Моргейна взялась сама ухаживать за супругом и намазала хлеб медом. Пускай он и дальше считает ее самой верной из своих подданных, своей любезной и услужливой женой. Ей нетрудно. Но может настать такой момент, когда ей понадобится доверие Уриенса, чтобы он не мешал ей поступать по своему усмотрению.
— Что-то мои старые кости болят даже летом. Наверное, надо мне съездить на юг, в Аква Сулис, на воды. Там есть древний храм богини Суль — римляне в свое время построили там огромную баню, и кой-чего от нее сохранилось до сих пор. Большие бассейны теперь засорились, а саксы утащили оттуда множество прекрасных вещей и сбросили с постамента статую Богини, но сам источник никуда не делся; он бьет из какой-то подземной кузни — он кипит, день за днем, год за годом, и над ним поднимаются облака пара. Воистину, это зрелище внушает трепет! Там есть бассейны с горячей водой: там человек может вымыть из своих костей всю усталость. Я не был там уже года три, но теперь в округе все спокойно, и я непременно съезжу туда снова.
— Не вижу, почему бы тебе и вправду туда не съездить, — согласилась Моргейна, — раз в твоей земле царит мир.
— А может, ты бы съездила со мной, дорогая? Мы можем оставить дела на сыновей. А тебе наверняка будет интересно посмотреть на древний храм.
— Это и вправду интересно, — вполне искренне отозвалась Моргейна. Ей вспомнились холодные неиссякающие воды Священного источника на Авалоне — неисчерпаемые, неутомимые, прозрачные… — Однако я не уверена, что это будет разумно — оставить все на твоих сыновей. Аваллох глуп. Акколон умен, но он — не старший, и я не знаю, будут ли твои люди слушаться его. Возможно, если я останусь здесь, Аваллох будет советоваться с младшим братом.
— Превосходная идея, дорогая! — радостно откликнулся Уриенс. — И кстати, для тебя это было бы слишком длинное путешествие. Если ты будешь здесь, я с легкой душой оставлю все на молодых — я им велю во всем слушаться тебя.
— И когда же ты отправишься в путь?
Если станет известно, что Уриенс без колебаний доверяет королевство ей, это может сыграть ей на руку.
— Завтра, наверное. Или даже сегодня, после благословения полей. Вели слугам собрать мои вещи.
— Ты уверен, что сможешь одолеть столь долгий путь? Даже молодому человеку было бы непросто…
— Успокойся, дорогая. Я еще не настолько стар, чтоб разучиться ездить верхом, — сказал Уриенс, слегка нахмурившись, — и я уверен, что воды пойдут мне на пользу.
— Я тоже в этом уверена. — Моргейна встала из-за стола, почти не прикоснувшись к завтраку. — Если не возражаешь, я разыщу твоего дворецкого и велю ему приготовить все для твоего отъезда.
Все то время, пока процессия обходила поля, Моргейна стояла вместе с Уриенсом на холме у деревни и наблюдала за танцорами, скачущими не хуже молодых козлов. Интересно, знает ли хоть кто-нибудь из этих людей, что означают зеленые жезлы фаллической формы, увитые гирляндами из белых и красных цветов, и хорошенькая девушка с распущенными волосами, что невозмутимо шагает среди них? Девушка была цветущей и юной — ей явно было не больше четырнадцати, — и ее волосы, отливающие золотом, спускались до середины бедра. Она была одета в зеленое платье, на вид очень старое. Понимал ли кто-либо из них, что они видят, чувствовал ли, насколько неуместно здесь присутствие церковников — двух мальчишек в черном, со свечами и крестами, и священника, читающего молитвы на скверной латыни. Моргейна — и та лучше говорила по-латински, чем этот священник!
«Эти священники настолько ненавидят плодородие и жизнь, что просто поразительно, как после их так называемого благословения на полях хоть что-то вырастает!»
И словно в ответ на мысли Моргейны рядом с ней раздался знакомый голос:
— Как ты думаешь, леди, хоть кто-нибудь, кроме нас с тобой, знает, что здесь происходит?
Акколон на миг подхватил Моргейну под руку, помогая ей перебраться через глыбу вывороченной плугом земли, и Моргейна снова увидела у него на запястьях синих змей.
— Король Уриенс знает, но старается забыть. На мой взгляд, это еще худшее святотатство, чем полное неведение.
