те, кто служит Богине, относятся к клятвам со всей серьезностью. Именно так я и отнеслась к твоей клятве. Я подождала, пока ты не родишь еще одну дочь, но Нимуэ — моя. Ты дала слово.
— Но… но как же?.. Она ведь христианское дитя, как же я отпущу ее из материнского дома к… к безбожным колдуньям…
— В конце концов, я — ее родственница, — мягко произнесла Моргейна. — Сколько лет ты знаешь меня, Элейна? Разве ты хоть раз слыхала, чтоб я поступила дурно или бесчестно, что не решаешься доверить мне ребенка? Я ведь не собираюсь скармливать ее дракону, да и времена человеческих жертвоприношений давным-давно остались в прошлом — теперь так не поступают даже с преступниками.
— Но что ее ждет на Авалоне? — спросила Элейна с таким страхом, что Моргейна невольно подумала: уж не питает ли она на самом деле подобных подозрений?
— Она станет жрицей, познавшей всю мудрость Авалона, — ответила Моргейна. — Настанет день, когда она будет чувствовать движение звезд и знать обо всем, что только есть на земле и на небе.
Она улыбнулась.
— Галахад сказал, что Нимуэ хочет научиться читать, писать и играть на арфе. На Авалоне это доступно всякому. Ее жизнь будет менее суровой, чем в какой-нибудь школе при монастыре. Мы уж точно не будем изнурять ее постами и покаянием, — во всяком случае, пока она не подрастет.
— Но… но что я скажу Ланселету? — дрогнула Элейна.
— Что хочешь, — отозвалась Моргейна. — Думаю, лучше всего сказать ему правду: что ты отослала девочку на воспитание на Авалон, чтобы она могла занять опустевшее там место. Но меня не волнует, как ты будешь оправдываться перед мужем. Можешь сказать, что она утонула в озере или что ее утащил призрак Пелинорова дракона. Как тебе угодно.
— А священник? Если отец Гриффин услышит, что я отпустила свою дочь, чтобы из нее в языческих землях сделали чародейку…
— Это меня и вовсе не интересует, — отрезала Моргейна. — Если хочешь, можешь рассказать ему, что ты препоручила свою душу моему злокозненному чародейству, чтоб заполучить мужа, а я взамен потребовала от тебя старшую дочь. Что, не хочешь? Вот и я почему-то подумала, что не хочешь.
— Ты жестока, Моргейна, — сказала Элейна. По лицу ее текли слезы. — Дай мне хоть несколько дней, чтоб я могла собрать для нее все, что нужно…
— Ей нужно не так уж много, — ответила Моргейна. — Запасная рубашка, теплые вещи для дороги, плотный плащ и прочная обувь — этого довольно. На Авалоне ей дадут одежду новообращенной жрицы. Поверь мне, — мягко добавила она, — с ней будут обращаться с любовью и почтительностью, ведь она — внучка величайшей из жриц. Все будут — как там выражаются ваши священники? — все будут милосердны к ней. Ее не будут принуждать к аскетической жизни, пока она не вырастет настолько, чтоб ей хватало сил переносить суровые условия. И она будет счастлива.
— Счастлива? В этом средоточии злого колдовства?
— Клянусь тебе — я была счастлива на Авалоне, — сказала Моргейна, и уверенность, звучащая в ее словах, затронула сердце Элейны, — и с тех пор, как я покинула его, я ежедневно и ежечасно всей душой жажду вернуться туда. Ты когда-нибудь слыхала, чтобы я лгала? Пойдем — покажи мне ребенка.
— Я велела ей сидеть у себя в комнате и прясть до заката. Она нагрубила священику и наказана за это.
— Я отменяю наказание, — сказала Моргейна. — Отныне я — ее опекун и приемная мать, а потому у девочки нет больше причин проявлять почтительность к этому священнику. Покажи мне ее.
Они уехали на следующий день, на рассвете. Расставаясь с матерью, Нимуэ плакала, но не прошло и часа, как она начала с любопытством поглядывать на Моргейну из-под капюшона плаща. Девочка была высокой для своего возраста; она пошла скорее в Моргаузу или Игрейну, чем в мать Ланселета, Вивиану. Она была белокурой, но золотистые пряди отливали медью, и Моргейне подумалось, что с возрастом Нимуэ порыжеет. А глаза у нее были почти в точности того же оттенка, что и маленькие лесные фиалки, растущие вдоль ручьев.
Перед отъездом они лишь выпили немного вина с водой, и потому Моргейна поинтересовалась:
— Ты не голодна, Нимуэ? Если хочешь, мы можем остановиться на подходящей полянке и позавтракать.
— Хочу, тетя.
— Хорошо.
Вскоре они остановились. Моргейна спешилась и сняла малышку с пони.
— Я хочу… — девочка опустила глаза и смущенно поежилась.
— Если тебе нужно помочиться, отойди вместе со служанкой вон за то дерево, — сказала Моргейна. — И никогда больше не стыдись говорить о том, какими мы созданы.
