Достав тетрадь, Джессалин уселась в кресло у окна. Устроившись поудобнее, она бережно провела ладонью по тисненой коже. В комнате запахло плесенью – золотой обрез был испещрен черными, бархатистыми на ощупь пятнами. Этот запах наполнил Джессалин такой грустью, что у нее заныло сердце.
Между пожелтевшими от времени страницами лежал засушенный цветок примулы. Лепестки стали совсем прозрачными и так высохли, что Джессалин боялась дыхнуть, опасаясь, что они рассыплются в пыль. Стараясь не потревожить цветок, она раскрыла тетрадь на первой странице. Чернила выцвели, но слова еще можно было разобрать… «Сегодня я встретила мужчину…»
Глава 15
Входная дверь открылась, заскрипев несмазанными петлями. Поспешно засунув под подушку толстую пачку счетов, Джессалин уселась на египетскую кушетку с ножками в виде лап крокодила с Наполеоном и «Календарем Уизерби» на коленях. Своему лицу она попыталась придать выражение ангельской невинности.
В холле послышался голос Бекки. Значит, бабушка вернулась. Бабушка упорно продолжала раздавать деньги, которых у них самих давно не было. Вот и сегодня она отправилась покупать костыли для калеки – сына старьевщика. И каждый день покупала огромное количество печеной картошки у тощей, оборванной девочки, торговавшей этим лакомством на углу. Даже Бекку уже подташнивало от этого неизменного блюда. Но у Джессалин язык не поворачивался попросить бабушку экономить на милосердии. Поэтому она продолжала прятать счета и молилась о том, чтобы удача наконец повернулась к Летти лицом.
Тяжелый вздох, невольно вырвавшийся из груди Джессалин, потревожил Наполеона, и тот не замедлил выразить свое возмущение, впившись когтями ей в колени. Так и оставшись весьма небольшого размера, бывший недокормыш отличался крайним своенравием и нахальством. Ему не нравился Лондон, и он никак не мог простить своей хозяйке то, что она привезла его в этот мерзкий город.
В один прекрасный день четыре года назад Майор пришел к бабушке и заявил, что если Летти желают принимать участие в больших скачках, то надо решиться. И вот они перевели лошадей в Ньюмаркет, погрузили свои пожитки в дилижанс и приехали в Лондон, в дом, доставшийся Джессалин в наследство от матери. Вместе с другими, стоявшими стена к стене домами их особняк образовывал небольшую площадь, названную Адельфи-террас.
Снаружи дом был облицован кирпичом и украшен изящными пилястрами. Но убранство больших классических комнат было подобрано в таком странном вкусе, что разве лишь Клеопатра смогла бы чувствовать себя здесь, как дома. Канделябры в форме лотоса, покрытые иероглифами стены, сфинксы, резные шкафы и спинки стульев в виде свернувшихся клубком змей – всего этого было вполне достаточно, но в довершение всего столовую украшал обеденный стол из цельного куска белого мрамора, сделанный в форме саркофага.
Леди Летти каждый раз вздрагивала, входя в эту комнату, а Бекка утверждала, что сфинксы и крокодилы приходят к ней по ночам в кошмарных снах. Джессалин втайне любила этот невероятный дом. Ей нравилось бродить по комнатам и представлять себе, какой была обитавшая здесь женщина. Женщина, предавшая мужа и бросившая единственного ребенка во имя Великой Страсти. Иногда Джессалин подолгу разглядывала себя в зеркале, пытаясь отыскать в себе черты этой женщины. Но не находила. Она видела длинноногую рыжеволосую девушку со слишком большим ртом, точную копию Розали, девчонки с рудника, чудом вышедшей замуж за баронета. Ее истинным домом были бесплодные пустоши и изъеденные морем черные скалы. В ней не было ничего от загадочной, своеобразной женщины, любившей загадочных сфинксов.
Ее воспоминания сохранили образ элегантной, утонченной блондинки с тихим голосом и мелодичным смехом. Джессалин помнила, как эта женщина прижимала ее к груди, пытаясь успокоить, когда она, упав с лестницы, разбила себе лоб. И это было единственное отчетливое воспоминание. Наверное, мать любила ее. Но недостаточно сильно, чтобы ради нее отказаться от Великой Страсти.
Дверь в гостиную распахнулась, и Джессалин подняла голову, ожидая увидеть бабушку. Но вместо леди Летти на пороге возникла взволнованная Бекка Пул с метелкой в одной руке и какой-то бумажкой в другой. Шрам горел на бледной щеке, словно свежий след хлыста. Никогда еще Джессалин не видела верную служанку в таком волнении.
