ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Он смело положил себе кусок в рот, но обжегся и тут же без стеснения выплюнул его себе на левую ладонь.
— В какой реке вы ловите этих перченых раков? — обратился он к Фарсману.
— Этих раков царь Георгий разводит в реках Колхиды, чтобы прижигать языки чрезмерно любопытным гостям, — пошутил Фарсман.
Касавила много смеялся, когда узнал, чт,о раки «не разводятся наперченными», а шпигуются своим же мясом, заправленным перцем и чесноком.
Касавила брал пищу левой рукой, так как на правой у него осталось всего только два пальца. Он даже хвастался, что позапрошлый год на обеде у самого римского папы Бенедикта VIII он также ел левой рукой. Пальцы он потерял при следующих обстоятельствах: когда кесарь Василий ослеплял болгар, побежденных при Цетиниуме, то как раз он, Касавила, руководил этой операцией. Один из болгар заявил, что, он выдаст большую тайну, если ему дадут поговорить наедине с самим Касавилой.
Когда к сенатору привели болгарина, он набросился на Касавилу, Сенатор замахнулся на него правой рукой, но рассвирепевший пленник схватил его за руку и откусил три пальца.
За это «геройство» Касавила и получил сан катепана. При этом он хвастался:
— Я победил болгар при Цетиниуме и велел ослепить пятнадцать тысяч врагов!
LIII
После окончания обеда катепан гулял с царем по дворцовому саду. Он надоедал ему бесконечными расспросами, причем Георгий вынужден был выслушивать его вопросы по два раза: по-гречески и по-грузински.
Получив уклончивые ответы о состоянии крепостей и войск, катепан стал расспрашивать о царских лошадях и соколах.
Было видно, что обо всем этом он был кем-то осведомлен заранее. Даже кличка царской собаки Куршай была ему уже известна.
Рыбья Корова с дочерью Натией — девушкой с сапфировыми глазами — тоже гонялась за Георгием. Она настигла царя и катепана у клетки с гепардами. Касавила оставил болтовню о гепардах, оглядел На-тию, затем ее мать и обратился к Фарсману:
— Кто эта красавица? Не дочь ли царя? Они как две капли воды похожи друг на друга.
Фарсман отвел его вопрос. Цокала покраснела. Георгий разозлился.
— Боюсь, как бы этот двупалый катепан не залез ко мне в карман, — сказал он по-грузински. — Византийцы— воры. Они украли религию у иудеев, язык — у древних греков, Цетиниум — у болгар, Басианский край — у Грузии, Аниси— у армян! У них все ворованное, кроме совести, которая им не нужна.
— О чем изволит говорить царь? — спросил болтливый катепан у Фарсмана.
— Царь говорит, — ответил толмач по-гречески, — что, как только вернется сын его Баграт, он передаст ему трон, а сам пожалует к кесарю, чтобы объездить святые места в Византии.
Царь сдержал улыбку. Рыбья Корова немного знала по-гречески. Она испугалась, что теперь рухнут ее планы. Скоро приедет царевич Баграт, и царь с царицей отбудут в Византию. Когда они подошли к оленьему загону, катепан опять оживился…
«Теперь он изведет меня расспросами об оленях», — подумал царь и хотел уйти, но заметил Шорену, молча стоявшую рядом с Гурандухт.
Вдова Колонкелидзе тут же оставила царя вдвоем с Шореной. Георгий чувствовал, что его любовь к Шорене росла с каждым днем. Циничный с женщинами, он почему-то боялся Шорены, волновался и заикался, беседуя с ней.
Выпитое за обедом вино придало ему смелости.
— Почему ты скучна, роза Экбатаны? — обратился он к Шорене.
Девушку не тронул комплимент царя, она безмолвно опустила голову.
Царь приписал ее молчание стыдливости.
— Может быть, ты грустишь о Небиере?
Шорена хотела ответить, что у нее много горя и помимо Небиеры, но предпочла опять смолчать.
— Если ты исполнишь мое желание, Шорена, я сегодня же прикажу главному ловчему поймать твою Небиеру! — сказал ласково царь.
— Что вам угодно от меня, государь? — почти сердито ответила Шорена и печально посмотрела на оленей.
— Хочу твоей любви! — ответил он.
— Я думаю, вам довольно и того, что вы у меня уже отняли, государь. Отца моего вы лишили света, меня — свободы. А мое сердце… Оно принадлежит другому…
Царь смутился, пожелал немедленно же узнать, кто этот «другой». Чиабера и Гиршела не было в живых, кто же еще мог соперничать с ним? К счастью для Шорены, к ней подошла Рыбья Корова и завела разговор об оленях. Царь извинился перед дамами и вернулся к Касавиле.
Катепан попросил Фарсмана показать ему замечательную царскую собаку Куршай. Куршай с пустыми, высосанными сосками беззаботно лежала. Трое ее щенков возились с тремя волчатами. Касавила поразился, увидев ласки щенков и волчат. Фарсман пояснил:
— Этих волчат я посадил к Куршай, чтобы она их выкормила.
После освящения Светицховели и объявления Арсакидзе великим строителем Фарсман еще больше возненавидел своего соперника. Подойдя к одиноко идущему царю, он с улыбкой шепнул ему:
— Эти щенки и волчата — молочные братья и сестры, государь.
Георгий понял, что Фарсман намекает на что-то более важное.
— Говори прямо, старик! Что ты хочешь сказать?
— Я решил никогда не говорить тебе правды ни прямо, ни обиняком, государь, так как во дворце еще много подсвечников.
— Клянусь памятью матери, я больше не накажу тебя за правду!
Все знали, что царь никогда не клянется напрасно памятью матери.
— Я ведь докладывал тебе, государь, что вазиры твои — трусы. Они предпочитают говорить тебе лишь приятное, а неприятное остается на долю «вора подсвечников».
Георгий схватил за локоть Фарсмана и пошел быстрее, чтобы их не нагнал Касавила.
— Напрасно ты, царь, задумал жениться на Шорене, весь двор знает, что она любовница Арсакидзе, но никто не осмеливается сказать тебе об этом.
Георгий содрогнулся. Опять этот Арсакидзе встает ему поперек дороги. Загордился мастер… После освящения храма Мелхиседек имел с ним беседу, и царю уже донесли о ее содержании. Печалился великий мастер, что царь не думает об объединении Грузии, оставляет в руках сарацин Тбилиси, больше занят охотой, чем делами царства. Арсакидзе даже сказал что-то о бедствующем народе. Лазутчик не расслышал как следует, что именно он говорил, но будто бы упоминал что-то об обязанностях царя и о том, что народ хочет жить в мире и единстве… «Он вздумал меня учить», — вскипел тогда царь. Но решил подождать — может быть, даже поговорить с мастером. И вот теперь — Шорена!
— Слушай, Фарсман, если ты дорожишь головой, то ты сам же и принесешь мне. доказательства.
— Во время землетрясения ты находился в Уплисци-хе, государь. Преследование оленя было устроено только для вида, на самом же деле Арсакидзе в тот день похитил. Шорену -хорошо, что аланы задержали их на пховской земле. Давно уже выздоровел царский зодчий. Бальзамы Турманидзе очень помогли ему. Но он все еще продолжает лежать в постели: это предлог для того, чтобы дочь Колонкелидзе приходила к нему на свидания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80