему, кто говорить тебе?
Я еще раз кивнул.
— У него нрав, как у бешеной собаки. — Она погрозила мне пальцем. — Не говорить ему.
— Не говорить ему, — подтвердил я.
— Я говорю тебе, где. Не показываю. Я иду внутрь, потом ты идешь к Дэн Лай Ман.
— Отлично. Где он, к черту?
— Где, к черту, пять бакса?
Я отдал ей бумажку.
Она задрала подол саронга и засунула пятерку за подвязку, где уже торчала пачка зеленых. Она улыбнулась, заметив, что я засмотрелся на ее белые бедра.
— Нравится банк Анны Мае? — спросила она.
— Конечно. Жаль, у меня нет времени сделать еще один вклад.
Она мелодично рассмеялась и, обняв меня руками за шею, прошептала на ухо:
— Есть еще доллар? Мы идем внутрь, ты говоришь Дэн Лайман потом. Делаю тебя счастливым.
Я тихонько оттолкнул ее. Поцеловал указательный палец и коснулся кончика ее носа. Ее хорошенького носика.
— Побереги свои деньги, малышка. Поезжай на материк и найди одного мужчину, которого сделаешь счастливым.
Жизнь забилась в ее глазах, улыбнулась она не слишком-то широко, но искренне.
— Когда-нибудь я делаю это, красавчик. — Потом едва слышно прошептала: — Бородатый человек. — И кивнула в сторону двух сутенеров, игравших в карты.
Затем она скользнула в свою хижину.
Достаточно было одной бороды во все лицо, чтобы я его не узнал, этому способствовали и сумрак, и потусторонний свет факелов. Но идя к яме для барбекю, я достаточно ясно разглядел, что это он, были хорошо видны глубокие следы от оспин.
И пустые глаза Дэниела Лаймана были на месте. И много раз ломанный нос.
Я подошел и остановился около ямы для барбекю, совсем рядом с игроками.
Я обратился к жирному:
— Что в кофейнике? Чай или кофе?
Жирный оторвался от своих карт с видом Микеланджело, которому помешали в его работе над скульптурой.
— Кофе, — буркнул он.
— Можно налить? — вежливо спросил я.
Не поднимая взгляда от карт, Лайман сказал:
— Наливай.
— Спасибо.
Я дотянулся до кофейника и ухватил его за черную ручку. Как бы между прочим произнес:
— Я слышал, кто-то ищет посудину до материка.
Ни Лайман, ни жирный парень ничего не сказали. Вообще никак не отреагировали.
По краю ямы на камнях были расставлены жестяные чашки. Я выбрал относительно чистую — в ней не было ни окурков, ни прочей дряни.
— Я могу помочь, — сказал я, — не задавая никаких вопросов. Частная лодка. Яхта богатого человека. Удобная каюта, и никаких кочегаров по соседству.
— Моя взяла, — сдавленно хихикнул жирный.
— Заткнись, — сказал Лайман, собрал и стал тасовать карты.
— Вы ведь Лайман? — спросил я, медленно наливая в чашку дымящийся кофе.
Лайман взглянул на меня. В его лице было какое-то уродливое благородство, примитивная сила, он походил на вырезанное из камня изображение одного из гавайских богов. Которому, чтобы умилостивить, в деревнях приносили в жертву девственниц.
— Никаких имен, — сказал Лайман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Проститутки, стоявшие прислонясь к дверям своих лачуг, являли собой пеструю тихоокеанскую смесь — японки, китаянки, гавайки и, естественно, самые разные полукровки. До боли юные девушки в шелковых саронгах с тропическим узором, плечи обнажены, босые ноги тоже обнажены ниже колена, на шее и запястьях болтаются бусы, в кроваво-красных губах зажаты сигареты, а на кукольных личиках такие же мертвые, как у кукол, глаза.
Держа изображение Лаймана в памяти, я украдкой разглядывал лица сутенеров и торговцев спиртным из местных, неприятных типов в широких рубашках и штанах. Они стояли держа руки в карманах, и неизвестно, что там было — деньги, сигареты с марихуаной или ножи и пистолеты. Мужчины с темными глазами на темных лицах, круглых лицах, овальных лицах, квадратных лицах, любых лицах, но только не улыбающихся.
В этом месте, где на продажу предлагался грех, поражало отсутствие радости.
Впереди лежала центральная площадь или что-то вроде нее, какая бывает в беспорядочно построенной деревне. Над неглубокой, выложенной камнем ямы для барбекю поднимался легкий дымок, в ней, среди тлеющих углей, стоял кофейник. Рядом, чуть не роняя изо рта сигареты, два сутенера-полинезийца играли в карты за низеньким деревянным столом, совсем не приспособленным для этого занятия. Мужчины сидели практически на корточках, особенно тот, что был повыше, широкоплечий бородатый бандит в грязной белой рубашке и полотняных штанах. У второго игрока, толстой свиньи с жидкими усами и в желто-оранжевой шелковой рубашке, подбородков было больше, чем страниц в телефонной книге Гонолулу.
