И когда ты являешься, для Кевина восходит солнце, когда же уходишь — настает ночь. И если тебе это неизвестно, стало быть, ты здесь единственная, кто этого не знает. Ты для него — звезда, что озаряет его дни и ночи. И ты достойна этого. А ведь мерлину Британии не запрещено и жениться, буде он того пожелает. Пусть он не принадлежит к королевскому роду, но он благороден душою, и когда-нибудь он станет Верховным друидом, если мужество не покинет его. И в тот день, когда он придет просить твоей руки, думаю, ни я, ни Артур не откажем ему.
Моргейна опустила голову и уставилась в землю. «Ах, как бы было хорошо, — подумалось ей, — если бы я могла любить Кевина так же, как он любит меня. Я дорожу им, я хорошо к нему отношусь, мне даже нравится делить с ним ложе. Но выйти за него замуж? Нет, ни за что, ни в коем случае, как бы он меня ни обожал».
— Я не собираюсь выходить замуж, дедушка.
— Ну что ж, дитя, поступай, как тебе угодно, — мягко произнес Талиесин. — Ты — леди и жрица. Но ты ведь не так уж молода, и раз ты покинула Авалон — нет-нет, я вовсе не собираюсь тебя упрекать, — но мне кажется, что было бы неплохо, если бы ты пожелала выйти замуж и обзавестись собственным домом. Не будешь же ты до конца дней своих оставаться на побегушках у Гвенвифар? Что же касается Кевина Арфиста, он, несомненно, находился бы сейчас здесь, если бы мог, — но он не может ездить верхом так быстро, как другие. Это хорошо, что ты не презираешь его за телесную слабость, милое дитя.
Когда Талиесин ушел, Моргейна, погрузившись в глубокую задумчивость, направилась к пивоварне. Ах, если бы она и впрямь любила Кевина! Но, увы, Талиесин заблуждается…
«И за что мне эта страсть к Ланселету?» Эта мысль преследовала ее все то время, пока она готовила душистую розовую воду для омовения рук и всяческие сладости. Ну что ж, по крайней мере, пока Кевин был здесь, у нее не было причин желать Ланселета. Впрочем, мрачно подумала она, это все равно не имеет значения. «Желание должно быть обоюдным — иначе оно бесплодно». Моргейна решила, что, когда Кевин вернется ко двору, надо будет принять его так радушно, как ему хочется.
«Несомненно, это совсем не худший выход — стать женой Кевина… Авалон для меня потерян… Я подумаю над этим. И, действительно, мой сон истинен, — по крайней мере, в этом. Кевин в Лотиане… А я-то думала, что Зрение покинуло меня…»
Кевин вернулся в Камелот накануне Пятидесятницы. Целый день к Камелоту тек людской поток; народу было больше, чем на весенней и осенней ярмарках, вместе взятых. Надвигающийся праздник обещал стать самым грандиозным изо всех, какие только проводились в здешних краях. Моргейна встретила Кевина поцелуем и объятьями, отчего глаза арфиста засияли, и провела в покои для гостей. Там она забрала у него плащ и дорожную обувь, отослала вещи с одним из мальчишек, дабы их вычистили, и принесла ленты — украсить арфу.
— О, Моя Леди будет нарядной, как сама королева! — рассмеялся Кевин. — Так ты не держишь зла на свою единственную соперницу, Моргейна, любовь моя?
Он никогда прежде не называл ее так. Моргейна подошла и обняла его за талию.
— Я скучал по тебе, — тихо произнес Кевин и на миг прижался лицом к ее груди.
— И я по тебе скучала, милый, — отозвалась она, — и ночью, когда все отправятся отдыхать, я тебе это докажу… Как ты думаешь, почему я устроила так, чтобы эти покои достались тебе одному, когда даже самые прославленные из соратников Артура разместились по четверо в комнате, а некоторые даже по двое на одной кровати?
— Я думал, так получилось потому, что ко мне просто не пришлось никого подселять, — отозвался Кевин.
— И так, несомненно, и надлежало бы сделать, из уважения к Авалону, — сказала Моргейна, — хотя даже Талиесину приходится делить свои покои с епископом…
— Не могу одобрить его вкус, — хмыкнул Кевин. — Я бы скорее предпочел поселиться в конюшне, вместе с другими ослами!
— Я поступила так потому, что мерлину Британии подобает иметь личные покои, пусть даже они не больше ослиного стойла, — сказала Моргейна. — Но все же они достаточно велики, чтоб вместить тебя, и Твою Леди, и, — она улыбнулась и многозначительно взглянула на кровать, — и меня.
— Ты всегда будешь желанной гостьей, а если вдруг Моя Леди вздумает ревновать, я поверну ее лицом к стене.
