Я не хочу, чтобы они видели… — Гвенвифар не договорила — что-то сдавило ей горло.
Ланселет мгновение поколебался, затем кивнул.
— Да, верно. Пусть они думают, что он не посмел оскорбить тебя. Так будет лучше. Я пришел один, потому что знал, что смогу справиться с Мелеагрантом; остальные сейчас внизу. Давай я обыщу другие комнаты — подобный негодяй наверняка держал при себе какую-нибудь женщину.
Ланселет ненадолго вышел, и Гвенвифар почувствовала, что ей почти не под силу даже на миг упустить его из виду. Она осторожно отодвинулась подальше от валяющегося на полу трупа Мелеагранта, глядя на него, словно на тушу волка, убитого пастухом, и даже вид крови не внушал ей отвращения. Мгновение спустя Ланселет вернулся.
— Тут рядом есть чистая комната, а в сундуках там сложено кое-что из женской одежды. Кажется, это комната старого короля. Там есть даже зеркало.
Он провел Гвенвифар по коридору. Эта комната была чисто подметена, и тюфяк на кровати был набит свежей соломой и застелен простынями, одеялами и шкурами — не особенно чистыми, но все-таки не отталкивающими. У стены стоял резной сундук — Гвенвифар узнала его. В сундуке она нашла три платья; одно из них она видела на Альенор, а остальные два были сшиты на женщину повыше. Взгляд Гвенвифар затуманился слезами. Разглаживая платья, она подумала: «Должно быть, это платья моей матери. Почему отец так и не отдал их Альенор? — Но затем ей подумалось:
— Я никогда не знала своего отца. Я совершенно не представляю, что он был за человек; я знаю лишь, что он был моим отцом». Эта мысль так опечалила Гвенвифар, что она едва не расплакалась снова.
— Я надену вот это, — сказала королева и слабо рассмеялась. — Если управлюсь без служанки… Ланселет нежно коснулся ее лица.
— Я сам одену тебя, моя леди.
Он начал помогать Гвенвифар снимать порванное платье. Но затем лицо его исказилось, и он подхватил полураздетую Гвенвифар на руки.
— Когда я думаю, что этот… это животное касалось тебя… — произнес он, спрятав лицо на груди Гвенвифар, — а я, любя тебя, не смел даже притронуться…
Несмотря на все свое благочестие, Гвенвифар могла сейчас думать лишь об одном: она так старалась быть добродетельной, так старалась держать себя в руках, а Бог в ответ отдал ее в руки Мелеагранта, на позор и муки! А Ланселет, что предлагал ей любовь и нежность, но ушел с ее пути, чтоб не предать своего родича, — Ланселет оказался тому свидетелем! Гвенвифар повернулась и обняла его.
— Ланселет, — прошептала она, — любимый мой, желанный… прогони память о том, что он со мною сделал… давай задержимся здесь еще ненадолго…
На глаза Ланселета навернулись слезы; он бережно положил Гвенвифар на кровать, лаская ее дрожащими руками.
«Бог не вознаградил меня за добродетель. Так почему же я думаю, что он станет меня карать? — Но последовавшая за этим мысль напугала Гвенвифар. — А может, никакого Бога нет — вообще никаких богов нет. Возможно, все это выдумали священники, чтоб говорить людям, что нам делать, и чего не делать, и во что верить, и чтобы отдавать распоряжения самому королю». Она приподнялась и притянула Ланселета к себе; ее распухшие губы коснулись его губ, ее руки заскользили по телу любимого, на этот раз — без страха и стыда. Гвенвифар не испытывала более сомнений. Артур? Артур не защитил ее от изнасилования. Она перенесла выпавшие ей страдания — теперь же она возьмет свое. Артур сам подтолкнул ее к тому, чтоб возлечь с Ланселетом, и теперь она будет делать что пожелает.
Два часа спустя они рука об руку покинули замок Мелеагранта. Они ехали рядом, время от времени касаясь друг друга, и Гвенвифар ни о чем более не беспокоилась; она, не таясь, смотрела на Ланселета, и глаза ее сияли радостью. Она обрела свою истинную любовь, и впредь даже не подумает ни от кого ее скрывать.
Глава 5
«Жрицы медленно идут по поросшему тростником берегу Авалона и несут факелы… Мне следовало бы находиться среди них, но я почему-то не могу… Вивиана рассердится, что я не иду вместе с ними, но я словно стою на дальнем берегу и не могу произнести слово, которое перенесло бы меня к ним…»
Врана идет медленно, и лицо ее покрыто морщинами — я никогда не видела ее такой, — а на виске появилась седая прядь… Волосы ее распущены; неужели она все еще дева, хранящая себя для бога? Ветер колышет пламя факелов и треплет белое одеяние Враны. Но где же Вивиана, где Владычица? Священная ладья стоит у берега вечной земли, но она не придет больше, чтоб занять место Богини… Но кто это в вуали и венце Владычицы?
