Он устало опустился на скамью, дрожа всем телом.
Все на корабле изумлялись этой встрече и говорили, что история достойна того, чтобы запомнить ее и рассказать другим. Орм продолжал стоять задумчиво и смотреть на слепого.
— Было бы неправдой сказать, что я узнал тебя, — произнес он наконец. — Уж слишком ты изменился, и виделись мы с тобой в последний раз очень давно. Но ты поедешь со мной домой, ибо там есть человек, который сразу сможет узнать тебя, если ты тот, за кого выдаешь себя. Ибо мать моя еще жива, и она, бывало, рассказывала о тебе. Поистине, Бог направлял твой путь, раз ты, слепой, сумел вернуться домой и найти меня и мать.
Затем Орм с Улофом начали торговаться с купцами о соли, и оба они поразились алчности гутов, едва речь зашла о цене. Из команды на корабле многие имели свою долю и в товаре, и в самом судне, и все они были одинаковы: благодушные во всем остальном, но острые, как лезвие ножа, когда речь заходила об их торговых делах.
— Мы никого не неволим, — говорили они покупателям, — мы не навязываем ни нашу соль, ни другие товары. Но тот, кто пришел купить у нас что-нибудь, должен заплатить нам требуемую сумму, или же пусть идет себе восвояси. Да, мы богаче других и собираемся разбогатеть еще больше. Ибо мы, гуты, отличаемся своим умом. Мы не разбойники и не грабители, в отличие от многих, мы извлекаем себе выгоду из честной торговли. А вам известно лучше, чем нам, что такое сейчас торговать солью. Слава королю Свейну, который позволяет нам запрашивать высокую цену!
— Тот, кто нахваливает короля Свейна, большим умом не отличается, — мрачно сказал Орм. — И сдается мне, что легче договориться с грабителями да убийцами, чем с вами.
— Мы часто слышим подобные слова, — сказали гуты, — но это неправда. Взгляни на своего несчастного брата, которого ты встретил на нашем корабле. У него за поясом серебро, причем немалое. Но никто из нас не позарился на его богатство, он просто платит нам за дорогу и пропитание. Другие отобрали бы у него серебро, а его самого выбросили за борт, в море. Но мы люди честные, хотя многие и не желают признать это. Конечно, если бы у него было золото, то, возможно, с ним бы обошлись иначе, потому что против золота никто не устоит.
— Как я тоскую по морю, — сказал Орм, — хотя бы потому, что мог бы встретить там такой вот корабль, как этот.
— Многие так думают, — засмеялись гуты, — но кто попытался напасть на нас, долго потом залечивал свои раны. Так что знай, что мы сильны и не страшимся сражения, если это понадобится. Мы боялись только Стюрбьерна, но после него — никого. Так что решайте, будете вы покупать у нас соль или нет. Нас ждут еще покупатели.
Улоф Летняя Птичка заплатил за свои мешки с солью без дальнейших объяснений, но Орм все продолжал ворчать, подсчитав свои деньги. Его брат прикоснулся к нему: он заботливо вложил в руку Орма горсть серебряных монет.
— Глядите, — заговорили гуты, — мы так и знали: у него много серебра. Теперь уж нет никаких сомнений в том, что он твой брат.
Орм в нерешительности посмотрел на серебро, а затем сказал:
— От тебя, Аре, я приму эти деньги. Но ты не думай, что я жадный или нищий. Моих денег хватит и на меня, и на тебя тоже. Просто всегда стыдно переплачивать торговцам, тем более таким, как эти.
— Здесь они сильнее нас, — сказал Улоф, — и нам нужна соль, чего бы это ни стоило. Но правда и то, что надо быть очень богатым чтобы покупать товар у гутов.
Они коротко распрощались с гутами и, доплыв до берега, отправились со своей солью домой. Орм и сам не знал, радоваться ему или печалиться о том, что он везет с собой нашедшегося брата-калеку.
На обратном пути, когда они остановились на ночлег, Орм с Улофом попытались расспросить беднягу и понять, что же случилось с Аре на чужбине. Улоф Летняя Птичка, который сам служил охранником в варяжской дружине в Миклагарде, никогда не встречал там Аре. Но им удалось выяснить, что тот служил хёвдингом на одном из кораблей императора. И похоже, его увечья были следствием не какого-нибудь наказания, а плена или сражения. Но то, что это дело рук византийцев, не подлежало никакому сомнению. Больше ничего Орм с Улофом не добились от слепого, как ни пытались угадать; своими вопросами, что с ним случилось. Ибо все, что мог делать Аре, — это кивать головой, и было заметно, что он очень расстроен из-за этого; они никак не могут задать ему правильных вопросов, а он ничем не может помочь им. Но в общих чертах им сделалось ясно, что с ним произошло что-то необычайное, связанное с золотом и предательством. И он словно знал какую-то тайну, которую очень хотел поведать им. Но все их старания были напрасными.
