Но Гарет — человек Артура, и он любит своего короля, это сразу видно. И я не захотел взваливать такую ношу на лучшего из моих братьев, — сказал он. — Гарет… Гарет — он ведь…
Он не договорил, но Моргауза поняла, что Гвидион хотел сказать; хоть он и был чужаком для всех, но Гарет оставался его братом и возлюбленным другом. Внезапно легкая улыбка, придававшая ему необычайно юный вид, сменилась ухмылкой.
— Пока я был в войске саксов, матушка, меня просто замучили вопросом, уж не прихожусь ли я Ланселету сыном! Сам я особого сходства не нахожу — но, с другой стороны, я же не так хорошо знаю, как выгляжу… Я ведь смотрюсь в зеркало лишь во время бритья!
— И, однако, — заметила Моргауза, — всякий, кто знаком с Ланселетом — и в особенности тот, кто знал его в молодости, — при первом же взгляде узнает в тебе его родича.
— В общем, примерно так я и выпутывался — начинал говорить с бретонским выговором и заявлял, что тоже прихожусь родней старому королю Бану, — отозвался Гвидион. — Я думал было, что наш Ланселет, к которому девицы так и липнут, должен был породить достаточно бастардов, чтоб люди не удивлялись, завидев похожее лицо. И что же? Как ни удивительно, но единственный слух такого рода гласил, что королева якобы родила сына от Ланселета и ребенка отдали на воспитание ее родственнице, которую поэтому и выдали замуж за Ланселета… Нет, вообще-то о Ланселете и королеве рассказывают множество историй, одна не правдоподобнее другой, но все сходятся в одном: любая женщина, сотворенная Господом, не дождется от Ланселета ничего, кроме любезных слов. Некоторые женщины даже вешались мне на шею, — дескать, раз они не могут заполучить самого Ланселета, так заполучат его сына… — Он снова ухмыльнулся. — Да, нелегко оставаться таким любезным, как Ланселет. Я люблю поглядеть на красивых женщин, но когда они начинают вот так вот гоняться за тобой… — и Гвидион забавно поежился. Моргауза расхохоталась.
— Так значит, друиды не отняли у тебя этих чувств, сынок?
— Вовсе нет! — отозвался Гвидион. — Но большинство женщин — просто дуры, и я предпочитаю не связываться с теми, кто ждет, что я буду с ней носиться как с единственной и неповторимой или платить за все ее прихоти. Ты привила мне отвращение к глупым женщинам, матушка.
— Жаль, что нельзя того же сказать о Ланселете, — заметила Моргауза. — Всем известно, что у Гвенвифар ума хватает лишь на то, чтоб держать свой пояс завязанным, — а если бы Ланселет постарался, то его и на это бы не хватило.
«У тебя лицо Ланселета, мальчик мой, — подумала она, — но ум у тебя материнский».
Словно услышав ее мысли, Гвидион поставил опустевший кубок и отмахнулся от служанки, кинувшейся было заново его наполнить.
— Хватит. Я так устал, что опьянею, если сделаю еще хоть глоток. Мне бы сейчас поужинать. С охотой мне везло, так что мясо мне осточертело — я хочу домашней еды, каши или лепешек… Матушка, перед тем, как уехать в Бретань, я виделся на Авалоне с леди Моргейной.
«И зачем же он сообщает мне об этом?» — подумала Моргауза. Что-то непохоже, чтобы он питал горячую любовь к родной матери. И внезапно ее кольнуло ощущение вины. «Конечно, я ведь позаботилась, чтобы он не любил никого, кроме меня». Что ж, она сделала то, что должна была сделать, и ни о чем не сожалеет.
— И как там моя родственница?
— На вид она немолода, — сказал Гвидион. — Мне показалось, что она старше тебя, матушка.
— Нет, — возразила Моргауза. — Моргейна младше меня на десять лет.
— Однако она кажется постаревшей и усталой, а ты… — Гвидион улыбнулся Моргаузе, и она внезапно почувствовала себя счастливой.
«Ни одного из моих сыновей я не люблю так крепко, как этого, — подумала она. — Хорошо, что Моргейна оставила его на мое попечение».
— О, я тоже уже постарела, мальчик мой, — возразила она. — Когда ты только родился, у меня уже был взрослый сын!
— Тогда ты куда более могущественная чародейка, чем она, — сказал Гвидион. — Всякий поклялся бы, что ты долго жила в волшебной стране и время не коснулось тебя… По-моему, матушка, ты ни капли не изменилась с того самого дня, как я уехал на Авалон.
Он взял руку Моргаузы, поднес к губам и поцеловал. Моргауза осторожно обняла юношу, стараясь не потревожить рану. Она погладила Гвидиона по темным волосам.
— Так значит, Моргейна теперь королева Уэльса.
