..
Джози сжала губы. Было ли это ее победой, и если так, то в чем эта победа заключалась?
– Тебе не стоит насмехаться над моей любовью к Сильви и леди Годуин, – продолжил Мейн. – Вероятно, они оказались слишком целомудренными для такого, как я, но зато показали мне, что пора покончить с прежним образом жизни. Ну а ты – ты, случаем, не ревнуешь?
Джози кивнула.
– Я хотела бы, чтобы ты занимался со мной любовью в тайных покоях дворца, в огороде, где угодно, но правда заключается в том, что я ненавижу всех этих твоих любовниц и завидую каждой минуте, проведенной ими с тобой.
Из груди Мейна вырвался хриплый смех.
– Дорогая, ты, вероятно, еще лежала в колыбели, когда я впервые предался любви.
– Ну да, и мне еще повезло, что все эти женщины прошли через твою жизнь до меня. Это они научили тебя всему, что приятно для женщины.
– То есть в моем беспутстве есть и положительная сторона?
– Возможно, но я не леди и не ангел.
– Я тоже не ангел. – Мейн пристально посмотрел на нее, и когда он, осторожно взяв за руку, потянул ее к постели, она не сопротивлялась.
Глава 40
Наконец я понял, что ошибся относительно природы любви. Любовь не имеет ничего общего с желанием: это поиски божественного на земле. Найти женщину, чья душа представляет собой осколок из рая, и боготворить ее, упав ниц к ее ногам, – вот что такое настоящая любовь...
Из мемуаров графа Хеллгейта
Никогда еще отец не казался Терману таким старым. Генри Терман тяжело опустился на стул и дал знак Куперу выйти из комнаты. Потом он, по своему обыкновению, сцепил пальцы рук на коленях – жест, который Элиот Терман ненавидел, потому что джентльмены никогда не делали ничего подобного. От его отца все еще разило печатным станком, как и от деда.
– Нелегко об этом говорить, – начал Терман-старший.
Элиот сел напротив. Он как раз собирался на прогулку в Гайд-парк и больше всего хотел оказаться подальше от этой комнаты и этого тучного человека, пахнущего потом.
– Мы разорены.
– Что?
– Разорены. Я занял денег – думал, что сумею отдать и долг и проценты...
В сбивчивой речи старика Элиот различил одно повторяющееся имя, отдававшееся гулом крови в ушах: Фелтон, Фелтон, Фелтон.
– Кто этот Фелтон? – спросил он наконец.
Отец прервал свою речь и, моргая, посмотрел на него:
– Лусиус Фелтон вершит финансовые дела всего Лондона. Он не стал ждать...
Старик снова принялся бормотать что-то бессвязное, но Терман уже уловил главное: Лусиус Фелтон разорил его семью. Лусиус Фелтон несет ответственность за потерю дома в Кенте – сейчас отец говорил именно об этом; за потерю его, Элиота, содержания; потерю выезда... Лусиус Фелтон. Человек, в руках которого приданое Колбаски и который женат на ее сестре.
Никогда еще за всю жизнь Элиот не чувствовал себя так скверно, как сейчас, глядя в красное лицо отца, говорившего ему что-то. Конечно, имущество его матери останется неприкосновенным, и поэтому они могут удалиться в деревню, где она выросла и где у нее остался небольшой домик. Один из его братьев теперь станет священником...
– Мистер Фелтон, – сообщил Терман-старший, – был настолько добр, что купил твоему младшему брату армейский чин. – Старик замолчал.
Элиот выжидал. Конечно, отец собирался сказать что-то еще, поскольку Фелтон не мог не поставить еще какое-нибудь условие.
Однако этого, судя по всему, не случилось, потому что отец молча смотрел на него с выражением боли и отчаяния.
– Мне жаль тебя, – сказал старик. – Твоя мать и я будем счастливы в деревне: ты знаешь, мы ведь любим простую жизнь. Но ты... Мне не следовало так бездумно обращаться с твоим наследством, сынок.
– Да, не следовало, – ответил Элиот резко. – Как это ты угодил в лапы Фелтона?
– Я не знал... Он всегда был так добр, а потом...
Через пять минут Терман понял все. За последнюю неделю Фелтон скупил все отцовские векселя и завладел типографией. Он «любезно» пощадил мать с ее вдовьей долей и в качестве акта милосердия предоставил им возможность купить брату армейский чин.
– Теперь все дело за тобой, – сказал отец.
– За мной? – удивился Элиот, все еще не совсем осознав слова отца.
– Денег нет, мальчик. Этот дом... – Он обвел взглядом комнату. – Он оплачен только на неделю. Тебе лучше немедленно рассчитать своего слугу. Полагаю, у тебя есть какие-нибудь соображения насчет твоей будущей профессии: должно быть, в этих своих школах ты многому научился.
Элиот погрузился в молчание.