— Нам нужно набраться терпения, — сказал наконец Орм. — Хватит мучить его бесполезными вопросами, ибо мы все равно неверно поймем его. Когда мы вернемся домой, мы обратимся к священнику, и тогда, может, дело пойдет на лад. Хотя я и не знаю, как вообще мы сумеем понять друг друга.
— Да, нет ничего труднее, чем уразуметь, как же он в своей немощи сумел добраться до родных берегов, — сказал Улоф. — Но раз ему удалось это, то мы можем надеяться, что и в остальном мы найдем выход и сумеем узнать, что он собирается сказать нам. Я-то уж точно буду у вас в Овсянке до тех пор, пока не узнаю его историю.
Аре вздохнул, вытер пот со лба и сидел потом не двигаясь.
Когда они уже приближались к Овсянке, Орм поскакал вперед, чтобы предупредить Осу. Он опасался, что радость и ужас этой встречи будут для нее невыносимы. Сперва Оса пришла в замешательство, услышав, что сообщил ей Орм, и начала плакать. Но потом она упала на колени, опустив голову на скамью, и возблагодарила Господа за то, что Он вернул ей сына, которого она уже было считала пропавшим. Когда же Оса увидела Аре, она с плачем кинулась к нему и не выпускала из своих объятий. И сразу же принялась упрекать Орма за то, что он не признал в слепом их Аре. Опомнившись немного, она заявила, что сошьет для него красивую повязку на глаза. А едва узнав, что он голоден, она сразу же повеселела и собственноручно побежала готовить одно из тех блюд, которое, как она помнила, ему было особенно по вкусу. Много дней после этого она ходила словно в чаду и думала об одном только Аре и о том, как бы получше угодить ему. Она нарадоваться не могла на его аппетит, а когда он один раз похлопал ее по руке, благодаря за еду, она расплакалась от радости. Когда же она временами утомляла его своей болтовней, так что он затыкал уши и громко мычал, она утихала ненадолго, а потом все продолжалось снова.
Все домочадцы испытывали сострадание к Аре и охотно помогали ему. Дети сперва побаивались его, но вскоре привыкли и даже полюбили его. Он охотно позволял отвести себя утром на речку, сидел там на берегу и удил рыбу, а кто-нибудь из домашних помогал ему насаживать наживку на крючок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Все на корабле изумлялись этой встрече и говорили, что история достойна того, чтобы запомнить ее и рассказать другим. Орм продолжал стоять задумчиво и смотреть на слепого.
— Было бы неправдой сказать, что я узнал тебя, — произнес он наконец. — Уж слишком ты изменился, и виделись мы с тобой в последний раз очень давно. Но ты поедешь со мной домой, ибо там есть человек, который сразу сможет узнать тебя, если ты тот, за кого выдаешь себя. Ибо мать моя еще жива, и она, бывало, рассказывала о тебе. Поистине, Бог направлял твой путь, раз ты, слепой, сумел вернуться домой и найти меня и мать.
Затем Орм с Улофом начали торговаться с купцами о соли, и оба они поразились алчности гутов, едва речь зашла о цене. Из команды на корабле многие имели свою долю и в товаре, и в самом судне, и все они были одинаковы: благодушные во всем остальном, но острые, как лезвие ножа, когда речь заходила об их торговых делах.
— Мы никого не неволим, — говорили они покупателям, — мы не навязываем ни нашу соль, ни другие товары. Но тот, кто пришел купить у нас что-нибудь, должен заплатить нам требуемую сумму, или же пусть идет себе восвояси. Да, мы богаче других и собираемся разбогатеть еще больше. Ибо мы, гуты, отличаемся своим умом. Мы не разбойники и не грабители, в отличие от многих, мы извлекаем себе выгоду из честной торговли. А вам известно лучше, чем нам, что такое сейчас торговать солью. Слава королю Свейну, который позволяет нам запрашивать высокую цену!
— Тот, кто нахваливает короля Свейна, большим умом не отличается, — мрачно сказал Орм. — И сдается мне, что легче договориться с грабителями да убийцами, чем с вами.
— Мы часто слышим подобные слова, — сказали гуты, — но это неправда. Взгляни на своего несчастного брата, которого ты встретил на нашем корабле. У него за поясом серебро, причем немалое. Но никто из нас не позарился на его богатство, он просто платит нам за дорогу и пропитание. Другие отобрали бы у него серебро, а его самого выбросили за борт, в море. Но мы люди честные, хотя многие и не желают признать это. Конечно, если бы у него было золото, то, возможно, с ним бы обошлись иначе, потому что против золота никто не устоит.
— Как я тоскую по морю, — сказал Орм, — хотя бы потому, что мог бы встретить там такой вот корабль, как этот.