— Да, верно, — подтвердил Гвидион, — и насколько я слыхал, король Уриенс в ней души не чает. Артур принял ее пасынка Увейна в свою личную дружину, а посвятил его Гавейн; они теперь с Гавейном лучшие друзья. Этот Увейн, в общем, неплохой парень — я бы даже сказал, что они с Гавейном чем-то похожи: оба упрямы и решительны и беззаветно преданы Артуру, — похоже, они считают, будто солнце всходит и заходит там, где королю вздумается помочиться. — Он криво усмехнулся. — Впрочем, в этом можно обвинить многих. И я приехал именно затем, чтобы поговорить с тобой об этом, матушка. Тебе что-нибудь известно о планах Авалона?
— Только то, что говорили Ниниана и мерлин, когда приезжали, чтоб забрать тебя, — сказала Моргауза. — Я знаю, что тебе предназначено стать наследником Артура, хоть сам он и считает, что оставит королевство сыну Ланселета. Я знаю, что ты — тот самый молодой олень, которому суждено повергнуть Короля-Оленя… — произнесла она на древнем наречии, и Гвидион приподнял брови.
— Значит, ты знаешь все, — сказал он. — Но вот чего ты, возможно, не знаешь… Эти замыслы невозможно исполнить сейчас. После того, как Артур разбил этого римлянина, возомнившего себя императором, Луция, его звезда поднялась на невиданную высоту. Простонародье разорвет в клочья всякого, кто осмелится поднять руку на Артура, — если этого прежде не сделают соратники. Я никогда еще не видел, чтобы кого-то так любили. Наверное, именно поэтому я так стремился взглянуть на него со стороны, — чтобы понять, что же такого есть в этом короле, что его все так любят…
Голос Гвидиона опустился до шепота, и Моргауза ощутила вдруг смутное беспокойство.
— И как, понял? Гвидион медленно кивнул.
— Он — воистину король… Даже я, хоть у меня и нет причин любить его, ощущал то обаяние и силу, что исходят от него. Ты даже представить себе не можешь, как его обожают.
— Странно, — заметила Моргейна. — Я никогда не замечала в нем ничего особенного.
— Нет, давай уж будем справедливы, — возразил Гвидион. — Не так уж много в этой стране людей — а может, второго такого и вовсе нет, — которые сумели бы объединить всех, как это сделал Артур! Римляне, валлийцы, корнуольцы, жители Западного края, восточные англы, бретонцы, Древний народ, жители Лотиана… матушка, во всем королевстве люди клянутся именем Артура! Даже саксы, сражавшиеся с Утером насмерть, теперь принесли присягу Артуру и признали его своим королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Он не договорил, но Моргауза поняла, что Гвидион хотел сказать; хоть он и был чужаком для всех, но Гарет оставался его братом и возлюбленным другом. Внезапно легкая улыбка, придававшая ему необычайно юный вид, сменилась ухмылкой.
— Пока я был в войске саксов, матушка, меня просто замучили вопросом, уж не прихожусь ли я Ланселету сыном! Сам я особого сходства не нахожу — но, с другой стороны, я же не так хорошо знаю, как выгляжу… Я ведь смотрюсь в зеркало лишь во время бритья!
— И, однако, — заметила Моргауза, — всякий, кто знаком с Ланселетом — и в особенности тот, кто знал его в молодости, — при первом же взгляде узнает в тебе его родича.
— В общем, примерно так я и выпутывался — начинал говорить с бретонским выговором и заявлял, что тоже прихожусь родней старому королю Бану, — отозвался Гвидион. — Я думал было, что наш Ланселет, к которому девицы так и липнут, должен был породить достаточно бастардов, чтоб люди не удивлялись, завидев похожее лицо. И что же? Как ни удивительно, но единственный слух такого рода гласил, что королева якобы родила сына от Ланселета и ребенка отдали на воспитание ее родственнице, которую поэтому и выдали замуж за Ланселета… Нет, вообще-то о Ланселете и королеве рассказывают множество историй, одна не правдоподобнее другой, но все сходятся в одном: любая женщина, сотворенная Господом, не дождется от Ланселета ничего, кроме любезных слов. Некоторые женщины даже вешались мне на шею, — дескать, раз они не могут заполучить самого Ланселета, так заполучат его сына… — Он снова ухмыльнулся. — Да, нелегко оставаться таким любезным, как Ланселет. Я люблю поглядеть на красивых женщин, но когда они начинают вот так вот гоняться за тобой… — и Гвидион забавно поежился. Моргауза расхохоталась.
— Так значит, друиды не отняли у тебя этих чувств, сынок?
— Вовсе нет! — отозвался Гвидион. — Но большинство женщин — просто дуры, и я предпочитаю не связываться с теми, кто ждет, что я буду с ней носиться как с единственной и неповторимой или платить за все ее прихоти. Ты привила мне отвращение к глупым женщинам, матушка.
