не знаю почему. Однако отменить свадьбу под каким-либо благовидным предлогом уже не удавалось; видимо, слишком далеко все зашло.
Моргейна инстинктивно поняла, что имел в виду старый друид; ведь и она тоже видела, как Гвенвифар глядит на Ланселета. Уж не проблеск ли Зрения внушил ей настороженность по отношению к девушке в тот памятный день на Авалоне?
«В тот день она навеки отобрала у меня Ланселета», — подумала Моргейна и, тут же вспомнив, что некогда дала обет сохранить свою девственность для Богини, с отрешенным изумлением заглянула в себя. Неужто ради Ланселета она бы нарушила клятву? Она пристыженно потупилась, на мгновение вдруг устрашившись, что Кевин сможет прочесть ее мысли.
Некогда Вивиана наставляла ее, что жрице должно соизмерять послушание с велениями собственного здравого смысла. Инстинкт, повелевший ей возжелать Ланселета, был правилен, невзирая на все обеты…» Лучше бы я в тот день уступила Ланселету — даже по законам Авалона я поступила бы как должно; тогда бы Артурова королева вручила жениху сердце, еще никем не затронутое, ибо между Ланселетом и мною возникла бы мистическая связь, а ребенок, что я родила бы, принадлежал бы к древнему королевскому роду Авалона…»
Однако на ее счет имелись иные замыслы; противясь им, она навеки покинула Авалон и родила дитя, уничтожившее всякую надежду на то, что однажды она подарит Богине дочь в служительницы ее храма: после Гвидиона ей уже не суждено выносить ребенка. А вот если бы она доверилась собственному инстинкту и здравому смыслу, Вивиана бы, конечно, разгневалась, но для Артура со временем подыскали бы кого-нибудь подходящего…
«Поступив как должно, я содеяла зло; повинуясь воле Вивианы, я способствовала краху и злополучию этого брака и несчастью, что, как я вижу теперь, неизбежно…»
— Леди Моргейна, — мягко произнес Кевин, — ты чем-то озабочена. Я могу помочь тебе?
Моргейна покачала головой, снова борясь со слезами. Интересно, знает ли Кевин, что в церемонии посвящения в короли она принадлежала Артуру? Жалости его она не примет.
— Ничем, лорд друид. Наверное, мне передались твои опасения по поводу брака, заключенного при убывающей луне. Я тревожусь за брата, вот и все. И мне искренне жаль женщину, на которой он женится. — И, едва произнеся эти слова, Моргейна поняла, что все так и есть: невзирая на весь свой страх перед Гвенвифар, смешанный с ненавистью, молодая женщина знала, что и впрямь жалеет невесту: она выходит замуж за мужчину, который ее не любит, и влюблена в того, кому принадлежать не может.
«Если я отниму Ланселета у Гвенвифар, тем самым я окажу брату услугу, да и супруге его тоже, ведь если я отберу его, Гвенвифар его позабудет». На Авалоне Моргейну приучили исследовать свои собственные побуждения, и теперь она внутренне сжалась, понимая, что не вполне честна сама с собою. Если она отберет Ланселета у Гвенвифар, сделает она это не ради брата и не ради блага королевства, но только лишь потому, что желает Ланселета сама.
«Не для себя. Ради другого магией пользоваться дозволяется; но не должно себя обманывать». Моргейна знала немало любовных наговоров. Это же во имя Артура! И, если она и впрямь отберет Ланселета у братней жены, королевству от этого выйдет только польза, упрямо твердила она себе; однако беспощадная совесть жрицы повторяла снова и снова:» Ты этого не сделаешь. Пользаваться магией для того, чтобы навязать свою волю мирозданию, запрещено «.
И все-таки она попытается; однако не прибегая к посторонней помощи и ограничившись лишь самыми что ни на есть обычными женскими уловками. В конце концов, некогда Ланселет уже пылал к ней желанием и безо всякой магии, яростно твердила себе Моргейна; конечно же, вновь разбудить в нем страсть она сумеет!
Пир утомил Гвенвифар. Съела она больше, чем ей того хотелось, и хотя выпила лишь один бокал вина, ей сделалось невыносимо жарко и душно. Она откинула покрывало и принялась обмахиваться. Артур, беседуя с бесчисленными гостями, медленно продвигался к столу, за которым восседала она в окружении дам, и, наконец, пробился к ней; короля по-прежнему сопровождали Ланселет и Гавейн. Женщины подвинулись, уступая место, и Артур опустился на скамью рядом с супругой.
— Кажется, мне впервые за весь день удалось улучить минуту, чтобы поговорить с тобою, жена моя.
Гвенвифар протянула ему миниатюрную ручку:
— Я все понимаю. Это все похоже скорее на совет, нежели на свадебный пир, муж мой и господин.
Артур не без горечи рассмеялся.