Я посторонился, пропуская двух белых студентов, которые шли домой, а может, еще куда-нибудь, с двумя склянками выпивки, и чуть на кого-то не налетел. Я повернулся, это оказалась китаянка с ангельским личиком и искрой жизни в глазах.
Она спросила:
— Хочешь прогуляться вокруг света, красавчик?
Второй раз за сегодняшний вечер ко мне обращались с этим словом, к сожалению, назвавший меня так мужчина показался мне более искренним.
Я наклонился так близко, что мог бы поцеловать ее. Вместо этого я прошептал:
— Хочешь заработать пять долларов?
Красные губы улыбнулись, зубы у нее были желтые, а может, просто показались такими в свете бамбуковых факелов. От нее несло духами, это были не «Шанель номер пять», но в них присутствовало какое-то дешевое очарование. Ей было лет шестнадцать — сладостные шестнадцать, как сказал, говоря о Талии, Дэрроу. Два лезвия блестящих черных волос обрамляли ангельское личико.
— Заходи, красавчик, — сказала она.
На этот раз она произнесла свои слова от души.
Она уже было нырнула в свою лачугу, когда я остановил ее, положив ладонь на прохладную, гладкую руку.
— Мне не нужно то, что ты думаешь.
Она нахмурилась.
— Нет привязывать. Даже за пять бакса.
— Нет, — сказал я и улыбнулся. — Мне нужна информация.
— Хочешь просто говорить?
— Просто хочу поговорить, — тихо сказал я. — Я слышал, что один местный хочет уехать на материк.
Она пожала плечами.
— Много местных хотеть на материк. Разве ты не хочешь прогуляться вокруг света, красавчик?
Очень тихо я произнес:
— Его зовут Дэниел Лайман.
Снова нахмурившись, она задумалась. Потом прошептала:
— Пять долларов, я говорю тебе, где Дэн Лай Ман?
Я кивнул.
— Не говорить ему, кто говорить тебе?
Я еще раз кивнул.
— У него нрав, как у бешеной собаки. — Она погрозила мне пальцем. — Не говорить ему.
— Не говорить ему, — подтвердил я.
— Я говорю тебе, где. Не показываю. Я иду внутрь, потом ты идешь к Дэн Лай Ман.
— Отлично. Где он, к черту?
— Где, к черту, пять бакса?
Я отдал ей бумажку.
Она задрала подол саронга и засунула пятерку за подвязку, где уже торчала пачка зеленых. Она улыбнулась, заметив, что я засмотрелся на ее белые бедра.
— Нравится банк Анны Мае? — спросила она.
— Конечно. Жаль, у меня нет времени сделать еще один вклад.
Она мелодично рассмеялась и, обняв меня руками за шею, прошептала на ухо:
— Есть еще доллар? Мы идем внутрь, ты говоришь Дэн Лайман потом. Делаю тебя счастливым.
Я тихонько оттолкнул ее. Поцеловал указательный палец и коснулся кончика ее носа. Ее хорошенького носика.
— Побереги свои деньги, малышка. Поезжай на материк и найди одного мужчину, которого сделаешь счастливым.
Жизнь забилась в ее глазах, улыбнулась она не слишком-то широко, но искренне.
— Когда-нибудь я делаю это, красавчик. — Потом едва слышно прошептала: — Бородатый человек. — И кивнула в сторону двух сутенеров, игравших в карты.
Затем она скользнула в свою хижину.
Достаточно было одной бороды во все лицо, чтобы я его не узнал, этому способствовали и сумрак, и потусторонний свет факелов. Но идя к яме для барбекю, я достаточно ясно разглядел, что это он, были хорошо видны глубокие следы от оспин.
И пустые глаза Дэниела Лаймана были на месте. И много раз ломанный нос.
Я подошел и остановился около ямы для барбекю, совсем рядом с игроками.
Я обратился к жирному:
— Что в кофейнике? Чай или кофе?
Жирный оторвался от своих карт с видом Микеланджело, которому помешали в его работе над скульптурой.
— Кофе, — буркнул он.
— Можно налить? — вежливо спросил я.
Не поднимая взгляда от карт, Лайман сказал:
— Наливай.
— Спасибо.
Я дотянулся до кофейника и ухватил его за черную ручку. Как бы между прочим произнес:
— Я слышал, кто-то ищет посудину до материка.
Ни Лайман, ни жирный парень ничего не сказали. Вообще никак не отреагировали.
По краю ямы на камнях были расставлены жестяные чашки. Я выбрал относительно чистую — в ней не было ни окурков, ни прочей дряни.
— Я могу помочь, — сказал я, — не задавая никаких вопросов. Частная лодка. Яхта богатого человека. Удобная каюта, и никаких кочегаров по соседству.
— Моя взяла, — сдавленно хихикнул жирный.
— Заткнись, — сказал Лайман, собрал и стал тасовать карты.
— Вы ведь Лайман? — спросил я, медленно наливая в чашку дымящийся кофе.
Лайман взглянул на меня. В его лице было какое-то уродливое благородство, примитивная сила, он походил на вырезанное из камня изображение одного из гавайских богов. Которому, чтобы умилостивить, в деревнях приносили в жертву девственниц.
— Никаких имен, — сказал Лайман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87