Кевин поцеловал Моргейну и на миг прижал ее к себе со всей силой своих жилистых рук. Затем, отпустив ее, произнес:
— У меня для тебя новость: я отвез твоего сына на Авалон. Он уже большой парнишка, и смышленый, и отчасти унаследовал твои музыкальные способности.
— Он снился мне, — сказала Моргейна. — И во сне он играл на дудке — как Гавейн.
— Значит, твой сон был истинным, — отозвался Кевин. — Мальчик мне понравился. И он обладает Зрением. На Авалоне его выучат на друида.
— А потом?
— Потом? Ах, милая моя, — сказал Кевин, — все пойдет так, как суждено. Но я не сомневаюсь, что он станет бардом и на редкость мудрым человеком. Ты можешь не бояться за него, пока он на Авалоне. — Он нежно коснулся плеча Моргейны. — У него твои глаза.
Моргейне хотелось побольше расспросить его о мальчике, но она заговорила о другом.
— Празднество начнется только завтра, — сказала она, — но сегодня вечером ближайшие друзья и соратники Артура приглашены к нему на обед. Гарета завтра должны посвятить в рыцари, и Артур, который любит Гавейна как брата, оказал Гарету честь и пригласил его на семейный праздник.
— Гарет — достойный рыцарь, — отозвался Кевин, — и я рад, что ему оказали такую честь. Я не питаю особой любви к королеве Моргаузе, но ее сыновья — хорошие люди и верные друзья Артура.
Праздник был семейный, однако и близких родичей у Артура было немало: в канун Пятидесятницы за столом Артура сидели Гвенвифар, и ее родственница Элейна, и отец Элейны, король Пелинор, и ее брат, Ламорак; Талиесин и Ланселет, и третий из единоутробных братьев Ланселета, — Балан, сын Владычицы Озера, — и Боре с Лионелем, сыновья Бана, владыки Малой Британии. И Гарет был там, и Гавейн, как всегда, стоял за креслом Артура. Когда они вошли в зал, Артур попытался уговорить его сесть за стол:
— Садись сегодня вечером рядом с нами, Гавейн, — ты мой родич и законный король Оркнеев, и не подобает тебе как слуге стоять у меня за спиной!
— Я горд тем, что могу стоять здесь и прислуживать моему лорду и королю, сэр, — упрямо отозвался Гавейн, и Артур склонил голову.
— Из-за тебя я чувствую себя каким-то императором древности, — пожаловался он. — Неужели меня нужно охранять денно и нощно, даже в собственном моем замке?
— Величием своего трона ты равен этим императорам или даже превосходишь их, — стоял на своем Гавейн. Артур рассмеялся и развел руками.
— Что ж, я ни в чем не могу отказать моим соратникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Моргейна опустила голову и уставилась в землю. «Ах, как бы было хорошо, — подумалось ей, — если бы я могла любить Кевина так же, как он любит меня. Я дорожу им, я хорошо к нему отношусь, мне даже нравится делить с ним ложе. Но выйти за него замуж? Нет, ни за что, ни в коем случае, как бы он меня ни обожал».
— Я не собираюсь выходить замуж, дедушка.
— Ну что ж, дитя, поступай, как тебе угодно, — мягко произнес Талиесин. — Ты — леди и жрица. Но ты ведь не так уж молода, и раз ты покинула Авалон — нет-нет, я вовсе не собираюсь тебя упрекать, — но мне кажется, что было бы неплохо, если бы ты пожелала выйти замуж и обзавестись собственным домом. Не будешь же ты до конца дней своих оставаться на побегушках у Гвенвифар? Что же касается Кевина Арфиста, он, несомненно, находился бы сейчас здесь, если бы мог, — но он не может ездить верхом так быстро, как другие. Это хорошо, что ты не презираешь его за телесную слабость, милое дитя.
Когда Талиесин ушел, Моргейна, погрузившись в глубокую задумчивость, направилась к пивоварне. Ах, если бы она и впрямь любила Кевина! Но, увы, Талиесин заблуждается…
«И за что мне эта страсть к Ланселету?» Эта мысль преследовала ее все то время, пока она готовила душистую розовую воду для омовения рук и всяческие сладости. Ну что ж, по крайней мере, пока Кевин был здесь, у нее не было причин желать Ланселета. Впрочем, мрачно подумала она, это все равно не имеет значения. «Желание должно быть обоюдным — иначе оно бесплодно». Моргейна решила, что, когда Кевин вернется ко двору, надо будет принять его так радушно, как ему хочется.