— Отец Гриффин говорит, что это нескромно…
— И никогда больше не говори мне о том, что тебе говорил отец Гриффин, — мягко произнесла Моргейна, но в тоне ее промелькнула стальная нотка. — Это осталось в прошлом, Нимуэ.
Когда девочка вернулась из кустов, глаза у нее были круглыми от изумления.
— Там кто-то очень маленький смотрел на меня из-за дерева. Галахад сказал, что тебя зовут Моргейной Волшебницей — это был кто-то из волшебного народа?
Моргейна покачала головой.
— Нет, это просто кто-то из Древнего народа холмов — они такие же настоящие, как и мы с тобой. С ними лучше всего не заговаривать, Нимуэ, и вообще не показывать вида, что ты их заметила. Они очень робкие и боятся людей, которые живут в деревнях или на хуторах.
— А где же тогда живут они сами?
— В холмах и лесах, — пояснила Моргейна. — Они не в силах смотреть, как землю, их мать, насилуют плугом и заставляют плодоносить, и потому никогда не живут в деревнях.
— Но если они не пашут и не жнут, тетя, что же они едят?
— Только то, что земля дает им по доброй воле, — ответила Моргейна. — Коренья, ягоды и травы, плоды и семена — мясо они едят лишь по большим праздникам. Как я уже сказала, с ними лучше не заговаривать, но если хочешь, можешь оставить им немного хлеба на краю поляны — хлеба нам хватит на всех.
Она отломила кусок от буханки и позволила Нимуэ отнести его к краю леса. Элейна и вправду надавала им столько еды, что хватило бы на десятидневную дорогу — не то, что на короткую поездку до Авалона.
Сама Моргейна ела мало, но она позволила Нимуэ есть, сколько той хочется, и даже намазала ей хлеб медом; конечно, надо бы понемногу приучать ее к воздержанию — ну да ладно, успеется, в конце концов, девочка еще растет, и строгий пост может ей повредить.
— Тетя, а почему ты не ешь мяса? — спросила Нимуэ. — Разве сегодня постный день?
Моргейна вдруг вспомнила, что некогда и она задала Вивиане точно такой же вопрос.
— Нет, просто я редко его ем.
— Ты его не любишь? Я люблю.
— Значит, ешь, раз любишь. Жрицы нечасто едят мясо, но им это не запрещено, особенно девочкам твоих лет.
— А какие они, жрицы? Они похожи на монахинь? И все время постятся? Отец Гриффин… — Нимуэ осеклась, вспомнив, что ей было велено не пересказывать слова священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
— Но… но как же?.. Она ведь христианское дитя, как же я отпущу ее из материнского дома к… к безбожным колдуньям…
— В конце концов, я — ее родственница, — мягко произнесла Моргейна. — Сколько лет ты знаешь меня, Элейна? Разве ты хоть раз слыхала, чтоб я поступила дурно или бесчестно, что не решаешься доверить мне ребенка? Я ведь не собираюсь скармливать ее дракону, да и времена человеческих жертвоприношений давным-давно остались в прошлом — теперь так не поступают даже с преступниками.
— Но что ее ждет на Авалоне? — спросила Элейна с таким страхом, что Моргейна невольно подумала: уж не питает ли она на самом деле подобных подозрений?
— Она станет жрицей, познавшей всю мудрость Авалона, — ответила Моргейна. — Настанет день, когда она будет чувствовать движение звезд и знать обо всем, что только есть на земле и на небе.
Она улыбнулась.
— Галахад сказал, что Нимуэ хочет научиться читать, писать и играть на арфе. На Авалоне это доступно всякому. Ее жизнь будет менее суровой, чем в какой-нибудь школе при монастыре. Мы уж точно не будем изнурять ее постами и покаянием, — во всяком случае, пока она не подрастет.
— Но… но что я скажу Ланселету? — дрогнула Элейна.
— Что хочешь, — отозвалась Моргейна. — Думаю, лучше всего сказать ему правду: что ты отослала девочку на воспитание на Авалон, чтобы она могла занять опустевшее там место. Но меня не волнует, как ты будешь оправдываться перед мужем. Можешь сказать, что она утонула в озере или что ее утащил призрак Пелинорова дракона. Как тебе угодно.
— А священник? Если отец Гриффин услышит, что я отпустила свою дочь, чтобы из нее в языческих землях сделали чародейку…
— Это меня и вовсе не интересует, — отрезала Моргейна. — Если хочешь, можешь рассказать ему, что ты препоручила свою душу моему злокозненному чародейству, чтоб заполучить мужа, а я взамен потребовала от тебя старшую дочь. Что, не хочешь? Вот и я почему-то подумала, что не хочешь.