Моргейна думала, что молодой рыцарь вспылит; в определенном смысле слова, она даже хотела разозлить его. Прикосновение сильной руки Акколона вызвало в ней вспышку желания, но в то же время что-то в ней противилось этому желанию… Он молод и способен иметь детей, а она — всего лишь стареющая жена его старого отца… А кроме того, на них сейчас смотрели подданые Уриенса, и вся его родня, и домашний священник! Она не могла даже позволить себе высказать все, что думает. Она должна обращаться с Акколоном сдержанно и отстраненно — ведь он ее пасынок! Если бы Акколон сказал сейчас что-нибудь ласковое или пожалел ее, она бы разрыдалась при всех, принялась рвать на себе волосы и царапать лицо…
Но Акколон сказал лишь, так тихо, что даже ближайшие соседи не могли бы этого расслышать:
— Возможно, Владычице довольно того, что это знаем мы с тобой, Моргейна. Богиня не покинет нас, пока хоть один человек будет оказывать ей должный почет.
Моргейна на миг взглянула на Акколона. Молодой человек неотрывно смотрел на нее, и хотя он поддерживал ее любезно и отстраненно, от этого взгляда ее бросило в жар. Внезапно ей сделалось страшно и захотелось вырвать руку.
«Я — жена его отца, и изо всех женщин я более всех запретна для него. В этой христианской стране я запретна для него даже больше, чем для Артура».
А затем в памяти ее всплыло воспоминание из тех времен, когда она жила на Авалоне, — она не думала об этом больше десяти лет. Один из друидов, обучающий молодых жриц тайной мудрости, сказал: «Если вы хотите получить послание от богов, которое подсказало бы вам, как поступать в этой жизни, присмотритесь к тому, что повторяется раз за разом. Это и будет послание богов, урок судьбы, который вы должны усвоить в этом воплощении. Он будет повторяться снова и снова, пока вы не сделаете его частью своей души и своего бессмертного духа».
«Так что же в моей жизни повторяется раз за разом ?..»
Каждый мужчина, которого она когда-либо желала, был ее близким родичем: Ланселет, сын ее приемной матери, Артур, сын ее родной матери, и вот теперь — сын ее мужа…
«Но всех их можно назвать близкими моими родичами только по законам христианства, что стремится править этой землей… править, как новый тиран; оно стремится не просто установить свои законы — оно желает завладеть умами, душами и сердцами. И я не раз испытала на себе всю деспотичность этого закона — так неужто я, жрица, не понимаю, почему его следует ниспровергнуть ?»
Моргейна обнаружила, что у нее дрожат руки, — и что Акколон по-прежнему поддерживает ее. Она спросила, пытаясь привести мысли в порядок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Что-то мои старые кости болят даже летом. Наверное, надо мне съездить на юг, в Аква Сулис, на воды. Там есть древний храм богини Суль — римляне в свое время построили там огромную баню, и кой-чего от нее сохранилось до сих пор. Большие бассейны теперь засорились, а саксы утащили оттуда множество прекрасных вещей и сбросили с постамента статую Богини, но сам источник никуда не делся; он бьет из какой-то подземной кузни — он кипит, день за днем, год за годом, и над ним поднимаются облака пара. Воистину, это зрелище внушает трепет! Там есть бассейны с горячей водой: там человек может вымыть из своих костей всю усталость. Я не был там уже года три, но теперь в округе все спокойно, и я непременно съезжу туда снова.
— Не вижу, почему бы тебе и вправду туда не съездить, — согласилась Моргейна, — раз в твоей земле царит мир.
— А может, ты бы съездила со мной, дорогая? Мы можем оставить дела на сыновей. А тебе наверняка будет интересно посмотреть на древний храм.
— Это и вправду интересно, — вполне искренне отозвалась Моргейна. Ей вспомнились холодные неиссякающие воды Священного источника на Авалоне — неисчерпаемые, неутомимые, прозрачные… — Однако я не уверена, что это будет разумно — оставить все на твоих сыновей. Аваллох глуп. Акколон умен, но он — не старший, и я не знаю, будут ли твои люди слушаться его. Возможно, если я останусь здесь, Аваллох будет советоваться с младшим братом.
— Превосходная идея, дорогая! — радостно откликнулся Уриенс. — И кстати, для тебя это было бы слишком длинное путешествие. Если ты будешь здесь, я с легкой душой оставлю все на молодых — я им велю во всем слушаться тебя.
— И когда же ты отправишься в путь?
Если станет известно, что Уриенс без колебаний доверяет королевство ей, это может сыграть ей на руку.
— Завтра, наверное. Или даже сегодня, после благословения полей. Вели слугам собрать мои вещи.