– Бекка, что случилось? Ты заболела? – Джессалин испуганно вскочила с кушетки, к великому неудовольствию Наполеона, который сердито зашипел, цепляясь когтями за, ее юбку. – Что-то с бабушкой? – спросила она, чувствуя, как ледяная рука страха сжимает ее горло.
Черные глаза Бекки постепенно обрели осмысленное выражение.
– Там мужчина.
– Мужчина?
– Ну да, слуга какого-то джентльмена. Принес вам письмо. – С этими словами Бекка протянула Джессалин листок, который сжимала в руке.
Джессалин попыталась взять его, но девушка продолжала крепко сжимать бумагу.
– Бекка!
– А? – Словно выйдя из транса, Бекка наконец разжала руку и произнесла самую романтичную речь, которую Джессалин когда-либо от нее слышала: – Этот человек, мисс, слуга джентльмена – я никогда не видела более красивого мужчины. У него золотые волосы, мисс, а глаза… глаза цвета старого бренди. И такие грустные. Ну прямо как у распятого Христа на той картине, в соборе Святого Павла. Он посмотрел на меня, и у меня словно оторвалось что-то. Вот здесь. – Бекка провела по животу и тут-то заметила в своей руке метелку. Она озадаченно посмотрела на нее, как будто впервые в жизни видела этот предмет.
– Мисс Джессалин, что же это такое? Никогда такого со мной не было. Может быть, это дьявол переоделся ангелом и пришел меня заколдовать? Так ведь я специальный амулет против заклинаний ношу. – Бекка драматическим жестом поднесла руку к шее, на которой висел кожаный шнурок. – Честное слово, мисс, когда он посмотрел на меня этими своими глазами, меня аж пот прошиб!
Джессалин разбирал смех, но, не желая обидеть Бекку, она сделала вид, что закашлялась.
– Может быть, тебе стоит прилечь на часок, чтобы немного успокоить нервы?
– Точно, мисс. Мне это всегда помогает. А то от моих нервов уже вообще ничего не осталось.
Бекка повернулась и нетвердой походкой лунатика направилась в свою комнату. Джессалин разгладила изрядно помятое письмо. Она испытывала странное, но приятное возбуждение – ведь ей еще ни разу в жизни не приходилось получать письма. Тем более написанные на дорогой бумаге кремового цвета с золотым обрезом. Сломав сургучную печать, Джессалин развернула письмо. На пол спланировала банкнота. Их в письме оказалось пять – пять бумажек по десять фунтов каждая. Джессалин еще раз со всех сторон оглядела письмо, но единственное, что ей удалось обнаружить, была подпись – «Сирхэй».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Между пожелтевшими от времени страницами лежал засушенный цветок примулы. Лепестки стали совсем прозрачными и так высохли, что Джессалин боялась дыхнуть, опасаясь, что они рассыплются в пыль. Стараясь не потревожить цветок, она раскрыла тетрадь на первой странице. Чернила выцвели, но слова еще можно было разобрать… «Сегодня я встретила мужчину…»
Глава 15
Входная дверь открылась, заскрипев несмазанными петлями. Поспешно засунув под подушку толстую пачку счетов, Джессалин уселась на египетскую кушетку с ножками в виде лап крокодила с Наполеоном и «Календарем Уизерби» на коленях. Своему лицу она попыталась придать выражение ангельской невинности.
В холле послышался голос Бекки. Значит, бабушка вернулась. Бабушка упорно продолжала раздавать деньги, которых у них самих давно не было. Вот и сегодня она отправилась покупать костыли для калеки – сына старьевщика. И каждый день покупала огромное количество печеной картошки у тощей, оборванной девочки, торговавшей этим лакомством на углу. Даже Бекку уже подташнивало от этого неизменного блюда. Но у Джессалин язык не поворачивался попросить бабушку экономить на милосердии. Поэтому она продолжала прятать счета и молилась о том, чтобы удача наконец повернулась к Летти лицом.
Тяжелый вздох, невольно вырвавшийся из груди Джессалин, потревожил Наполеона, и тот не замедлил выразить свое возмущение, впившись когтями ей в колени. Так и оставшись весьма небольшого размера, бывший недокормыш отличался крайним своенравием и нахальством. Ему не нравился Лондон, и он никак не мог простить своей хозяйке то, что она привезла его в этот мерзкий город.
В один прекрасный день четыре года назад Майор пришел к бабушке и заявил, что если Летти желают принимать участие в больших скачках, то надо решиться. И вот они перевели лошадей в Ньюмаркет, погрузили свои пожитки в дилижанс и приехали в Лондон, в дом, доставшийся Джессалин в наследство от матери. Вместе с другими, стоявшими стена к стене домами их особняк образовывал небольшую площадь, названную Адельфи-террас.