— Все события отчего-то превращаются для меня в нечто подобное. Вся жизнь короля протекает на глазах у его подданных, — поправился он с улыбкой, видя, как вспыхнули щеки девушки, — ну, или почти вся; полагаю, исключение-другое сделать все-таки придется, жена моя. Закон требует, чтобы нас возвели на ложе при свидетелях; однако то, что произойдет после, никого, кроме нас, я полагаю, не касается.
Гвенвифар опустила глаза, понимая, что Артур заметил ее смущение. И вновь со стыдом осознала: она опять позабыла об Артуре, опять самозабвенно любовалась Ланселетом, размышляя, в дремотной сладости грезы, до чего бы ей хотелось, чтобы сегодня она сочеталась браком именно с ним… что за окаянная судьба избрала ее в Верховные королевы? Вот он задержал на ней жадный взгляд, и девушка не посмела поднять глаз. А в следующий миг он отвернулся — Гвенвифар почувствовала это еще до того, как на них пала тень и рядом откуда ни возьмись оказалась леди Моргейна. Артур подвинулся, освобождая ей место рядом с собою.
— Посиди с нами, сестра; для тебя здесь всегда найдется место, — промолвил он голосом столь умиленным, что Гвенвифар на мгновение задумалась, уж не выпил ли он лишнего. — Вот погоди, ближе к концу пира начнутся новые увеселения: мы тут приготовили кое-что, пожалуй, куда более захватывающее, нежели музыка бардов, хоть она и прекрасна. А я и не подозревал, что ты поешь, сестра моя. Я знал, что ты волшебница, но ты еще и музыку слагаешь! Уж не околдовала ли ты нас всех?
— Надеюсь, что нет, — со смехом заверила Моргейна, — а то бы я впредь не смела и рта раскрыть: есть такая древняя сага про одного барда, что пением своим превратил злобных великанов в круг стоячих камней; и стоят они так по сию пору, холодные и безжизненные!
— Этой истории я не слышала, — вмешалась Гвенвифар, — хотя в обители бытует легенда о том, как злые люди насмехались над Христом, восходящим на Голгофу, а некий святой воздел руку и превратил их всех в ворон, и летают они над миром, обреченные жалобно выкликать свои издевки до самого конца света… есть и еще одно предание, про другого святого, что превратил в кольцо камней хоровод ведьм, справляющих свои бесовские обряды.
— Будь у меня досуг изучать философию, вместо того чтобы сражаться, или участвовать в советах, или дрессировать лошадей, — лениво обронил Ланселет, — думаю, я попытался бы выяснить, кто возвел стоячие камни и зачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Моргейна инстинктивно поняла, что имел в виду старый друид; ведь и она тоже видела, как Гвенвифар глядит на Ланселета. Уж не проблеск ли Зрения внушил ей настороженность по отношению к девушке в тот памятный день на Авалоне?
«В тот день она навеки отобрала у меня Ланселета», — подумала Моргейна и, тут же вспомнив, что некогда дала обет сохранить свою девственность для Богини, с отрешенным изумлением заглянула в себя. Неужто ради Ланселета она бы нарушила клятву? Она пристыженно потупилась, на мгновение вдруг устрашившись, что Кевин сможет прочесть ее мысли.
Некогда Вивиана наставляла ее, что жрице должно соизмерять послушание с велениями собственного здравого смысла. Инстинкт, повелевший ей возжелать Ланселета, был правилен, невзирая на все обеты…» Лучше бы я в тот день уступила Ланселету — даже по законам Авалона я поступила бы как должно; тогда бы Артурова королева вручила жениху сердце, еще никем не затронутое, ибо между Ланселетом и мною возникла бы мистическая связь, а ребенок, что я родила бы, принадлежал бы к древнему королевскому роду Авалона…»
Однако на ее счет имелись иные замыслы; противясь им, она навеки покинула Авалон и родила дитя, уничтожившее всякую надежду на то, что однажды она подарит Богине дочь в служительницы ее храма: после Гвидиона ей уже не суждено выносить ребенка. А вот если бы она доверилась собственному инстинкту и здравому смыслу, Вивиана бы, конечно, разгневалась, но для Артура со временем подыскали бы кого-нибудь подходящего…
«Поступив как должно, я содеяла зло; повинуясь воле Вивианы, я способствовала краху и злополучию этого брака и несчастью, что, как я вижу теперь, неизбежно…»
— Леди Моргейна, — мягко произнес Кевин, — ты чем-то озабочена. Я могу помочь тебе?
Моргейна покачала головой, снова борясь со слезами. Интересно, знает ли Кевин, что в церемонии посвящения в короли она принадлежала Артуру? Жалости его она не примет.
— Ничем, лорд друид. Наверное, мне передались твои опасения по поводу брака, заключенного при убывающей луне. Я тревожусь за брата, вот и все. И мне искренне жаль женщину, на которой он женится. — И, едва произнеся эти слова, Моргейна поняла, что все так и есть: невзирая на весь свой страх перед Гвенвифар, смешанный с ненавистью, молодая женщина знала, что и впрямь жалеет невесту: она выходит замуж за мужчину, который ее не любит, и влюблена в того, кому принадлежать не может.