— Ты уверен, что сможешь одолеть столь долгий путь? Даже молодому человеку было бы непросто…
— Успокойся, дорогая. Я еще не настолько стар, чтоб разучиться ездить верхом, — сказал Уриенс, слегка нахмурившись, — и я уверен, что воды пойдут мне на пользу.
— Я тоже в этом уверена. — Моргейна встала из-за стола, почти не прикоснувшись к завтраку. — Если не возражаешь, я разыщу твоего дворецкого и велю ему приготовить все для твоего отъезда.
Все то время, пока процессия обходила поля, Моргейна стояла вместе с Уриенсом на холме у деревни и наблюдала за танцорами, скачущими не хуже молодых козлов. Интересно, знает ли хоть кто-нибудь из этих людей, что означают зеленые жезлы фаллической формы, увитые гирляндами из белых и красных цветов, и хорошенькая девушка с распущенными волосами, что невозмутимо шагает среди них? Девушка была цветущей и юной — ей явно было не больше четырнадцати, — и ее волосы, отливающие золотом, спускались до середины бедра. Она была одета в зеленое платье, на вид очень старое. Понимал ли кто-либо из них, что они видят, чувствовал ли, насколько неуместно здесь присутствие церковников — двух мальчишек в черном, со свечами и крестами, и священника, читающего молитвы на скверной латыни. Моргейна — и та лучше говорила по-латински, чем этот священник!
«Эти священники настолько ненавидят плодородие и жизнь, что просто поразительно, как после их так называемого благословения на полях хоть что-то вырастает!»
И словно в ответ на мысли Моргейны рядом с ней раздался знакомый голос:
— Как ты думаешь, леди, хоть кто-нибудь, кроме нас с тобой, знает, что здесь происходит?
Акколон на миг подхватил Моргейну под руку, помогая ей перебраться через глыбу вывороченной плугом земли, и Моргейна снова увидела у него на запястьях синих змей.
— Король Уриенс знает, но старается забыть. На мой взгляд, это еще худшее святотатство, чем полное неведение.
Моргейна думала, что молодой рыцарь вспылит; в определенном смысле слова, она даже хотела разозлить его. Прикосновение сильной руки Акколона вызвало в ней вспышку желания, но в то же время что-то в ней противилось этому желанию… Он молод и способен иметь детей, а она — всего лишь стареющая жена его старого отца… А кроме того, на них сейчас смотрели подданые Уриенса, и вся его родня, и домашний священник! Она не могла даже позволить себе высказать все, что думает. Она должна обращаться с Акколоном сдержанно и отстраненно — ведь он ее пасынок! Если бы Акколон сказал сейчас что-нибудь ласковое или пожалел ее, она бы разрыдалась при всех, принялась рвать на себе волосы и царапать лицо…
Но Акколон сказал лишь, так тихо, что даже ближайшие соседи не могли бы этого расслышать:
— Возможно, Владычице довольно того, что это знаем мы с тобой, Моргейна. Богиня не покинет нас, пока хоть один человек будет оказывать ей должный почет.
Моргейна на миг взглянула на Акколона. Молодой человек неотрывно смотрел на нее, и хотя он поддерживал ее любезно и отстраненно, от этого взгляда ее бросило в жар. Внезапно ей сделалось страшно и захотелось вырвать руку.
«Я — жена его отца, и изо всех женщин я более всех запретна для него. В этой христианской стране я запретна для него даже больше, чем для Артура».
А затем в памяти ее всплыло воспоминание из тех времен, когда она жила на Авалоне, — она не думала об этом больше десяти лет. Один из друидов, обучающий молодых жриц тайной мудрости, сказал: «Если вы хотите получить послание от богов, которое подсказало бы вам, как поступать в этой жизни, присмотритесь к тому, что повторяется раз за разом. Это и будет послание богов, урок судьбы, который вы должны усвоить в этом воплощении. Он будет повторяться снова и снова, пока вы не сделаете его частью своей души и своего бессмертного духа».
«Так что же в моей жизни повторяется раз за разом ?..»
Каждый мужчина, которого она когда-либо желала, был ее близким родичем: Ланселет, сын ее приемной матери, Артур, сын ее родной матери, и вот теперь — сын ее мужа…
«Но всех их можно назвать близкими моими родичами только по законам христианства, что стремится править этой землей… править, как новый тиран; оно стремится не просто установить свои законы — оно желает завладеть умами, душами и сердцами. И я не раз испытала на себе всю деспотичность этого закона — так неужто я, жрица, не понимаю, почему его следует ниспровергнуть ?»
Моргейна обнаружила, что у нее дрожат руки, — и что Акколон по-прежнему поддерживает ее. Она спросила, пытаясь привести мысли в порядок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84