— Ты жестока, Моргейна, — сказала Элейна. По лицу ее текли слезы. — Дай мне хоть несколько дней, чтоб я могла собрать для нее все, что нужно…
— Ей нужно не так уж много, — ответила Моргейна. — Запасная рубашка, теплые вещи для дороги, плотный плащ и прочная обувь — этого довольно. На Авалоне ей дадут одежду новообращенной жрицы. Поверь мне, — мягко добавила она, — с ней будут обращаться с любовью и почтительностью, ведь она — внучка величайшей из жриц. Все будут — как там выражаются ваши священники? — все будут милосердны к ней. Ее не будут принуждать к аскетической жизни, пока она не вырастет настолько, чтоб ей хватало сил переносить суровые условия. И она будет счастлива.
— Счастлива? В этом средоточии злого колдовства?
— Клянусь тебе — я была счастлива на Авалоне, — сказала Моргейна, и уверенность, звучащая в ее словах, затронула сердце Элейны, — и с тех пор, как я покинула его, я ежедневно и ежечасно всей душой жажду вернуться туда. Ты когда-нибудь слыхала, чтобы я лгала? Пойдем — покажи мне ребенка.
— Я велела ей сидеть у себя в комнате и прясть до заката. Она нагрубила священику и наказана за это.
— Я отменяю наказание, — сказала Моргейна. — Отныне я — ее опекун и приемная мать, а потому у девочки нет больше причин проявлять почтительность к этому священнику. Покажи мне ее.
Они уехали на следующий день, на рассвете. Расставаясь с матерью, Нимуэ плакала, но не прошло и часа, как она начала с любопытством поглядывать на Моргейну из-под капюшона плаща. Девочка была высокой для своего возраста; она пошла скорее в Моргаузу или Игрейну, чем в мать Ланселета, Вивиану. Она была белокурой, но золотистые пряди отливали медью, и Моргейне подумалось, что с возрастом Нимуэ порыжеет. А глаза у нее были почти в точности того же оттенка, что и маленькие лесные фиалки, растущие вдоль ручьев.
Перед отъездом они лишь выпили немного вина с водой, и потому Моргейна поинтересовалась:
— Ты не голодна, Нимуэ? Если хочешь, мы можем остановиться на подходящей полянке и позавтракать.
— Хочу, тетя.
— Хорошо.
Вскоре они остановились. Моргейна спешилась и сняла малышку с пони.
— Я хочу… — девочка опустила глаза и смущенно поежилась.
— Если тебе нужно помочиться, отойди вместе со служанкой вон за то дерево, — сказала Моргейна. — И никогда больше не стыдись говорить о том, какими мы созданы.
— Отец Гриффин говорит, что это нескромно…
— И никогда больше не говори мне о том, что тебе говорил отец Гриффин, — мягко произнесла Моргейна, но в тоне ее промелькнула стальная нотка. — Это осталось в прошлом, Нимуэ.
Когда девочка вернулась из кустов, глаза у нее были круглыми от изумления.
— Там кто-то очень маленький смотрел на меня из-за дерева. Галахад сказал, что тебя зовут Моргейной Волшебницей — это был кто-то из волшебного народа?
Моргейна покачала головой.
— Нет, это просто кто-то из Древнего народа холмов — они такие же настоящие, как и мы с тобой. С ними лучше всего не заговаривать, Нимуэ, и вообще не показывать вида, что ты их заметила. Они очень робкие и боятся людей, которые живут в деревнях или на хуторах.
— А где же тогда живут они сами?
— В холмах и лесах, — пояснила Моргейна. — Они не в силах смотреть, как землю, их мать, насилуют плугом и заставляют плодоносить, и потому никогда не живут в деревнях.
— Но если они не пашут и не жнут, тетя, что же они едят?
— Только то, что земля дает им по доброй воле, — ответила Моргейна. — Коренья, ягоды и травы, плоды и семена — мясо они едят лишь по большим праздникам. Как я уже сказала, с ними лучше не заговаривать, но если хочешь, можешь оставить им немного хлеба на краю поляны — хлеба нам хватит на всех.
Она отломила кусок от буханки и позволила Нимуэ отнести его к краю леса. Элейна и вправду надавала им столько еды, что хватило бы на десятидневную дорогу — не то, что на короткую поездку до Авалона.
Сама Моргейна ела мало, но она позволила Нимуэ есть, сколько той хочется, и даже намазала ей хлеб медом; конечно, надо бы понемногу приучать ее к воздержанию — ну да ладно, успеется, в конце концов, девочка еще растет, и строгий пост может ей повредить.
— Тетя, а почему ты не ешь мяса? — спросила Нимуэ. — Разве сегодня постный день?
Моргейна вдруг вспомнила, что некогда и она задала Вивиане точно такой же вопрос.
— Нет, просто я редко его ем.
— Ты его не любишь? Я люблю.
— Значит, ешь, раз любишь. Жрицы нечасто едят мясо, но им это не запрещено, особенно девочкам твоих лет.
— А какие они, жрицы? Они похожи на монахинь? И все время постятся? Отец Гриффин… — Нимуэ осеклась, вспомнив, что ей было велено не пересказывать слова священника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84