— Жаль, что нельзя того же сказать о Ланселете, — заметила Моргауза. — Всем известно, что у Гвенвифар ума хватает лишь на то, чтоб держать свой пояс завязанным, — а если бы Ланселет постарался, то его и на это бы не хватило.
«У тебя лицо Ланселета, мальчик мой, — подумала она, — но ум у тебя материнский».
Словно услышав ее мысли, Гвидион поставил опустевший кубок и отмахнулся от служанки, кинувшейся было заново его наполнить.
— Хватит. Я так устал, что опьянею, если сделаю еще хоть глоток. Мне бы сейчас поужинать. С охотой мне везло, так что мясо мне осточертело — я хочу домашней еды, каши или лепешек… Матушка, перед тем, как уехать в Бретань, я виделся на Авалоне с леди Моргейной.
«И зачем же он сообщает мне об этом?» — подумала Моргауза. Что-то непохоже, чтобы он питал горячую любовь к родной матери. И внезапно ее кольнуло ощущение вины. «Конечно, я ведь позаботилась, чтобы он не любил никого, кроме меня». Что ж, она сделала то, что должна была сделать, и ни о чем не сожалеет.
— И как там моя родственница?
— На вид она немолода, — сказал Гвидион. — Мне показалось, что она старше тебя, матушка.
— Нет, — возразила Моргауза. — Моргейна младше меня на десять лет.
— Однако она кажется постаревшей и усталой, а ты… — Гвидион улыбнулся Моргаузе, и она внезапно почувствовала себя счастливой.
«Ни одного из моих сыновей я не люблю так крепко, как этого, — подумала она. — Хорошо, что Моргейна оставила его на мое попечение».
— О, я тоже уже постарела, мальчик мой, — возразила она. — Когда ты только родился, у меня уже был взрослый сын!
— Тогда ты куда более могущественная чародейка, чем она, — сказал Гвидион. — Всякий поклялся бы, что ты долго жила в волшебной стране и время не коснулось тебя… По-моему, матушка, ты ни капли не изменилась с того самого дня, как я уехал на Авалон.
Он взял руку Моргаузы, поднес к губам и поцеловал. Моргауза осторожно обняла юношу, стараясь не потревожить рану. Она погладила Гвидиона по темным волосам.
— Так значит, Моргейна теперь королева Уэльса.
— Да, верно, — подтвердил Гвидион, — и насколько я слыхал, король Уриенс в ней души не чает. Артур принял ее пасынка Увейна в свою личную дружину, а посвятил его Гавейн; они теперь с Гавейном лучшие друзья. Этот Увейн, в общем, неплохой парень — я бы даже сказал, что они с Гавейном чем-то похожи: оба упрямы и решительны и беззаветно преданы Артуру, — похоже, они считают, будто солнце всходит и заходит там, где королю вздумается помочиться. — Он криво усмехнулся. — Впрочем, в этом можно обвинить многих. И я приехал именно затем, чтобы поговорить с тобой об этом, матушка. Тебе что-нибудь известно о планах Авалона?
— Только то, что говорили Ниниана и мерлин, когда приезжали, чтоб забрать тебя, — сказала Моргауза. — Я знаю, что тебе предназначено стать наследником Артура, хоть сам он и считает, что оставит королевство сыну Ланселета. Я знаю, что ты — тот самый молодой олень, которому суждено повергнуть Короля-Оленя… — произнесла она на древнем наречии, и Гвидион приподнял брови.
— Значит, ты знаешь все, — сказал он. — Но вот чего ты, возможно, не знаешь… Эти замыслы невозможно исполнить сейчас. После того, как Артур разбил этого римлянина, возомнившего себя императором, Луция, его звезда поднялась на невиданную высоту. Простонародье разорвет в клочья всякого, кто осмелится поднять руку на Артура, — если этого прежде не сделают соратники. Я никогда еще не видел, чтобы кого-то так любили. Наверное, именно поэтому я так стремился взглянуть на него со стороны, — чтобы понять, что же такого есть в этом короле, что его все так любят…
Голос Гвидиона опустился до шепота, и Моргауза ощутила вдруг смутное беспокойство.
— И как, понял? Гвидион медленно кивнул.
— Он — воистину король… Даже я, хоть у меня и нет причин любить его, ощущал то обаяние и силу, что исходят от него. Ты даже представить себе не можешь, как его обожают.
— Странно, — заметила Моргейна. — Я никогда не замечала в нем ничего особенного.
— Нет, давай уж будем справедливы, — возразил Гвидион. — Не так уж много в этой стране людей — а может, второго такого и вовсе нет, — которые сумели бы объединить всех, как это сделал Артур! Римляне, валлийцы, корнуольцы, жители Западного края, восточные англы, бретонцы, Древний народ, жители Лотиана… матушка, во всем королевстве люди клянутся именем Артура! Даже саксы, сражавшиеся с Утером насмерть, теперь принесли присягу Артуру и признали его своим королем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84