Арсакидзе уже начал отчаиваться-не видно было ни ущелья, ни часовни, ни ангелов ваятеля Аристоса.
«Между прочим, — удивлялся Арсакидзе, — с каких это пор Аристос Бодокия начал выделывать изображения ангелов и тесать надгробные плиты?»
Еще раз переспросил он встречных, и многие подтвердили то, что сообщил дьякон. Арсакидзе теперь уж окончательно поверил, что Аристос занимается такой побочной работой.
«Верно, нужда заставила», — подумал Арсакидзе.
Не любил плакаться Бодокия на свою бедность. Еще в тот день, когда царь подарил главному зодчему тридцать пять золотых, Арсакидзе предлагал десять из них Бодокии, хоть взаимообразно, но тот наотрез отказался, говоря:
— На тебе такая изношенная чоха, мастер, лучше закажи себе богатый далматик, какие носят царские вельможи.
Чем дальше шел Арсакидзе, тем непригляднее становились хижины по обеим сторонам дороги. Видно было, что эти бедные люди не боялись чумы, они спокойно работали в садах и огородах, кое-где даже раздавалась песня. Ленивые буйволы валялись в лужах, у мельницы ревели навьюченные ослики, исхудалые коровы мычали у ворот, беспрестанно тявкали собаки.
Наконец добрался Арсакидзе до часовни. Еще раз спросил он дом ваятеля Аристоса. Какая-то старуха, тащившая хворост, остановилась и указала ему пальцем на белый каменный домик, который казался дворцом среди этих бедных хижин. Арсакидзе поразился. Мастер Бодокия вечно ходил в ветхой, изодранной чохе. А тут открылась совершенно иная картина. Вокруг белого дома был разбит довольно обширный виноградник и фруктовый сад. В загоне топтались овцы, среди множества ангелов вытесанных из белого камня, расхаживали буйволы и ослики. Тут же заметил Арсакидзе мастерскую, у входа в которую валялись базальтовые глыбы, мраморные бюсты, памятники, кресты в человеческий рост. Несколько каменщиков сидели на корточках, и дружное постукивание их молотков и резцов разносилось по округе. Арсакидзе остановился у ворот и стал звать:;
— Хозяин, эй, хозяин!
Каменотесы не слышали зова. Тогда Арсакидзе открыл ворота и смело вошел во двор. Он окинул взором фигуры жирных, толстозадых и кривоногих ангелов, каких-то пузатых епископов и вельмож в далматиках, изваяния бараньих голов, барельефы оседланных лошадей.
Арсакидзе ужаснулся — он был потрясен тем, что мастер Бодокия, который на барельефах Светицховели с таким тончайшим искусством изображал изящных ангелов, держащих в грациозных руках трубы, тесал из камня прекрасные розетки и кисти винограда, гибкие спины убегающих ланей и антилоп, мог тратить свое драгоценное время на такие бездарные изделия.
Арсакидзе подошел к каменотесам и приветствовал их. Седой рабочий поднял голову, вытер рукавом пот с лысины и, не отвечая на приветствие, спросил пришельца:
— Кого тебе надо, сударь?
— Ваятеля Аристоса, — ответил гость. Каменотес встал, подошел к крыльцу дома и крикнул:
— Мастер, эй, хозяин!…
Пока хозяин явился, Арсакидзе, осмотрев нескольких ангелов, подошел к бюсту какого-то толстого епископа. В этот миг он почувствовал чью-то тяжелую руку, опустившуюся на его плечо.
Арсакидзе был ошеломлен, когда вместо худого и бледного Аристоса Бодокии перед ним предстал седобородый краснощекий великан и гаркнул:
— Я — мастер Аристос, сударь! Хозяин не дал заговорить гостю, сам начал:
— Ну как, нравится тебе мой епископ, сударь? Арсакидзе робко процедил сквозь зубы:
— Как тебе сказать…
— Ну что, хотите заказать себе посмертный бюст, а? — Нет, сударь, пока я не собираюсь умирать… Арсакидзе пристальнее посмотрел на хозяина и заметил, что он был навеселе.
Хозяин понял, что сказал лишнее, и потому поспешил добавить:
— Не дай господи тебе помирать, ты еще такой молодой, но, может быть, собираешься увековечить память твоей бабушки или тещи?
Арсакидзе улыбнулся:
— Все они пока здравствуют, сударь.
— А если так, может, пойдем ко мне и выпьем винца.
— Нет, я не пью, сударь… Здесь случилось маленькое недоразумение. Я искал мастера Аристоса Бодокию, и люди указали на твой дом; извини за беспокойство.
— Мастер Бодокия! Какой он там мастер! Он мой тезка, только и всего… А какой он ваятель, он работает каменотесом на стройке Светицховели. Я его работ не видел, но, говорят, он мне подражает. Впрочем, это для меня безразлично. Подражатели не делают чести ни искусству, ни себе. Ему лучше бы горшки лепить или кирпичи обжигать. Какой он там мастер, когда с голоду помирает. Он живет позади часовни, в ветхой лачужке. Недавно у него жена померла от лихорадки и недоедания, и мы, соседи, собрали деньги ей на гроб.
Молчаливый он и уж больно спесивый, я не раз приглашал его выпить со мной немного винца, но он все куда-то спешит. Подумаешь тоже, какой великий мастер!…
Арсакидзе был возмущен разглагольствованиями этого подвыпившего верзилы, но все же сдержался и скромно ответил ему:
— Нет, ты ошибаешься, сударь. Ваятеля Бодокию я хорошо знаю, он настоящий мастер.
— Хе-хе, — захихикал развеселившийся хозяин. — Это ты ошибаешься: истинные мастера никогда не голодают. Все, что не разменивается на золото, просто чушь. Лишь золото прокладывает путь к славе. За навоз еще ни один дурак не платил золотом.
Арсакидзе не любил спорить с глупцами, но на этот раз не выдержал.
— Знаешь, сударь, — сказал он, — иногда и навоз приносит золото. Сам, наверное, испытал: если навозом удобрить виноградник, на другой год получишь много вина и продашь его.
Хозяин пристально посмотрел на Арсакидзе и спросил:
— А кто ты сам будешь?
— Я? На что тебе знать, кто я?
— Нет, все же любопытно, ты не похож на здешних.
— Я каменщик, подручный мастера Бодокии.
— Ага, потому-то так и расхваливаешь его… Какой он там мастер, в прошлом году один епископ заказал ему статую ангела. Между нами пусть будет сказано, этот епископ хотел, чтобы этот ангел хоть слегка походил на его покойную любовницу. Она была тучная, дородная баба с высокими грудями. Бодокия целый год мучился и наконец сделал такого тщедушного, тощего ангела, что епископ так и плюнул на него, а потом мне заказал. Мастер должен без слов уловить желание заказчика, приноровиться к его вкусу, а то с голоду подохнет.
К твоему сведению, я ученик великого мастера Фарс-мана, в Самцхе я помогал ему строить церковь. Я тоже был в юности глупцом. Долго возился с каждой мелочью — известно, католикос Мелхиседек скряга, и у меня ничего не выходило. Выполнял я и побочные заказы епископов и царедворцев, но долго не умел им угодить. Один раз Фарсман, будучи под хмельком, шепнул мне на ухо: «Брось, дурень, глупости. Если ваятель не сумеет подлаживаться к вкусу заказчиков, он далеко не пойдет…
Ложь всегда дороже ценилась, чем правда. При помощи льстецов и лжецов прокладывали себе путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80