«Несомненно, это совсем не худший выход — стать женой Кевина… Авалон для меня потерян… Я подумаю над этим. И, действительно, мой сон истинен, — по крайней мере, в этом. Кевин в Лотиане… А я-то думала, что Зрение покинуло меня…»
Кевин вернулся в Камелот накануне Пятидесятницы. Целый день к Камелоту тек людской поток; народу было больше, чем на весенней и осенней ярмарках, вместе взятых. Надвигающийся праздник обещал стать самым грандиозным изо всех, какие только проводились в здешних краях. Моргейна встретила Кевина поцелуем и объятьями, отчего глаза арфиста засияли, и провела в покои для гостей. Там она забрала у него плащ и дорожную обувь, отослала вещи с одним из мальчишек, дабы их вычистили, и принесла ленты — украсить арфу.
— О, Моя Леди будет нарядной, как сама королева! — рассмеялся Кевин. — Так ты не держишь зла на свою единственную соперницу, Моргейна, любовь моя?
Он никогда прежде не называл ее так. Моргейна подошла и обняла его за талию.
— Я скучал по тебе, — тихо произнес Кевин и на миг прижался лицом к ее груди.
— И я по тебе скучала, милый, — отозвалась она, — и ночью, когда все отправятся отдыхать, я тебе это докажу… Как ты думаешь, почему я устроила так, чтобы эти покои достались тебе одному, когда даже самые прославленные из соратников Артура разместились по четверо в комнате, а некоторые даже по двое на одной кровати?
— Я думал, так получилось потому, что ко мне просто не пришлось никого подселять, — отозвался Кевин.
— И так, несомненно, и надлежало бы сделать, из уважения к Авалону, — сказала Моргейна, — хотя даже Талиесину приходится делить свои покои с епископом…
— Не могу одобрить его вкус, — хмыкнул Кевин. — Я бы скорее предпочел поселиться в конюшне, вместе с другими ослами!
— Я поступила так потому, что мерлину Британии подобает иметь личные покои, пусть даже они не больше ослиного стойла, — сказала Моргейна. — Но все же они достаточно велики, чтоб вместить тебя, и Твою Леди, и, — она улыбнулась и многозначительно взглянула на кровать, — и меня.
— Ты всегда будешь желанной гостьей, а если вдруг Моя Леди вздумает ревновать, я поверну ее лицом к стене.
Кевин поцеловал Моргейну и на миг прижал ее к себе со всей силой своих жилистых рук. Затем, отпустив ее, произнес:
— У меня для тебя новость: я отвез твоего сына на Авалон. Он уже большой парнишка, и смышленый, и отчасти унаследовал твои музыкальные способности.
— Он снился мне, — сказала Моргейна. — И во сне он играл на дудке — как Гавейн.
— Значит, твой сон был истинным, — отозвался Кевин. — Мальчик мне понравился. И он обладает Зрением. На Авалоне его выучат на друида.
— А потом?
— Потом? Ах, милая моя, — сказал Кевин, — все пойдет так, как суждено. Но я не сомневаюсь, что он станет бардом и на редкость мудрым человеком. Ты можешь не бояться за него, пока он на Авалоне. — Он нежно коснулся плеча Моргейны. — У него твои глаза.
Моргейне хотелось побольше расспросить его о мальчике, но она заговорила о другом.
— Празднество начнется только завтра, — сказала она, — но сегодня вечером ближайшие друзья и соратники Артура приглашены к нему на обед. Гарета завтра должны посвятить в рыцари, и Артур, который любит Гавейна как брата, оказал Гарету честь и пригласил его на семейный праздник.
— Гарет — достойный рыцарь, — отозвался Кевин, — и я рад, что ему оказали такую честь. Я не питаю особой любви к королеве Моргаузе, но ее сыновья — хорошие люди и верные друзья Артура.
Праздник был семейный, однако и близких родичей у Артура было немало: в канун Пятидесятницы за столом Артура сидели Гвенвифар, и ее родственница Элейна, и отец Элейны, король Пелинор, и ее брат, Ламорак; Талиесин и Ланселет, и третий из единоутробных братьев Ланселета, — Балан, сын Владычицы Озера, — и Боре с Лионелем, сыновья Бана, владыки Малой Британии. И Гарет был там, и Гавейн, как всегда, стоял за креслом Артура. Когда они вошли в зал, Артур попытался уговорить его сесть за стол:
— Садись сегодня вечером рядом с нами, Гавейн, — ты мой родич и законный король Оркнеев, и не подобает тебе как слуге стоять у меня за спиной!
— Я горд тем, что могу стоять здесь и прислуживать моему лорду и королю, сэр, — упрямо отозвался Гавейн, и Артур склонил голову.
— Из-за тебя я чувствую себя каким-то императором древности, — пожаловался он. — Неужели меня нужно охранять денно и нощно, даже в собственном моем замке?
— Величием своего трона ты равен этим императорам или даже превосходишь их, — стоял на своем Гавейн. Артур рассмеялся и развел руками.
— Что ж, я ни в чем не могу отказать моим соратникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84