Я никогда прежде не видела этой женщины, кроме как во сне…
Густые волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косы и уложены короной вокруг головы; но на поясе у нее, там, где надлежит висеть серповидному ножу жрицы, висит… о, Богиня! Что за святотатство! На светлом платье виднеется серебряное распятие; я пытаюсь вырваться из незримых пут, броситься к женщине и сорвать богохульную вещь, но между нами становится Кевин и хватает меня за руки… руки его скрючены, словно какие-то уродливые змеи… а затем он выворачивается у меня из рук, а змеи вцепляются в меня…
— Моргейна! Что случилось? — Элейна тряхнула свою соседку по кровати за плечо. — Что с тобой? Ты кричишь во сне…
— Кевин, — пробормотала Моргейна и села. Распущенные волосы цвета воронова крыла окутали ее темной волной. — Нет-нет, это не ты, но у нее волосы, как у тебя, и распятие…
— Это сон, Моргейна! — встряхнула ее Элейна. — Проснись! Моргейна моргнула, вздрогнула, потом глубоко вздохнула и взглянула на Элейну уже с обычной своей невозмутимостью.
— Извини. Просто скверный сон приснился.
«Что же за сны преследуют сестру короля?» — подумалось Элейне. Конечно, они должны быть скверными: ведь Моргейна пришла со зловещего острова колдунов и чародеек… Но почему-то сама Моргейна никогда не казалась Элейне злой. Но как она может быть такой доброй, если она отвергла Христа и почитает демонов?
Элейна отодвинулась от Моргейны и сказала:
— Пора вставать, кузина. Сегодня возвращается король — по крайней мере, так сказал прибывший ночью гонец.
Моргейна кивнула и с трудом поднялась с кровати. Элейна скромно отвела взгляд. Моргейна словно бы совсем не ведала стыда; неужто она никогда не слыхала, что все грехи пришли в этот мир через тело женщины?
Моргейна же бесстыдно стояла обнаженной и рылась в сундуке, разыскивая праздничное платье. Элейна отвернулась и принялась одеваться.
— Поспеши, Моргейна. Нам нужно идти к королеве… Моргейна улыбнулась.
— Не стоит спешить, родственница. Надо дать Ланселету время уйти. Если ты невольно поднимешь скандал, Гвенвифар тебя не поблагодарит.
— Моргейна, как ты можешь так говорить?! После того случая неудивительно, что Гвенвифар боится оставаться одна и желает, чтобы ее поборник спал у ее двери… Ведь вправду, какое счастье, что Ланселет подоспел вовремя и спас ее от наихудшего…
— Ну не будь же ты такой дурочкой, Элейна, — терпеливо и устало сказала Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Ланселет мгновение поколебался, затем кивнул.
— Да, верно. Пусть они думают, что он не посмел оскорбить тебя. Так будет лучше. Я пришел один, потому что знал, что смогу справиться с Мелеагрантом; остальные сейчас внизу. Давай я обыщу другие комнаты — подобный негодяй наверняка держал при себе какую-нибудь женщину.
Ланселет ненадолго вышел, и Гвенвифар почувствовала, что ей почти не под силу даже на миг упустить его из виду. Она осторожно отодвинулась подальше от валяющегося на полу трупа Мелеагранта, глядя на него, словно на тушу волка, убитого пастухом, и даже вид крови не внушал ей отвращения. Мгновение спустя Ланселет вернулся.
— Тут рядом есть чистая комната, а в сундуках там сложено кое-что из женской одежды. Кажется, это комната старого короля. Там есть даже зеркало.
Он провел Гвенвифар по коридору. Эта комната была чисто подметена, и тюфяк на кровати был набит свежей соломой и застелен простынями, одеялами и шкурами — не особенно чистыми, но все-таки не отталкивающими. У стены стоял резной сундук — Гвенвифар узнала его. В сундуке она нашла три платья; одно из них она видела на Альенор, а остальные два были сшиты на женщину повыше. Взгляд Гвенвифар затуманился слезами. Разглаживая платья, она подумала: «Должно быть, это платья моей матери. Почему отец так и не отдал их Альенор? — Но затем ей подумалось:
— Я никогда не знала своего отца. Я совершенно не представляю, что он был за человек; я знаю лишь, что он был моим отцом». Эта мысль так опечалила Гвенвифар, что она едва не расплакалась снова.
— Я надену вот это, — сказала королева и слабо рассмеялась. — Если управлюсь без служанки… Ланселет нежно коснулся ее лица.
— Я сам одену тебя, моя леди.
Он начал помогать Гвенвифар снимать порванное платье. Но затем лицо его исказилось, и он подхватил полураздетую Гвенвифар на руки.
— Когда я думаю, что этот… это животное касалось тебя… — произнес он, спрятав лицо на груди Гвенвифар, — а я, любя тебя, не смел даже притронуться…
Несмотря на все свое благочестие, Гвенвифар могла сейчас думать лишь об одном: она так старалась быть добродетельной, так старалась держать себя в руках, а Бог в ответ отдал ее в руки Мелеагранта, на позор и муки! А Ланселет, что предлагал ей любовь и нежность, но ушел с ее пути, чтоб не предать своего родича, — Ланселет оказался тому свидетелем! Гвенвифар повернулась и обняла его.
