но я, может, и помогла бы тебе как-то; пожалуйста, не убивай меня, не убивай, я же на работе, я прицельно по тебе не стреляла; ты увидишь, пожалуйста...
Искренне ли молила она о пощаде? Вот о чем я тотчас же подумал. Был ли страх в ее глазах? Может, перестал действовать наркотик, подавляющий страх, или же ее наконец-то охватили стресс и испуг?
И вот пока я раздумывал, как мне поступить, она неожиданно схватила меня за лицо и попыталась выцарапать мне глаза острыми ногтями, пронзительно завизжав при этом, а ногой ударив меня в пах. Естественно, я мгновенно был сбит с толку и испугался, поэтому среагировал чуть-чуть запоздало, но все же совсем врасплох она меня не застала.
Сумев удержать пистолет, я положил забинтованный неуклюжий палец на спусковой крючок, а она дергала меня за руку, безуспешно пытаясь сбить с прицела. Инстинктивно я отпрянул назад и слегка нажал на курок — голова у нее раскололась, и, испустив дух, она рухнула на землю.
Сохраняя спокойствие, я наклонился и обыскал ее, но каких-либо документов, бумаг или даже сумочки при ней не оказалось — ничего, кроме маленького бумажничка с небольшой суммой швейцарских франков, которые предназначались, видимо, для выполнения данного ей на это утро задания.
А после этого я поднялся и, не оглядываясь, ушел.
* * *
Долго разыскивал я Молли в ресторане «Гриль-рум» при гостинице «Бор-о-Лак» и с ужасом и мукой подумал вдруг, а что, если ее уже нет в живых? Я понял, что они добрались и до нее. Как это уже было со мной, я уцелел и вышел невредимым из схватки, а в это время другие убийцы достали мою жену.
«Гриль-рум» — это своеобразное уютное заведение, похожее на клуб, с баром на американский лад, с большим каменным камином. За столиками кругом сидели и завтракали, уплетая вкусные кусочки рыбы, местные бизнесмены. В перепачканной одежде с кровавыми пятнами я никак не вписывался в общую мирную картину, многие посетители бросали на меня косые враждебные взгляды. Только я повернулся, намереваясь уйти, ко мне подошла официантка в униформе и спросила:
— Не вы ли мистер Осборн?
Я тут же вспомнил, что теперь выступаю под этим вымышленным именем, и поэтому ответил:
— А вы почему интересуетесь?
Она слегка кивнула головой и протянула мне сложенный листок бумаги.
— От миссис Осборн, сэр, — пояснила она и встала рядом, вопросительно глядя на меня в ожидании чаевых, пока я открывал листок. Я дал ей десятифранковую банкноту, и она поспешно ушла.
«Синий „форд-гранада“ у парадного подъезда», — было написано в записке почерком Молли.
49
Когда мы приехали в Мюнхен, уже стемнело. В Цюрихе мы забрали багаж из камеры хранения при вокзале и сели на поезд, отправляющийся в 15 часов 39 минут, а прибыли на Мюнхенский главный вокзал в 20 часов 09 минут.
В поезде все прошло тихо-спокойно, только однажды, когда мы пересекали германскую границу, на душе стало чуть-чуть тревожно, и я приготовился к встрече с пограничниками, проверяющими паспорта. У швейцарцев было предостаточно времени, чтобы сообщить немецким властям о наших фальшивых паспортах, особенно если к этому делу подключилось ЦРУ, в чем я ничуть не сомневался.
Но теперь настали иные времена. Раньше, бывало, пассажиров будили среди глубокой ночи, дверь в купе рывком распахивалась и грубый голос лаял на немецком языке: «Германский паспортный контроль!» Такие денечки ушли в далекое прошлое. Европа объединяется. Проверка паспортов производится лишь изредка.
Напряжение, настороженность, нервное возбуждение не спадали, я здорово вымотался за день и попытался соснуть в пути, но никак не мог.
В отделении «Дойче феркерсбанка» на железнодорожном вокзале мы обменяли валюту, и я занялся подыскиванием подходящей гостиницы. В «Метрополе», который находился очень удобно — прямо напротив вокзала, свободных мест не было. Я сумел зарезервировать номер только в отеле «Бауэришер хоф унд палас монтгелас», расположенном на Променаденплац, в самом центре города, но и то за непомерно высокую плату, что поделаешь: в шторм любой порт — убежище, и на том спасибо.
Затем из телефона-автомата я позвонил домой Кенту Аткинсу, заместителю шефа бюро ЦРУ в Мюнхене. Тому самому Аткинсу, которого я когда-то натаскивал в Париже, куда он приехал на стажировку. Он был приятелем Эдмунда Мура и, что еще более важно, снабдил Эда документами, свидетельствующими, что по службе над ним нависла угроза.
Когда я звонил ему из будки, часы показывали уже полдесятого. Он взял трубку сразу же:
— Да?