«Если я отниму Ланселета у Гвенвифар, тем самым я окажу брату услугу, да и супруге его тоже, ведь если я отберу его, Гвенвифар его позабудет». На Авалоне Моргейну приучили исследовать свои собственные побуждения, и теперь она внутренне сжалась, понимая, что не вполне честна сама с собою. Если она отберет Ланселета у Гвенвифар, сделает она это не ради брата и не ради блага королевства, но только лишь потому, что желает Ланселета сама.
«Не для себя. Ради другого магией пользоваться дозволяется; но не должно себя обманывать». Моргейна знала немало любовных наговоров. Это же во имя Артура! И, если она и впрямь отберет Ланселета у братней жены, королевству от этого выйдет только польза, упрямо твердила она себе; однако беспощадная совесть жрицы повторяла снова и снова:» Ты этого не сделаешь. Пользаваться магией для того, чтобы навязать свою волю мирозданию, запрещено «.
И все-таки она попытается; однако не прибегая к посторонней помощи и ограничившись лишь самыми что ни на есть обычными женскими уловками. В конце концов, некогда Ланселет уже пылал к ней желанием и безо всякой магии, яростно твердила себе Моргейна; конечно же, вновь разбудить в нем страсть она сумеет!
Пир утомил Гвенвифар. Съела она больше, чем ей того хотелось, и хотя выпила лишь один бокал вина, ей сделалось невыносимо жарко и душно. Она откинула покрывало и принялась обмахиваться. Артур, беседуя с бесчисленными гостями, медленно продвигался к столу, за которым восседала она в окружении дам, и, наконец, пробился к ней; короля по-прежнему сопровождали Ланселет и Гавейн. Женщины подвинулись, уступая место, и Артур опустился на скамью рядом с супругой.
— Кажется, мне впервые за весь день удалось улучить минуту, чтобы поговорить с тобою, жена моя.
Гвенвифар протянула ему миниатюрную ручку:
— Я все понимаю. Это все похоже скорее на совет, нежели на свадебный пир, муж мой и господин.
Артур не без горечи рассмеялся.
— Все события отчего-то превращаются для меня в нечто подобное. Вся жизнь короля протекает на глазах у его подданных, — поправился он с улыбкой, видя, как вспыхнули щеки девушки, — ну, или почти вся; полагаю, исключение-другое сделать все-таки придется, жена моя. Закон требует, чтобы нас возвели на ложе при свидетелях; однако то, что произойдет после, никого, кроме нас, я полагаю, не касается.
Гвенвифар опустила глаза, понимая, что Артур заметил ее смущение. И вновь со стыдом осознала: она опять позабыла об Артуре, опять самозабвенно любовалась Ланселетом, размышляя, в дремотной сладости грезы, до чего бы ей хотелось, чтобы сегодня она сочеталась браком именно с ним… что за окаянная судьба избрала ее в Верховные королевы? Вот он задержал на ней жадный взгляд, и девушка не посмела поднять глаз. А в следующий миг он отвернулся — Гвенвифар почувствовала это еще до того, как на них пала тень и рядом откуда ни возьмись оказалась леди Моргейна. Артур подвинулся, освобождая ей место рядом с собою.
— Посиди с нами, сестра; для тебя здесь всегда найдется место, — промолвил он голосом столь умиленным, что Гвенвифар на мгновение задумалась, уж не выпил ли он лишнего. — Вот погоди, ближе к концу пира начнутся новые увеселения: мы тут приготовили кое-что, пожалуй, куда более захватывающее, нежели музыка бардов, хоть она и прекрасна. А я и не подозревал, что ты поешь, сестра моя. Я знал, что ты волшебница, но ты еще и музыку слагаешь! Уж не околдовала ли ты нас всех?
— Надеюсь, что нет, — со смехом заверила Моргейна, — а то бы я впредь не смела и рта раскрыть: есть такая древняя сага про одного барда, что пением своим превратил злобных великанов в круг стоячих камней; и стоят они так по сию пору, холодные и безжизненные!
— Этой истории я не слышала, — вмешалась Гвенвифар, — хотя в обители бытует легенда о том, как злые люди насмехались над Христом, восходящим на Голгофу, а некий святой воздел руку и превратил их всех в ворон, и летают они над миром, обреченные жалобно выкликать свои издевки до самого конца света… есть и еще одно предание, про другого святого, что превратил в кольцо камней хоровод ведьм, справляющих свои бесовские обряды.
— Будь у меня досуг изучать философию, вместо того чтобы сражаться, или участвовать в советах, или дрессировать лошадей, — лениво обронил Ланселет, — думаю, я попытался бы выяснить, кто возвел стоячие камни и зачем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93