Немедленно.
Он стоял в тени колонн портика и смотрел, как она уезжает. Вся улица была запружена экипажами, кучера переругивались. Гости еще и не думали разъезжаться.
Он видел, как щегольской экипаж Титвелла свернул за угол и пропал из виду.
– Лорд Сирхэй?
Он обернулся. В свете мерцающих факелов перед ним стояла Эмили Гамильтон. На ее хорошеньком личике застыла смесь обожания и страха.
– Что вам угодно? – сухо поинтересовался он. Но тотчас же пожалел о своей невольной грубости. Они помолвлены уже три дня, но девушка все еще не могла заставить себя называть его по имени. Видимо, и в брачную ночь она назовет его лорд Сирхэй.
– Отец хочет поговорить с вами, милорд. – Эмили попыталась улыбнуться, но губы предательски дрожали.
Ему хотелось ненавидеть эту женщину, но ненависть не приходила. Ведь не ее вина, что она – не та, другая.
– Я никак не могу понять, зачем тебе и Титвеллу понадобилось ехать на это сборище, – ворчливо сказала леди Летти, едва они вошли в дом. – Но раз уж мы оказались там, то могли задержаться еще на пару часов. Однако тебе срочно приспичило уезжать как раз в тот момент, когда мне начала улыбаться удача. Ну ладно, хватит об этом. Я ложусь спать.
– Извини, бабушка. Спокойной ночи, – сказала Джессалин ей вслед. Она стояла на пороге, открыв входную дверь и подставив лицо легкому бризу, дувшему с реки. Внезапно ей страстно захотелось обратно в Корнуолл. Домой.
Горло сжималось от невыплаканных слез, требовавших немедленного выхода. Начав плакать, Джессалин уже не могла остановиться. Слезы продолжали течь и течь.
– Добрый вечер, мистер Титвелл, сэр, – сказала Бекка. – Вы сегодня такой красивый. И одеты с иголочки. Любой девушке голову вскружите. – Бекка хихикнула, подмигнула Кларенсу и отправилась догонять леди Летти.
Кларенс нерешительно коснулся руки Джессалин.
– Постоишь со мной над рекой?
– Без дуэньи? – Джессалин заставила себя улыбнуться. – Разве можно? Подумай о своей репутации.
Ответной улыбки не последовало. Кларенс, как это бывало всегда, не понимал шуток Джессалин. Бедный Кларенс. В его мире все было так до ужаса серьезно.
– Джессалин, я тебя знаю всю жизнь, – вымолвил он наконец. – Разве мое поведение когда-нибудь хоть чем-то угрожало твоей репутации?
– Никогда, – вздохнула Джесалин. Почти никогда. Он дважды целовал ее. Второй раз в тот день, когда она согласилась стать его женой, а первый – на ярмарке, в то лето, когда ей было шестнадцать. В то самое лето, когда она узнала, что такое любовь. Правда, любовь эта предназначалась отнюдь не Кларенсу.
Она подошла вместе с ним к решетчатому парапету. Внизу виднелись крыши складов, где сейчас не было никого, кроме бродяг, живших в норах, будто кроты. Тихими ночами оттуда доносились потрескивание костров и пьяный смех. Сегодня река была совершенно спокойна, и в ней отражались огни лодок и фонарей.
Кларенс откашлялся.
– Джессалин, скажи, ты наконец решила, на какой день лучше назначить нашу свадьбу?
– Ах, Кларенс… – Джессалин заставила себя повернуться к нему лицом. Она боялась, что даже в темноте он увидит, как она несчастна.
– Мне казалось, что ты так же, как и я, хочешь поскорее начать нашу совместную жизнь.
– Ах, Кларенс… Мне так неловко перед тобой. – Джессалин коснулась его напрягшейся руки. – Ты мой самый лучший друг, и я люблю тебя: Но теперь я понимаю, что это совсем не та любовь, которая тебе нужна. Не та, которая связывает мужа и жену. Я…
– Другими словами, ты хочешь мне сказать, что передумала?
Джессалин тяжело вздохнула.
– Прости.
– Понятно. – Кларенс отвернулся и крепко сжал руками чугунные перила. Его голос прозвучал спокойно и веско. – Ваши долги в Лондоне и Ньюмаркете растут, хотя мне известно, что ты всеми силами пыталась скрыть истинное положение вещей и от меня, и от бабушки. Но так не может продолжаться вечно, Джессалин. И что же тогда? Стать гувернанткой? Или компаньонкой у какой-то капризной старухи с бесчисленными болячками и кучей вонючих собачонок?
Джессалин вспомнила о своей авантюре в воксхолльской ротонде и невольно хихикнула.
– В случае чего я всегда могу под вымышленным именем поступить в цирк.
Кларенс резко повернулся к ней.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Нет-нет, Кларенс, что ты. Прости.
«Вот и все, что я могу ему сказать, – подумала она. – Прости, прости, прости…» В груди тлела тупая, неослабевающая боль. Джессалин попыталась освободиться от нее, глубоко вздохнув. Но это не помогло.