– Я стараюсь не беспокоиться за тебя, – заметил старик. – У тебя столько друзей по Рагби, они помогут тебе выпутаться. Может быть, даже найдут для тебя место секретаря у какого-нибудь вельможи. Ты всегда хорошо писал, не так ли?
Элиот с трудом разомкнул губы.
– Вон! – выкрикнул он.
– Но...
– Вон! Ты разбазарил мое наследство и разрушил мою жизнь. Единственное хорошее, что я вижу во всей этой истории, – это то, что мне не придется больше слушать глупую болтовню выжившего из ума старика! Мы никогда не принадлежали к одному кругу, никогда!
Генри Терман медленно поднялся с места.
– Поверь, ты всегда желанный гость в нашем доме, Элиот. Мы знаем, что ты выше нас, но в трудную минуту ты сможешь вернуться домой.
– Никогда! – бросил Элиот в лицо старику. – Никогда!
Генри Терман, спотыкаясь, вышел из дома, чувствуя себя таким больным и несчастным, каким только может чувствовать оскорбленный человек. Впрочем, он действительно разорил сына, и это особенно огорчало его. Элиота растили как надежду семьи, как молодого джентльмена, собиравшегося вступить в аристократическое общество. Теперь он на короткой ноге со всеми этими лордами и, конечно, приземлится на все четыре лапки. Друзья помогут ему, например Дарлингтон, о котором сын всегда рассказывал с таким восторгом.
Тем временем Элиот Терман приступил к своему спасению.
– Купер! – завопил он. – Карточку!
Купер достаточно долго подслушивал за дверью, чтобы все понять, и уже упаковывал серебро. Хотя он отлично знал, где находится карточка, его ответ прозвучал не слишком обнадеживающе.
– Я ее поищу, сэр, – сказал он и направился в заднюю часть дома, чтобы упаковать серебряный чайник и пару подсвечников, которые ему давно приглянулись.
Через некоторое время, когда все, что он собирался прихватить, было упаковано в две большие коробки, слуга принес Терману карточку. Как он и ожидал, Терман с вожделением прочел: «Гарри Гроун, "Тэтлер"», – и тут же выбежал из дома. Это дало Куперу достаточно времени, чтобы вызвать наемный экипаж, погрузить коробки и исчезнуть. При этом он предусмотрительно оставил входную дверь открытой на случай, если кто-нибудь пожелает навестить хозяев.
Вскоре в дверь вошли два джентльмена и, проследовав в гостиную, придирчиво оглядели скромное имущество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Джози сжала губы. Было ли это ее победой, и если так, то в чем эта победа заключалась?
– Тебе не стоит насмехаться над моей любовью к Сильви и леди Годуин, – продолжил Мейн. – Вероятно, они оказались слишком целомудренными для такого, как я, но зато показали мне, что пора покончить с прежним образом жизни. Ну а ты – ты, случаем, не ревнуешь?
Джози кивнула.
– Я хотела бы, чтобы ты занимался со мной любовью в тайных покоях дворца, в огороде, где угодно, но правда заключается в том, что я ненавижу всех этих твоих любовниц и завидую каждой минуте, проведенной ими с тобой.
Из груди Мейна вырвался хриплый смех.
– Дорогая, ты, вероятно, еще лежала в колыбели, когда я впервые предался любви.
– Ну да, и мне еще повезло, что все эти женщины прошли через твою жизнь до меня. Это они научили тебя всему, что приятно для женщины.
– То есть в моем беспутстве есть и положительная сторона?
– Возможно, но я не леди и не ангел.
– Я тоже не ангел. – Мейн пристально посмотрел на нее, и когда он, осторожно взяв за руку, потянул ее к постели, она не сопротивлялась.
Глава 40
Наконец я понял, что ошибся относительно природы любви. Любовь не имеет ничего общего с желанием: это поиски божественного на земле. Найти женщину, чья душа представляет собой осколок из рая, и боготворить ее, упав ниц к ее ногам, – вот что такое настоящая любовь...
Из мемуаров графа Хеллгейта
Никогда еще отец не казался Терману таким старым. Генри Терман тяжело опустился на стул и дал знак Куперу выйти из комнаты. Потом он, по своему обыкновению, сцепил пальцы рук на коленях – жест, который Элиот Терман ненавидел, потому что джентльмены никогда не делали ничего подобного. От его отца все еще разило печатным станком, как и от деда.
– Нелегко об этом говорить, – начал Терман-старший.
Элиот сел напротив. Он как раз собирался на прогулку в Гайд-парк и больше всего хотел оказаться подальше от этой комнаты и этого тучного человека, пахнущего потом.
– Мы разорены.
– Что?
– Разорены. Я занял денег – думал, что сумею отдать и долг и проценты...
В сбивчивой речи старика Элиот различил одно повторяющееся имя, отдававшееся гулом крови в ушах: Фелтон, Фелтон, Фелтон.
– Кто этот Фелтон? – спросил он наконец.