Снаружи дом был облицован кирпичом и украшен изящными пилястрами. Но убранство больших классических комнат было подобрано в таком странном вкусе, что разве лишь Клеопатра смогла бы чувствовать себя здесь, как дома. Канделябры в форме лотоса, покрытые иероглифами стены, сфинксы, резные шкафы и спинки стульев в виде свернувшихся клубком змей – всего этого было вполне достаточно, но в довершение всего столовую украшал обеденный стол из цельного куска белого мрамора, сделанный в форме саркофага.
Леди Летти каждый раз вздрагивала, входя в эту комнату, а Бекка утверждала, что сфинксы и крокодилы приходят к ней по ночам в кошмарных снах. Джессалин втайне любила этот невероятный дом. Ей нравилось бродить по комнатам и представлять себе, какой была обитавшая здесь женщина. Женщина, предавшая мужа и бросившая единственного ребенка во имя Великой Страсти. Иногда Джессалин подолгу разглядывала себя в зеркале, пытаясь отыскать в себе черты этой женщины. Но не находила. Она видела длинноногую рыжеволосую девушку со слишком большим ртом, точную копию Розали, девчонки с рудника, чудом вышедшей замуж за баронета. Ее истинным домом были бесплодные пустоши и изъеденные морем черные скалы. В ней не было ничего от загадочной, своеобразной женщины, любившей загадочных сфинксов.
Ее воспоминания сохранили образ элегантной, утонченной блондинки с тихим голосом и мелодичным смехом. Джессалин помнила, как эта женщина прижимала ее к груди, пытаясь успокоить, когда она, упав с лестницы, разбила себе лоб. И это было единственное отчетливое воспоминание. Наверное, мать любила ее. Но недостаточно сильно, чтобы ради нее отказаться от Великой Страсти.
Дверь в гостиную распахнулась, и Джессалин подняла голову, ожидая увидеть бабушку. Но вместо леди Летти на пороге возникла взволнованная Бекка Пул с метелкой в одной руке и какой-то бумажкой в другой. Шрам горел на бледной щеке, словно свежий след хлыста. Никогда еще Джессалин не видела верную служанку в таком волнении.
– Бекка, что случилось? Ты заболела? – Джессалин испуганно вскочила с кушетки, к великому неудовольствию Наполеона, который сердито зашипел, цепляясь когтями за, ее юбку. – Что-то с бабушкой? – спросила она, чувствуя, как ледяная рука страха сжимает ее горло.
Черные глаза Бекки постепенно обрели осмысленное выражение.
– Там мужчина.
– Мужчина?
– Ну да, слуга какого-то джентльмена. Принес вам письмо. – С этими словами Бекка протянула Джессалин листок, который сжимала в руке.
Джессалин попыталась взять его, но девушка продолжала крепко сжимать бумагу.
– Бекка!
– А? – Словно выйдя из транса, Бекка наконец разжала руку и произнесла самую романтичную речь, которую Джессалин когда-либо от нее слышала: – Этот человек, мисс, слуга джентльмена – я никогда не видела более красивого мужчины. У него золотые волосы, мисс, а глаза… глаза цвета старого бренди. И такие грустные. Ну прямо как у распятого Христа на той картине, в соборе Святого Павла. Он посмотрел на меня, и у меня словно оторвалось что-то. Вот здесь. – Бекка провела по животу и тут-то заметила в своей руке метелку. Она озадаченно посмотрела на нее, как будто впервые в жизни видела этот предмет.
– Мисс Джессалин, что же это такое? Никогда такого со мной не было. Может быть, это дьявол переоделся ангелом и пришел меня заколдовать? Так ведь я специальный амулет против заклинаний ношу. – Бекка драматическим жестом поднесла руку к шее, на которой висел кожаный шнурок. – Честное слово, мисс, когда он посмотрел на меня этими своими глазами, меня аж пот прошиб!
Джессалин разбирал смех, но, не желая обидеть Бекку, она сделала вид, что закашлялась.
– Может быть, тебе стоит прилечь на часок, чтобы немного успокоить нервы?
– Точно, мисс. Мне это всегда помогает. А то от моих нервов уже вообще ничего не осталось.
Бекка повернулась и нетвердой походкой лунатика направилась в свою комнату. Джессалин разгладила изрядно помятое письмо. Она испытывала странное, но приятное возбуждение – ведь ей еще ни разу в жизни не приходилось получать письма. Тем более написанные на дорогой бумаге кремового цвета с золотым обрезом. Сломав сургучную печать, Джессалин развернула письмо. На пол спланировала банкнота. Их в письме оказалось пять – пять бумажек по десять фунтов каждая. Джессалин еще раз со всех сторон оглядела письмо, но единственное, что ей удалось обнаружить, была подпись – «Сирхэй».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117