— На Авалоне это знают, — рассмеялась Моргейна. — Вивиана рассказала бы тебе, кабы захотела.
— Но, — возразил Ланселет, — то, что утверждают жрицы и друиды, вполне возможно, содержит в себе не больше истины, нежели притчи твоих благочестивых монахинь, Гвенвифар, — прости, мне следовало сказать, госпожа моя и королева. Артур, прошу прощения, я и не думал обойтись непочтительно с твоей супругой, просто я звал ее по имени еще в ту пору, когда она была моложе и королевой еще не стала… — И Моргейна поняла: он просто-напросто подыскивает предлог произнести вслух ее имя.
— Милый друг мой, — зевнув, отозвался Артур, — ежели госпожа моя не против, так я и вовсе не возражаю. Господь упаси и сохрани меня; я — не из тех мужей, что стремятся держать жен в запертой клетке, вдали от всего мира. Муж, что не способен сохранить доброе расположение и верность жены, пожалуй, их и не заслуживает. — Король наклонился и завладел рукою Гвенвифар. — По-моему, пир изрядно затянулся. Ланселет, скоро ли будут готовы всадники?
— Думаю, да, — заверил Ланселет, намеренно не глядя на Гвенвифар. — Желает ли лорд мой и король, чтобы я сходил и проверил?
«Он нарочно себя мучает, ему невыносимо видеть Гвенвифар с Артуром и невыносимо оставлять ее наедине с мужем», — подумала про себя Моргейна. И, намеренно обыгрывая правду под видом шутки, предложила:
— По-моему, Ланселет, наши молодожены не прочь побыть минутку вдвоем. Не оставить ли нам их в покое и не сходить ли посмотреть самим, готовы ли всадники?
— Лорд мой, — произнес Ланселет и, едва Гвенвифар открыла рот, чтобы запротестовать, — едва ли не грубо докончил:
— Позволь мне удалиться.
Артур кивнул в знак согласия, и Моргейна завладела рукой Ланселета. Он покорно позволил увлечь себя прочь, но на полдороге обернулся, словно не в силах отвести взгляда от Гвенвифар. Сердце ее разрывалось; молодой женщине казалось, что боли спутника она не выдержит, и при этом она готова была на что угодно, лишь бы увести его, лишь бы не видеть, как он смотрит на Гвенвифар. Позади них Артур произнес:
— Еще до вчерашнего вечера я и не подозревал, что судьбы, послав мне невесту, подарили мне настоящую красавицу.
— Это не судьба, лорд мой, а мой отец, — отозвалась Гвенвифар, но не успела Моргейна услышать, что ответил на это Артур, как они оказались за пределами слышимости.
— Помню я, — промолвила Моргейна, — как некогда, год назад, на Авалоне, ты говорил о коннице как о залоге победы над саксами, — и еще о дисциплинированной армии, под стать римским легионам. Полагаю, именно к этому ты и предназначаешь своих всадников?
— Я тренирую их — это так. Вот уж не подумал бы, кузина, что женщина способна запомнить подробности военной стратегии.
Моргейна рассмеялась:
— Я живу в страхе перед саксами, как любая другая женщина здешних островов. Мне случилось однажды проезжать через деревню, в которой похозяйничали саксонские мародеры: и никто из тамошних жительниц, начиная от пятилетней девочки и кончая девяностолетней старухой, у которой не осталось ни зубов, ни волос, не избежал насилия. Все, что сулит надежду избавиться от недругов раз и навсегда, для меня бесконечно много значит: пожалуй, больше даже, чем для мужчин и солдат, которым страшиться надо разве что за собственную жизнь.
— Об этом я как-то не задумывался, — серьезно отозвался Ланселет. — Воины Утера Пендрагона поселянками тоже не брезговали — равно как и Артуровы, — да только дело обычно происходит по обоюдному согласию; насилия, как правило, избегают. Впрочем, я и позабыл: ты, Моргейна, воспитывалась на Авалоне и часто размышляешь о том, до чего прочим женщинам дела нет. — Ланселет поднял глаза и стиснул ее руку в своей. — И арфы Авалона я тоже позабыл. Я-то думал, что всей душой ненавижу Остров и вовеки не захочу туда вернуться. И все же… порою… сущие мелочи возвращают меня туда. Перезвон арфы. Солнечный блик на стоячих камнях. Аромат яблок, гудение пчел в знойный полдень. Рыба, что плещется в озере, и крики водяных птиц на закате…
— Помнишь тот день, когда мы вскарабкались на Холм? — тихо спросила Моргейна.
— Помню, — отозвался он и с внезапной горечью выкрикнул:
— Господи, чего бы я только не отдал, чтобы ты в ту пору не была обещана Богине!
— Я жалею об этом, сколько себя помню, — еле слышно призналась молодая женщина. Голос ее вдруг прервался, и Ланселет встревоженно заглянул ей в глаза.
— Моргейна, Моргейна… я в жизни не видел тебя плачущей.
— А ты, как большинство мужчин, боишься женских слез?
Ланселет покачал головой, обнял ее за плечи.
— Нет, — тихо признался он, — женщина в слезах кажется куда более настоящей, куда более уязвимой… женщины, которые никогда не плачут, внушают мне страх, потому что я знаю: они сильнее меня, и я всегда жду от них какого-нибудь подвоха. Я всегда боялся… Вивианы. — Моргейна почувствовала, что он собирался сказать» моей матери «, но так и не смог произнести этих слов.
Пройдя под низкой притолокой, они оказались в конюшне. Здесь, заслоняя свет дня, бесконечной чередой выстроились привязанные лошади. Приятно пахло соломой и сеном. Снаружи суетились люди: сооружали стога сена, устанавливали чучела из набитой чем-то кожи; входили и выходили, седлали лошадей.
Едва завидев Ланселета, один из воинов громко окликнул его:
— Скоро ли Верховный король и знатные гости будут готовы на нас полюбоваться, сэр? Не хочется выводить коней раньше времени, а то еще разнервничаются…
— Да скоро, скоро, — отозвался Ланселет. Рыцарь, стоявший позади одного из коней, при ближайшем рассмотрении оказался Гавейном.
— А, кузина, — приветствовал он Моргейну. — Ланс, не води ее сюда; здесь даме не место, многие из этих треклятых зверюг еще не объезжены. А ты по-прежнему собираешься выехать на том белом жеребце?
— Я не я буду, если не обуздаю негодника: Артур поскачет на нем в следующую же битву, даже если для этого я шею себе сверну!
— Не шутил бы ты так, — поморщился Гавейн.
— А кто сказал, что я шучу? Если Артур с ним не справится, так значит, в битву на нем поскачу я, а нынче вечером я покажу его всем собравшимся во славу королевы!
— Ланселет, — встревожилась Моргейна, — незачем тебе рисковать своей шеей. Гвенвифар все равно не способна отличить одну лошадь от другой; проскачи ты на палочке через весь двор, ты произведешь на нее впечатление ничуть не меньшее, нежели подвигами, достойными кентавра!
Ланселет смерил ее взглядом едва ли не презрительным; Моргейна с легкостью читала мысли юноши:
Откуда ей знать, как важно для него показать всему миру, что этот день нимало его не затронул?»
— Ступай седлай коня, Гавейн, и дай знать на ристалище, что через полчаса начинаем, — объявил Ланселет, — да спроси Кэя, не хочет ли он быть первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93