– Такими темпами мы будем ехать не меньше часа, – посетовала она, когда их красный экипаж, проехав очередные несколько дюймов, снова остановился. – Пешком мы бы уже десять раз дошли.
– Пешком на приемы не ходят, девочка, – парировала леди Летти. – Это как-то не принято. – Открыв серебряную табакерку, она достала понюшку себе и предложила Кларенсу Титвеллу. Тот отказался. В тесной полутьме распространился сильный запах амбры и горького миндаля.
Леди Летти громко чихнула в платок.
– Какое прискорбное зрелище, – сказала она и еще раз чихнула. – Такое впечатление, что весь Лондон устремился на прием к этому Гамильтону. Куда катится мир? Этот человек – самый обычный торговец зерном.
– Алоизий Гамильтон еще и банкир, – возразил Кларенс. – И очень многие люди должны ему деньги.
Леди Летти презрительно фыркнула.
– Ага! Значит, ты тоже ему должен? – Она с любопытством оглядела отделанный голубым атласом и черной кожей экипаж Титвелла для городских выездов. Было сразу видно, что он обошелся недешево. – И много?
Кларенс тихо рассмеялся.
– Я тоже банкир, леди Летти. Я даю деньги в долг, а не беру.
– Титвелл, в приличном обществе не принято говорить ни о деньгах, ни о долгах, – перебила его старая леди, напрочь забыв, что заговорила об этом первая. – И если ты хочешь когда-нибудь, чтобы тебе не напоминали о твоем происхождении, то тебе придется думать о таких вещах.
– Бабушка, пожалуйста… – Джессалин украдкой взглянула на Кларенса, но если он и был обижен, то ничем этого не выдал. На его бледном лице блуждала улыбка, словно что-то очень забавляло его.
Экипаж, чьи колеса до этого громко стучали по булыжной мостовой, вдруг дернулся и беззвучно въехал на солому, разбросанную перед особняком Гамильтонов специально, чтобы заглушить шум. Все незашторенные окна были ярко освещены, а у входа на высоких шестах горели многочисленные фонари. К дверце экипажа тотчас же подбежал мальчик-слуга и распахнул ее.
Но стоило им ступить на землю, как какой-то беспризорник, протиснувшись между лакеями и форейторами, принялся тыкать им в лицо ржавым чайным подносом.
– Купите имбирные пряники, господа. Свежие, только что из печки, – кричал он.
Леди Летти открыла ридикюль, но кучер уже отогнал мальчишку взмахом кнута.
– Не делайте этого, – посоветовал Кларенс. – Если вы у него что-нибудь купите, тотчас же набежит еще десяток других. Вы же не можете кормить их всех.
И действительно вокруг экипажей вилось не меньше сотни оборванных мальчишек. Повсюду виднелись бледные, худые любопытные лица. Воздух наполняли запахи их немытых тел и лохмотьев, перебивая даже запах конского навоза. Их пронзительные крики напомнили Джессалин крики чаек над утесами Корнуолла.
Взяв бабушку под руку, она ласково прижалась к ней. В мерцающем свете факелов лицо старой леди исказилось от боли. Джессалин знала, что это из-за детей. За четыре года в Лондоне леди Летти так и не смогла привыкнуть к виду маленьких обитателей лондонских трущоб. Розали, дочь рудокопа, никогда не забывала о том, что это значит – ложиться вечером на кучу лохмотьев, когда желудок сжимается от голода.
Мальчик-слуга проводил их по лестнице к входной двери. Вонь навоза и грязных тел сменилась ароматом самых дорогих восковых свечей, цветов и разнообразных духов. Внутри их встретил лакей в напудренном парике и роскошной ливрее и, зычно выкрикивая каждый слог, объявил об их приезде.
Супруги Гамильтон встречали гостей на верхней площадке длинной мраморной лестнице. Физиономию коренастого толстяка украшали огромные, лихо закрученные усы. Казалось, если их распрямить, они могли бы трижды обвить его шею. Густо нарумяненная миссис Гамильтон была вся увешана драгоценностями.
Бальный зал ярко освещали недавно вошедшие в обиход, газовые люстры. Десятки граненых стеклянных шаров свисали с потолка и в оконных нишах, отражая свет и усиливая его в тысячи раз. В этом году дамская мода требовала украшать, прически перьями, а потому зал напоминал вольеру экзотических птиц.
– Бабушка обнаружила столы для игры в фараон, – шепнула Джессалин Кларенсу, когда они оказались лицом к лицу в первой кадрили. – Понятия не имею, откуда она возьмет деньги. Остается надеяться, что она не станет играть в долг.
– Признаюсь, я одолжил ей несколько фунтов, – сказал Кларенс. – Я подумал, что это скрасит ей вечер. – Он широко улыбнулся, показывая щербинку между передними зубами, придававшую его улыбке что-то мальчишеское. В бутылочно-зеленом бархатном фраке, необыкновенно шедшем к его глазам и светлым волосам, он казался особенно красивым.
– Впредь не станешь признаваться, что ты банкир, – рассмеялась Джессалин. К своему верному кавалеру она испытывала странную нежность, а также чувство вины за то, что пообещала выйти за него замуж, хотя сердце ее по-прежнему принадлежало Маккейди. И, наверное, будет принадлежать всегда. – Я тебе обязательно отдам. Потому что иначе бабушка, проигравшись, попробует продать тебе одну из своих табакерок…
– А я ее куплю, а после продам тебе. Идет? – Его улыбка была такой нежной и теплой, что у Джессалин в горле застрял мешавший говорить комок.
– Кларенс, я… Ты настоящий друг.
Танец закончился, но Кларенс продолжал держать ее руку, пристально и напряженно заглядывая в глаза.
– Надеюсь, что я все-таки больше, чем просто друг, – проговорил он.
Джессалин убрала руку.
– Я… Тебе не кажется, что здесь слишком душно. Может быть, выпьем по бокалу шампанского?
Кларенс продолжал смотреть ей в глаза. Оба молчали. Джессалин затаила дыхание, боясь одного – что он выскажет вслух то, что она без труда читала в его глазах. Но вот он отвел взгляд – момент был упущен.
– Да, конечно, – согласился Кларенс и, поклонившись, отправился за напитками.
Джессалин смотрела на танцующих. Сердце сжалось от сладкой боли: она вспомнила о том далеком лете, когда на своем первом взрослом балу танцевала с Маккейди… Как он поддразнивал ее, когда она наступала ему на ноги, как у нее кружилась голова, как…
Он появился так неожиданно, что Джессалин показалось, что он возник в бальной зале прямо из ее воспоминаний. И вот он стоит здесь, на пороге и рассматривает зал с таким видом, словно он – Черный принц, а все остальные – его подданные. Сердце Джессалин провалилось куда-то вниз, она затаила дыхание.
Маккейди неторопливо повернулся, чтобы поздороваться с хозяином, а Джессалин не отрываясь смотрела на его гордый профиль. Его длинные волосы и пиратская серьга в ухе удивительно контрастировали с изысканной толпой. Мускулистая фигура тоже казалось слишком мужественной для элегантной бальной одежды. «Он не принадлежит к светскому обществу. Он здесь совершенно чужой», – подумала Джессалин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117