— Ланселет, — прошептала она, — любимый мой, желанный… прогони память о том, что он со мною сделал… давай задержимся здесь еще ненадолго…
На глаза Ланселета навернулись слезы; он бережно положил Гвенвифар на кровать, лаская ее дрожащими руками.
«Бог не вознаградил меня за добродетель. Так почему же я думаю, что он станет меня карать? — Но последовавшая за этим мысль напугала Гвенвифар. — А может, никакого Бога нет — вообще никаких богов нет. Возможно, все это выдумали священники, чтоб говорить людям, что нам делать, и чего не делать, и во что верить, и чтобы отдавать распоряжения самому королю». Она приподнялась и притянула Ланселета к себе; ее распухшие губы коснулись его губ, ее руки заскользили по телу любимого, на этот раз — без страха и стыда. Гвенвифар не испытывала более сомнений. Артур? Артур не защитил ее от изнасилования. Она перенесла выпавшие ей страдания — теперь же она возьмет свое. Артур сам подтолкнул ее к тому, чтоб возлечь с Ланселетом, и теперь она будет делать что пожелает.
Два часа спустя они рука об руку покинули замок Мелеагранта. Они ехали рядом, время от времени касаясь друг друга, и Гвенвифар ни о чем более не беспокоилась; она, не таясь, смотрела на Ланселета, и глаза ее сияли радостью. Она обрела свою истинную любовь, и впредь даже не подумает ни от кого ее скрывать.
Глава 5
«Жрицы медленно идут по поросшему тростником берегу Авалона и несут факелы… Мне следовало бы находиться среди них, но я почему-то не могу… Вивиана рассердится, что я не иду вместе с ними, но я словно стою на дальнем берегу и не могу произнести слово, которое перенесло бы меня к ним…»
Врана идет медленно, и лицо ее покрыто морщинами — я никогда не видела ее такой, — а на виске появилась седая прядь… Волосы ее распущены; неужели она все еще дева, хранящая себя для бога? Ветер колышет пламя факелов и треплет белое одеяние Враны. Но где же Вивиана, где Владычица? Священная ладья стоит у берега вечной земли, но она не придет больше, чтоб занять место Богини… Но кто это в вуали и венце Владычицы?
Я никогда прежде не видела этой женщины, кроме как во сне…
Густые волосы цвета спелой пшеницы заплетены в косы и уложены короной вокруг головы; но на поясе у нее, там, где надлежит висеть серповидному ножу жрицы, висит… о, Богиня! Что за святотатство! На светлом платье виднеется серебряное распятие; я пытаюсь вырваться из незримых пут, броситься к женщине и сорвать богохульную вещь, но между нами становится Кевин и хватает меня за руки… руки его скрючены, словно какие-то уродливые змеи… а затем он выворачивается у меня из рук, а змеи вцепляются в меня…
— Моргейна! Что случилось? — Элейна тряхнула свою соседку по кровати за плечо. — Что с тобой? Ты кричишь во сне…
— Кевин, — пробормотала Моргейна и села. Распущенные волосы цвета воронова крыла окутали ее темной волной. — Нет-нет, это не ты, но у нее волосы, как у тебя, и распятие…
— Это сон, Моргейна! — встряхнула ее Элейна. — Проснись! Моргейна моргнула, вздрогнула, потом глубоко вздохнула и взглянула на Элейну уже с обычной своей невозмутимостью.
— Извини. Просто скверный сон приснился.
«Что же за сны преследуют сестру короля?» — подумалось Элейне. Конечно, они должны быть скверными: ведь Моргейна пришла со зловещего острова колдунов и чародеек… Но почему-то сама Моргейна никогда не казалась Элейне злой. Но как она может быть такой доброй, если она отвергла Христа и почитает демонов?
Элейна отодвинулась от Моргейны и сказала:
— Пора вставать, кузина. Сегодня возвращается король — по крайней мере, так сказал прибывший ночью гонец.
Моргейна кивнула и с трудом поднялась с кровати. Элейна скромно отвела взгляд. Моргейна словно бы совсем не ведала стыда; неужто она никогда не слыхала, что все грехи пришли в этот мир через тело женщины?
Моргейна же бесстыдно стояла обнаженной и рылась в сундуке, разыскивая праздничное платье. Элейна отвернулась и принялась одеваться.
— Поспеши, Моргейна. Нам нужно идти к королеве… Моргейна улыбнулась.
— Не стоит спешить, родственница. Надо дать Ланселету время уйти. Если ты невольно поднимешь скандал, Гвенвифар тебя не поблагодарит.
— Моргейна, как ты можешь так говорить?! После того случая неудивительно, что Гвенвифар боится оставаться одна и желает, чтобы ее поборник спал у ее двери… Ведь вправду, какое счастье, что Ланселет подоспел вовремя и спас ее от наихудшего…
— Ну не будь же ты такой дурочкой, Элейна, — терпеливо и устало сказала Моргейна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84