— Кент?
— Да?
Голос у него звучал отчетливо и встревоженно, но чувствовалось, что он говорит спросонок. На разведслужбе поневоле приобретаешь жизненно важный навык просыпаться сразу же и быть готовым четко соображать за доли секунды.
— Послушай, парень, а не раненько ли ты спать ложишься? Еще и десяти нет.
— Кто это?
— А это я, отец Джон.
— Кто? Кто?
— Отец Жан, — припомнил я по-французски старую шутку, ходившую в кругу наших приятелей; я подумал, что ее-то он наверняка не забыл и сразу сообразит что к чему.
Последовало долгое молчание, а затем:
— Кто это... Ой, Боже мой. Где ты?
— Можем ли мы встретиться? Шлепнем накоротке, поговорим о том о сем.
— А подождать нельзя?
— Нет. Извини, но дело не ждет. Как насчет встречи в «Хофбраухауз» через полчасика?
Аткинс ответил моментально и с сарказмом:
— А почему бы нам не встретиться прямо в вестибюле американского посольства?
Я понял шутку и улыбнулся про себя. Молли озабоченно посмотрела на меня — я одобряюще кивнул ей.
— Встретимся на Леопольде, — сказал он и повесил трубку. По его голосу чувствовалось, что он смутился.
Леопольдом мы называли Леопольдштрассе в Швабинге — районе на севере города. Я знал это, и он знал, что я знаю. Там находится Английский парк — место очень удобное для встреч, особенно Моноптерос — храм, построенный на пригорке в парке в начале XIX столетия. Весьма подходящее место для встречи с незнакомцем в первый раз.
Мы не стали рисковать и не поехали на Леопольдштрассе прямо с вокзала на метро, а вместо этого прошлись пешком окольным путем до Мариенплац, этой центральной площади города, на которой вечно толпится народ. На ней стоит уродливое здание нового городского муниципалитета, серый раскрашенный фасад которого ярко освещается всю ночь, а на юго-западной стороне недавно воздвигнут довольно некрасивый универсальный магазин, который явно нарушает единый старинный готический стиль всей площади, хотя этот стиль сам по себе уже безобразный.
По большому счету Германия мало в чем изменилась с тех пор, как я в последний раз побывал здесь. В этом я убедился, наблюдая, как терпеливо и тупо стоит толпа в ожидании зеленого света светофора на переходе через Максбургштрассе, в то время как поблизости нет ни одного автомобиля и можно смело перебежать на красный свет, причем никто этого нарушения не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Искренне ли молила она о пощаде? Вот о чем я тотчас же подумал. Был ли страх в ее глазах? Может, перестал действовать наркотик, подавляющий страх, или же ее наконец-то охватили стресс и испуг?
И вот пока я раздумывал, как мне поступить, она неожиданно схватила меня за лицо и попыталась выцарапать мне глаза острыми ногтями, пронзительно завизжав при этом, а ногой ударив меня в пах. Естественно, я мгновенно был сбит с толку и испугался, поэтому среагировал чуть-чуть запоздало, но все же совсем врасплох она меня не застала.
Сумев удержать пистолет, я положил забинтованный неуклюжий палец на спусковой крючок, а она дергала меня за руку, безуспешно пытаясь сбить с прицела. Инстинктивно я отпрянул назад и слегка нажал на курок — голова у нее раскололась, и, испустив дух, она рухнула на землю.
Сохраняя спокойствие, я наклонился и обыскал ее, но каких-либо документов, бумаг или даже сумочки при ней не оказалось — ничего, кроме маленького бумажничка с небольшой суммой швейцарских франков, которые предназначались, видимо, для выполнения данного ей на это утро задания.
А после этого я поднялся и, не оглядываясь, ушел.
* * *
Долго разыскивал я Молли в ресторане «Гриль-рум» при гостинице «Бор-о-Лак» и с ужасом и мукой подумал вдруг, а что, если ее уже нет в живых? Я понял, что они добрались и до нее. Как это уже было со мной, я уцелел и вышел невредимым из схватки, а в это время другие убийцы достали мою жену.
«Гриль-рум» — это своеобразное уютное заведение, похожее на клуб, с баром на американский лад, с большим каменным камином. За столиками кругом сидели и завтракали, уплетая вкусные кусочки рыбы, местные бизнесмены. В перепачканной одежде с кровавыми пятнами я никак не вписывался в общую мирную картину, многие посетители бросали на меня косые враждебные взгляды. Только я повернулся, намереваясь уйти, ко мне подошла официантка в униформе и спросила:
— Не вы ли мистер Осборн?
Я тут же вспомнил, что теперь выступаю под этим вымышленным именем, и поэтому ответил:
— А вы почему интересуетесь?
Она слегка кивнула головой и протянула мне сложенный листок бумаги.