— Многие так думают, — засмеялись гуты, — но кто попытался напасть на нас, долго потом залечивал свои раны. Так что знай, что мы сильны и не страшимся сражения, если это понадобится. Мы боялись только Стюрбьерна, но после него — никого. Так что решайте, будете вы покупать у нас соль или нет. Нас ждут еще покупатели.
Улоф Летняя Птичка заплатил за свои мешки с солью без дальнейших объяснений, но Орм все продолжал ворчать, подсчитав свои деньги. Его брат прикоснулся к нему: он заботливо вложил в руку Орма горсть серебряных монет.
— Глядите, — заговорили гуты, — мы так и знали: у него много серебра. Теперь уж нет никаких сомнений в том, что он твой брат.
Орм в нерешительности посмотрел на серебро, а затем сказал:
— От тебя, Аре, я приму эти деньги. Но ты не думай, что я жадный или нищий. Моих денег хватит и на меня, и на тебя тоже. Просто всегда стыдно переплачивать торговцам, тем более таким, как эти.
— Здесь они сильнее нас, — сказал Улоф, — и нам нужна соль, чего бы это ни стоило. Но правда и то, что надо быть очень богатым чтобы покупать товар у гутов.
Они коротко распрощались с гутами и, доплыв до берега, отправились со своей солью домой. Орм и сам не знал, радоваться ему или печалиться о том, что он везет с собой нашедшегося брата-калеку.
На обратном пути, когда они остановились на ночлег, Орм с Улофом попытались расспросить беднягу и понять, что же случилось с Аре на чужбине. Улоф Летняя Птичка, который сам служил охранником в варяжской дружине в Миклагарде, никогда не встречал там Аре. Но им удалось выяснить, что тот служил хёвдингом на одном из кораблей императора. И похоже, его увечья были следствием не какого-нибудь наказания, а плена или сражения. Но то, что это дело рук византийцев, не подлежало никакому сомнению. Больше ничего Орм с Улофом не добились от слепого, как ни пытались угадать; своими вопросами, что с ним случилось. Ибо все, что мог делать Аре, — это кивать головой, и было заметно, что он очень расстроен из-за этого; они никак не могут задать ему правильных вопросов, а он ничем не может помочь им. Но в общих чертах им сделалось ясно, что с ним произошло что-то необычайное, связанное с золотом и предательством. И он словно знал какую-то тайну, которую очень хотел поведать им. Но все их старания были напрасными.
— Нам нужно набраться терпения, — сказал наконец Орм. — Хватит мучить его бесполезными вопросами, ибо мы все равно неверно поймем его. Когда мы вернемся домой, мы обратимся к священнику, и тогда, может, дело пойдет на лад. Хотя я и не знаю, как вообще мы сумеем понять друг друга.
— Да, нет ничего труднее, чем уразуметь, как же он в своей немощи сумел добраться до родных берегов, — сказал Улоф. — Но раз ему удалось это, то мы можем надеяться, что и в остальном мы найдем выход и сумеем узнать, что он собирается сказать нам. Я-то уж точно буду у вас в Овсянке до тех пор, пока не узнаю его историю.
Аре вздохнул, вытер пот со лба и сидел потом не двигаясь.
Когда они уже приближались к Овсянке, Орм поскакал вперед, чтобы предупредить Осу. Он опасался, что радость и ужас этой встречи будут для нее невыносимы. Сперва Оса пришла в замешательство, услышав, что сообщил ей Орм, и начала плакать. Но потом она упала на колени, опустив голову на скамью, и возблагодарила Господа за то, что Он вернул ей сына, которого она уже было считала пропавшим. Когда же Оса увидела Аре, она с плачем кинулась к нему и не выпускала из своих объятий. И сразу же принялась упрекать Орма за то, что он не признал в слепом их Аре. Опомнившись немного, она заявила, что сошьет для него красивую повязку на глаза. А едва узнав, что он голоден, она сразу же повеселела и собственноручно побежала готовить одно из тех блюд, которое, как она помнила, ему было особенно по вкусу. Много дней после этого она ходила словно в чаду и думала об одном только Аре и о том, как бы получше угодить ему. Она нарадоваться не могла на его аппетит, а когда он один раз похлопал ее по руке, благодаря за еду, она расплакалась от радости. Когда же она временами утомляла его своей болтовней, так что он затыкал уши и громко мычал, она утихала ненадолго, а потом все продолжалось снова.
Все домочадцы испытывали сострадание к Аре и охотно помогали ему. Дети сперва побаивались его, но вскоре привыкли и даже полюбили его. Он охотно позволял отвести себя утром на речку, сидел там на берегу и удил рыбу, а кто-нибудь из домашних помогал ему насаживать наживку на крючок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138