– Я совсем не в таких стесненных обстоятельствах, как ты пытаешься представить, – сказала она. – До весны мы как-нибудь перебьемся, а потом переедем в Энд-коттедж, чтобы бабушка могла дышать морским воздухом. Затем, если Голубая Луна поправится, мы снова поедем в Эпсон на дерби. Победитель получит тысячу фунтов. Кларенс рассмеялся резким, неприятным смехом.
– Надо еще победить! О Господи, Джессалин… – Он нервно потер переносицу. – Я люблю тебя. Я люблю тебя уже много лет. Все, чего я достиг в этой жизни – место в парламенте, дом на площади Беркли, приличное состояние, близкое получение титула, – всего этого я добивался, чтобы стать достойным тебя. – Теперь его голос звенел. – Джессалин, я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Джессалин закрыла глаза. Он ее близкий друг, а она невольно причинила ему боль. Мысль об этом была невыносима.
– М-может быть, мне просто нужно еще немного подумать, – пролепетала она и тотчас же поняла, что это всего лишь трусливая отговорка. Но в ту минуту она была просто не в состоянии говорить серьезно.
Рука Кларенса до боли сжала ее плечо.
– Сколько? Сколько времени тебе нужно, чтобы ре шить, хочешь ты выйти за меня замуж или нет. Джессалин открыла глаза. На лице Кларенса отражалась целая гамма чувств – и обида, и отчаяние, и проблеск надежды. Она знала его с шести лет. Они были друзьями. Они были…
– Просто еще немного, Кларенс. Пожалуйста. Дай мне подумать до весны, как мы и планировали.
Маккейди… Лорд Сирхэй к тому времени уже будет женат на богатой наследнице. И, может быть, ей удастся до тех пор смириться с этой мыслью. Хотя… О Господи, как же можно смириться с таким?
Кларенс отпустил ее руку и поправил галстук, словно приводя себя в порядок после вспышки несвойственных ему эмоций.
– Надеюсь, ты все же хорошенько поразмыслишь над тем, что я тебе сказал, Джессалин. Видимо, тебе трудно преодолеть характерный для многих женщин страх перед таким ответственным шагом. Это пройдет. Потом ты и сама поймешь, что я был прав.
Джессалин, обрадовавшись, что ей удалось успокоить его, вновь почувствовала угрызения совести. Кларенс легонько потрепал ее по щеке.
– Подумай о том, какую жизнь я могу предложить тебе и твоей бабушке. А еще лучше – подумай о том, как сильно я тебя люблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Он стоял в тени колонн портика и смотрел, как она уезжает. Вся улица была запружена экипажами, кучера переругивались. Гости еще и не думали разъезжаться.
Он видел, как щегольской экипаж Титвелла свернул за угол и пропал из виду.
– Лорд Сирхэй?
Он обернулся. В свете мерцающих факелов перед ним стояла Эмили Гамильтон. На ее хорошеньком личике застыла смесь обожания и страха.
– Что вам угодно? – сухо поинтересовался он. Но тотчас же пожалел о своей невольной грубости. Они помолвлены уже три дня, но девушка все еще не могла заставить себя называть его по имени. Видимо, и в брачную ночь она назовет его лорд Сирхэй.
– Отец хочет поговорить с вами, милорд. – Эмили попыталась улыбнуться, но губы предательски дрожали.
Ему хотелось ненавидеть эту женщину, но ненависть не приходила. Ведь не ее вина, что она – не та, другая.
– Я никак не могу понять, зачем тебе и Титвеллу понадобилось ехать на это сборище, – ворчливо сказала леди Летти, едва они вошли в дом. – Но раз уж мы оказались там, то могли задержаться еще на пару часов. Однако тебе срочно приспичило уезжать как раз в тот момент, когда мне начала улыбаться удача. Ну ладно, хватит об этом. Я ложусь спать.
– Извини, бабушка. Спокойной ночи, – сказала Джессалин ей вслед. Она стояла на пороге, открыв входную дверь и подставив лицо легкому бризу, дувшему с реки. Внезапно ей страстно захотелось обратно в Корнуолл. Домой.
Горло сжималось от невыплаканных слез, требовавших немедленного выхода. Начав плакать, Джессалин уже не могла остановиться. Слезы продолжали течь и течь.
– Добрый вечер, мистер Титвелл, сэр, – сказала Бекка. – Вы сегодня такой красивый. И одеты с иголочки. Любой девушке голову вскружите. – Бекка хихикнула, подмигнула Кларенсу и отправилась догонять леди Летти.
Кларенс нерешительно коснулся руки Джессалин.
– Постоишь со мной над рекой?
– Без дуэньи? – Джессалин заставила себя улыбнуться. – Разве можно? Подумай о своей репутации.
Ответной улыбки не последовало. Кларенс, как это бывало всегда, не понимал шуток Джессалин. Бедный Кларенс. В его мире все было так до ужаса серьезно.
– Джессалин, я тебя знаю всю жизнь, – вымолвил он наконец. – Разве мое поведение когда-нибудь хоть чем-то угрожало твоей репутации?