— От миссис Осборн, сэр, — пояснила она и встала рядом, вопросительно глядя на меня в ожидании чаевых, пока я открывал листок. Я дал ей десятифранковую банкноту, и она поспешно ушла.
«Синий „форд-гранада“ у парадного подъезда», — было написано в записке почерком Молли.
49
Когда мы приехали в Мюнхен, уже стемнело. В Цюрихе мы забрали багаж из камеры хранения при вокзале и сели на поезд, отправляющийся в 15 часов 39 минут, а прибыли на Мюнхенский главный вокзал в 20 часов 09 минут.
В поезде все прошло тихо-спокойно, только однажды, когда мы пересекали германскую границу, на душе стало чуть-чуть тревожно, и я приготовился к встрече с пограничниками, проверяющими паспорта. У швейцарцев было предостаточно времени, чтобы сообщить немецким властям о наших фальшивых паспортах, особенно если к этому делу подключилось ЦРУ, в чем я ничуть не сомневался.
Но теперь настали иные времена. Раньше, бывало, пассажиров будили среди глубокой ночи, дверь в купе рывком распахивалась и грубый голос лаял на немецком языке: «Германский паспортный контроль!» Такие денечки ушли в далекое прошлое. Европа объединяется. Проверка паспортов производится лишь изредка.
Напряжение, настороженность, нервное возбуждение не спадали, я здорово вымотался за день и попытался соснуть в пути, но никак не мог.
В отделении «Дойче феркерсбанка» на железнодорожном вокзале мы обменяли валюту, и я занялся подыскиванием подходящей гостиницы. В «Метрополе», который находился очень удобно — прямо напротив вокзала, свободных мест не было. Я сумел зарезервировать номер только в отеле «Бауэришер хоф унд палас монтгелас», расположенном на Променаденплац, в самом центре города, но и то за непомерно высокую плату, что поделаешь: в шторм любой порт — убежище, и на том спасибо.
Затем из телефона-автомата я позвонил домой Кенту Аткинсу, заместителю шефа бюро ЦРУ в Мюнхене. Тому самому Аткинсу, которого я когда-то натаскивал в Париже, куда он приехал на стажировку. Он был приятелем Эдмунда Мура и, что еще более важно, снабдил Эда документами, свидетельствующими, что по службе над ним нависла угроза.
Когда я звонил ему из будки, часы показывали уже полдесятого. Он взял трубку сразу же:
— Да?
— Кент?
— Да?
Голос у него звучал отчетливо и встревоженно, но чувствовалось, что он говорит спросонок. На разведслужбе поневоле приобретаешь жизненно важный навык просыпаться сразу же и быть готовым четко соображать за доли секунды.
— Послушай, парень, а не раненько ли ты спать ложишься? Еще и десяти нет.
— Кто это?
— А это я, отец Джон.
— Кто? Кто?
— Отец Жан, — припомнил я по-французски старую шутку, ходившую в кругу наших приятелей; я подумал, что ее-то он наверняка не забыл и сразу сообразит что к чему.
Последовало долгое молчание, а затем:
— Кто это... Ой, Боже мой. Где ты?
— Можем ли мы встретиться? Шлепнем накоротке, поговорим о том о сем.
— А подождать нельзя?
— Нет. Извини, но дело не ждет. Как насчет встречи в «Хофбраухауз» через полчасика?
Аткинс ответил моментально и с сарказмом:
— А почему бы нам не встретиться прямо в вестибюле американского посольства?
Я понял шутку и улыбнулся про себя. Молли озабоченно посмотрела на меня — я одобряюще кивнул ей.
— Встретимся на Леопольде, — сказал он и повесил трубку. По его голосу чувствовалось, что он смутился.
Леопольдом мы называли Леопольдштрассе в Швабинге — районе на севере города. Я знал это, и он знал, что я знаю. Там находится Английский парк — место очень удобное для встреч, особенно Моноптерос — храм, построенный на пригорке в парке в начале XIX столетия. Весьма подходящее место для встречи с незнакомцем в первый раз.
Мы не стали рисковать и не поехали на Леопольдштрассе прямо с вокзала на метро, а вместо этого прошлись пешком окольным путем до Мариенплац, этой центральной площади города, на которой вечно толпится народ. На ней стоит уродливое здание нового городского муниципалитета, серый раскрашенный фасад которого ярко освещается всю ночь, а на юго-западной стороне недавно воздвигнут довольно некрасивый универсальный магазин, который явно нарушает единый старинный готический стиль всей площади, хотя этот стиль сам по себе уже безобразный.
По большому счету Германия мало в чем изменилась с тех пор, как я в последний раз побывал здесь. В этом я убедился, наблюдая, как терпеливо и тупо стоит толпа в ожидании зеленого света светофора на переходе через Максбургштрассе, в то время как поблизости нет ни одного автомобиля и можно смело перебежать на красный свет, причем никто этого нарушения не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144