48
Мы поспешно выскочили из банка, а оказавшись на Банхофштрассе, прибавили шагу. Эйслер, как видно, выполнил свое обещание и позволил нам беспрепятственно уйти из банка (наверное, из соображений личной безопасности и безопасности служащих), но теперь, думал я, он наверняка уже позвонил в охрану своего банка и муниципальную полицию. При этом он назвал, разумеется, наши подлинные имена, а не вымышленные псевдонимы, под которыми мы можем скрываться всего несколько часов, а потом нас все равно непременно разоблачат и схватят. А самое страшное — то, что люди «Чародеев» теперь сразу узнают, где мы находимся, а может, уже и знают, но мне об этом даже и думать не хотелось.
— Ну, узнал имя? — на ходу спросила Молли.
— Да. Но разговаривать сейчас не надо.
Я был весь на взводе, внимательно приглядывался ко всем прохожим, выискивая в толпе знакомое лицо того вероятного убийцы-альбиноса, которого впервые увидел в Бостоне.
Нет, здесь его не видно.
Но тут же я кожей ощутил, что нас «пасут».
Для слежки за людьми применяются десятки разнообразных приемов и методов, но поднаторевшего оперативного сотрудника спецслужбы редко можно облапошить и застать врасплох. Что касается того альбиноса, то я его «уделал», а говоря на жаргоне службы наблюдения — раскрыл его. При слежке за мной у него не было никаких шансов, что я его не замечу, разве только если слежка будет вестись не плотно, а издали. И действительно, поблизости его фигура не мелькала.
Но, как я очень скоро убедился, он действовал не один. Прилипли другие «хвосты», которые я пока не вычислил. В густой толпе народу на Банхофштрассе раскрыть «топтунов» было чрезвычайно трудно, а может, и вообще невозможно.
— Бен, — начала было Молли, но я так сердито зыркнул на нее, что она тут же осеклась.
— Не сейчас, еще не время, — пояснил я, стараясь регулировать дыхание.
Подойдя к Баренгассе, я повернул направо, Молли последовала за мной. В огромных стеклянных витринах магазинов хорошо отражалась вся улица, и я легко видел всех, кто шел вслед за нами, но ничего подозрительного не обнаружил. Наверняка за нами следили профессионалы. По всей вероятности, слежка велась уже в тот момент, когда я входил в банк и заметил того блондина, а он понял, что я его раскрыл, и решил больше не показываться мне на глаза. Теперь в игру вступили его соучастники.
Мне обязательно надо их засечь.
Молли глубоко и прерывисто вздохнула:
— Это какое-то помешательство, Бен. Так же нельзя, опасно, черт бы все побрал! — Понемногу она успокаивалась. — Послушай, мне всерьез было противно смотреть, как ты приставил пистолет к башке того парня. Мне противно было смотреть, что с ним сделалось. Это так гнусно.
Мы шли по Баренгассе, я приглядывался к прохожим на обеих сторонах улицы, но пока никого заслуживающего внимания не обнаружил.
— Пистолет? — переспросил я. — Да пистолеты не раз спасали мне жизнь.
Она лишь тяжко вздохнула:
— Папа тоже говорил об этом. Он научил и меня стрелять из оружия.
— Из дробовика, что ли? Или из чего-то вроде этого?
— Из пистолетов и револьверов крупного калибра. 0,38 и 0,44 дюйма. Не хвастаясь, скажу, что стреляла я просто здорово. Была снайпером, чтоб ты знал. Как-то раз я даже попала со ста футов в глаз буйвола на мишени в полицейском тире, а после этого положила папин пистолет и больше никогда не стреляла и попросила его не хранить оружие дома.
— А вот если бы тебе довелось как-нибудь применить оружие для самозащиты или чтобы защитить меня?..
— Да, разумеется, я бы применила его не задумываясь. Но никогда не заставляй меня стрелять.
— Не буду. Обещаю тебе.
— Спасибо. А что, с Эйслером было необходимо поступать именно так?
— Да, боюсь, по-другому нельзя было. Теперь я знаю имя. Имя и номер счета, которые, быть может, подскажут нам, куда исчезло золото.
— А как насчет «Банка де Распай» в Париже?
Я лишь мотнул головой и признался:
— Не знаю до сих пор, что означает эта записка. Кому еще она предназначается.
— Ну а для чего же тогда отец оставил ее там?
— Не знаю.
— Но если существует номер секретного абонементного ящика, то к нему, стало быть, и шифр должен быть, правда ведь?
— Да, обычно бывает.
— Ну а где же этот шифр?
Я снова отрицательно мотнул головой:
— Пока у нас его нет. Но к ящику должны быть подходы, лежать пути, и в первую очередь — это Мюнхен. Если бы можно было как-то перехватить Траслоу, пока с ним не случилось несчастья, я нашел бы эти подходы.
Ускользнули ли мы от «топтунов»?
Вряд ли.
— Ну а как насчет Тоби? — спросила Молли. — Почему бы не позвонить ему?
— С ним опасно связываться. Да и вообще с любым из ЦРУ.
— Но мы воспользовались бы его помощью.
— В его помощь я не верю.
— А что, если все же попытаться связаться с Траслоу сейчас же?
— Хорошо, — согласился я. — Он, наверное, уже летит в Германию. Но если я смогу остановить его...
— Ты куда?
Прервавшись на полуслове, я круто повернулся и заспешил к уличной телефонной будке. Разумеется, звонить напрямую в офис Траслоу в ЦРУ было уж слишком рискованно. Но тем не менее имелись и другие пути. К примеру, можно выдать очень короткий звонок и поступать по обстановке. Словом, запасные пути были.
Остановившись около будки (Молли стояла рядом), я внимательно огляделся: пока ничего подозрительного не видно.
Телефонистка на международной телефонной станции соединила меня с частным переговорным пунктом в Брюсселе, номер которого я помнил наизусть. Соединившись с Брюсселем, я мог набирать через их пункт другие номера с помощью сложной телефонной системы, при этом если на конечном телефоне кто-то заинтересуется, откуда я звоню, и захочет проследить всю линию от начала до конца, то замкнется на переговорном пункте в Брюсселе.
Итак, трубку в офисе Траслоу поднял его исполнительный помощник. Я назвался именем, по которому Траслоу сразу бы догадался, кто ему звонит, и попросил доложить директору.
— Извините, сэр, — ответил секретарь. — Но директор в данный момент находится на борту военного самолета и летит где-то над Европой.
— Но с ним же можно связаться через спутниковую связь, — настаивал я.
— Сэр, мне не разрешено...
— Дело чрезвычайно важное! — почти кричал я в трубку.
С Траслоу нужно связаться во что бы то ни стало и предупредить, чтобы он не появлялся в Германии.
— Извините, сэр... — отвечал он.
И я повесил трубку. Все — я опоздал.
И тут я вдруг услышал свое имя.
Я рывком повернулся к Молли — она рта не раскрывала. Тогда я подумал, что мне это послышалось. Довольно странное восприятие.
Но чу — опять определенно слышится мое имя. Я огляделся вокруг.
Снова слышится мое имя, но оно, без сомнения, не произносится вслух — это голос мысли.
Однако вблизи нет никакого мужчины, который мог бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144