– Никогда, – вздохнула Джесалин. Почти никогда. Он дважды целовал ее. Второй раз в тот день, когда она согласилась стать его женой, а первый – на ярмарке, в то лето, когда ей было шестнадцать. В то самое лето, когда она узнала, что такое любовь. Правда, любовь эта предназначалась отнюдь не Кларенсу.
Она подошла вместе с ним к решетчатому парапету. Внизу виднелись крыши складов, где сейчас не было никого, кроме бродяг, живших в норах, будто кроты. Тихими ночами оттуда доносились потрескивание костров и пьяный смех. Сегодня река была совершенно спокойна, и в ней отражались огни лодок и фонарей.
Кларенс откашлялся.
– Джессалин, скажи, ты наконец решила, на какой день лучше назначить нашу свадьбу?
– Ах, Кларенс… – Джессалин заставила себя повернуться к нему лицом. Она боялась, что даже в темноте он увидит, как она несчастна.
– Мне казалось, что ты так же, как и я, хочешь поскорее начать нашу совместную жизнь.
– Ах, Кларенс… Мне так неловко перед тобой. – Джессалин коснулась его напрягшейся руки. – Ты мой самый лучший друг, и я люблю тебя: Но теперь я понимаю, что это совсем не та любовь, которая тебе нужна. Не та, которая связывает мужа и жену. Я…
– Другими словами, ты хочешь мне сказать, что передумала?
Джессалин тяжело вздохнула.
– Прости.
– Понятно. – Кларенс отвернулся и крепко сжал руками чугунные перила. Его голос прозвучал спокойно и веско. – Ваши долги в Лондоне и Ньюмаркете растут, хотя мне известно, что ты всеми силами пыталась скрыть истинное положение вещей и от меня, и от бабушки. Но так не может продолжаться вечно, Джессалин. И что же тогда? Стать гувернанткой? Или компаньонкой у какой-то капризной старухи с бесчисленными болячками и кучей вонючих собачонок?
Джессалин вспомнила о своей авантюре в воксхолльской ротонде и невольно хихикнула.
– В случае чего я всегда могу под вымышленным именем поступить в цирк.
Кларенс резко повернулся к ней.
– Ты что, смеешься надо мной?
– Нет-нет, Кларенс, что ты. Прости.
«Вот и все, что я могу ему сказать, – подумала она. – Прости, прости, прости…» В груди тлела тупая, неослабевающая боль. Джессалин попыталась освободиться от нее, глубоко вздохнув. Но это не помогло.
– Я совсем не в таких стесненных обстоятельствах, как ты пытаешься представить, – сказала она. – До весны мы как-нибудь перебьемся, а потом переедем в Энд-коттедж, чтобы бабушка могла дышать морским воздухом. Затем, если Голубая Луна поправится, мы снова поедем в Эпсон на дерби. Победитель получит тысячу фунтов. Кларенс рассмеялся резким, неприятным смехом.
– Надо еще победить! О Господи, Джессалин… – Он нервно потер переносицу. – Я люблю тебя. Я люблю тебя уже много лет. Все, чего я достиг в этой жизни – место в парламенте, дом на площади Беркли, приличное состояние, близкое получение титула, – всего этого я добивался, чтобы стать достойным тебя. – Теперь его голос звенел. – Джессалин, я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Джессалин закрыла глаза. Он ее близкий друг, а она невольно причинила ему боль. Мысль об этом была невыносима.
– М-может быть, мне просто нужно еще немного подумать, – пролепетала она и тотчас же поняла, что это всего лишь трусливая отговорка. Но в ту минуту она была просто не в состоянии говорить серьезно.
Рука Кларенса до боли сжала ее плечо.
– Сколько? Сколько времени тебе нужно, чтобы ре шить, хочешь ты выйти за меня замуж или нет. Джессалин открыла глаза. На лице Кларенса отражалась целая гамма чувств – и обида, и отчаяние, и проблеск надежды. Она знала его с шести лет. Они были друзьями. Они были…
– Просто еще немного, Кларенс. Пожалуйста. Дай мне подумать до весны, как мы и планировали.
Маккейди… Лорд Сирхэй к тому времени уже будет женат на богатой наследнице. И, может быть, ей удастся до тех пор смириться с этой мыслью. Хотя… О Господи, как же можно смириться с таким?
Кларенс отпустил ее руку и поправил галстук, словно приводя себя в порядок после вспышки несвойственных ему эмоций.
– Надеюсь, ты все же хорошенько поразмыслишь над тем, что я тебе сказал, Джессалин. Видимо, тебе трудно преодолеть характерный для многих женщин страх перед таким ответственным шагом. Это пройдет. Потом ты и сама поймешь, что я был прав.
Джессалин, обрадовавшись, что ей удалось успокоить его, вновь почувствовала угрызения совести. Кларенс легонько потрепал ее по щеке.
– Подумай о том, какую жизнь я могу предложить тебе и твоей бабушке. А еще лучше – подумай о том, как сильно я тебя люблю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117