Отец прервал свою речь и, моргая, посмотрел на него:
– Лусиус Фелтон вершит финансовые дела всего Лондона. Он не стал ждать...
Старик снова принялся бормотать что-то бессвязное, но Терман уже уловил главное: Лусиус Фелтон разорил его семью. Лусиус Фелтон несет ответственность за потерю дома в Кенте – сейчас отец говорил именно об этом; за потерю его, Элиота, содержания; потерю выезда... Лусиус Фелтон. Человек, в руках которого приданое Колбаски и который женат на ее сестре.
Никогда еще за всю жизнь Элиот не чувствовал себя так скверно, как сейчас, глядя в красное лицо отца, говорившего ему что-то. Конечно, имущество его матери останется неприкосновенным, и поэтому они могут удалиться в деревню, где она выросла и где у нее остался небольшой домик. Один из его братьев теперь станет священником...
– Мистер Фелтон, – сообщил Терман-старший, – был настолько добр, что купил твоему младшему брату армейский чин. – Старик замолчал.
Элиот выжидал. Конечно, отец собирался сказать что-то еще, поскольку Фелтон не мог не поставить еще какое-нибудь условие.
Однако этого, судя по всему, не случилось, потому что отец молча смотрел на него с выражением боли и отчаяния.
– Мне жаль тебя, – сказал старик. – Твоя мать и я будем счастливы в деревне: ты знаешь, мы ведь любим простую жизнь. Но ты... Мне не следовало так бездумно обращаться с твоим наследством, сынок.
– Да, не следовало, – ответил Элиот резко. – Как это ты угодил в лапы Фелтона?
– Я не знал... Он всегда был так добр, а потом...
Через пять минут Терман понял все. За последнюю неделю Фелтон скупил все отцовские векселя и завладел типографией. Он «любезно» пощадил мать с ее вдовьей долей и в качестве акта милосердия предоставил им возможность купить брату армейский чин.
– Теперь все дело за тобой, – сказал отец.
– За мной? – удивился Элиот, все еще не совсем осознав слова отца.
– Денег нет, мальчик. Этот дом... – Он обвел взглядом комнату. – Он оплачен только на неделю. Тебе лучше немедленно рассчитать своего слугу. Полагаю, у тебя есть какие-нибудь соображения насчет твоей будущей профессии: должно быть, в этих своих школах ты многому научился.
Элиот погрузился в молчание.
– Я стараюсь не беспокоиться за тебя, – заметил старик. – У тебя столько друзей по Рагби, они помогут тебе выпутаться. Может быть, даже найдут для тебя место секретаря у какого-нибудь вельможи. Ты всегда хорошо писал, не так ли?
Элиот с трудом разомкнул губы.
– Вон! – выкрикнул он.
– Но...
– Вон! Ты разбазарил мое наследство и разрушил мою жизнь. Единственное хорошее, что я вижу во всей этой истории, – это то, что мне не придется больше слушать глупую болтовню выжившего из ума старика! Мы никогда не принадлежали к одному кругу, никогда!
Генри Терман медленно поднялся с места.
– Поверь, ты всегда желанный гость в нашем доме, Элиот. Мы знаем, что ты выше нас, но в трудную минуту ты сможешь вернуться домой.
– Никогда! – бросил Элиот в лицо старику. – Никогда!
Генри Терман, спотыкаясь, вышел из дома, чувствуя себя таким больным и несчастным, каким только может чувствовать оскорбленный человек. Впрочем, он действительно разорил сына, и это особенно огорчало его. Элиота растили как надежду семьи, как молодого джентльмена, собиравшегося вступить в аристократическое общество. Теперь он на короткой ноге со всеми этими лордами и, конечно, приземлится на все четыре лапки. Друзья помогут ему, например Дарлингтон, о котором сын всегда рассказывал с таким восторгом.
Тем временем Элиот Терман приступил к своему спасению.
– Купер! – завопил он. – Карточку!
Купер достаточно долго подслушивал за дверью, чтобы все понять, и уже упаковывал серебро. Хотя он отлично знал, где находится карточка, его ответ прозвучал не слишком обнадеживающе.
– Я ее поищу, сэр, – сказал он и направился в заднюю часть дома, чтобы упаковать серебряный чайник и пару подсвечников, которые ему давно приглянулись.
Через некоторое время, когда все, что он собирался прихватить, было упаковано в две большие коробки, слуга принес Терману карточку. Как он и ожидал, Терман с вожделением прочел: «Гарри Гроун, "Тэтлер"», – и тут же выбежал из дома. Это дало Куперу достаточно времени, чтобы вызвать наемный экипаж, погрузить коробки и исчезнуть. При этом он предусмотрительно оставил входную дверь открытой на случай, если кто-нибудь пожелает навестить хозяев.
Вскоре в дверь вошли два джентльмена и, проследовав в гостиную, придирчиво оглядели скромное имущество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69