Себя я назвал Кристианом Бартлеттом, вторым атташе канадского консульства с Тальштрассе в Мюнхене.
— Передайте, пожалуйста, ему это письмо, — сказал я на немецком языке — хоть с жутким акцентом, но понять вполне можно.
— Да, разумеется, сэр, — с готовностью поднялся портье и протянул руку за конвертом. — Но его здесь нет. Он ушел в полдень.
— Куда же? — поинтересовался я и положил конверт во внутренний карман пиджака.
— Думаю, принять ванну.
— В какое же место?
Он недоуменно пожал плечами:
— Извините, но я не знаю.
* * *
В Баден-Бадене, по сути дела, всего два приличных заведения с ваннами, и оба на Ромерплац: одно со старыми банями, их еще называют Фридрихсбад, а другое — термы Каракаллы. Сначала я зашел в эти термы, опять разыграл сценку с письмом и натолкнулся на равнодушный ответ: герра Штосселя здесь не было и нет. Но в разговор вмешался пожилой служитель и сказал:
— Герр Штоссель сюда не ходит. Поищите его в Фридрихсбаде.
Там какой-то служитель средних лет с желтым болезненным лицом подтвердил: да, герр Штоссель находится здесь.
— Я Кристиан Бартлетт из консульства Канады, — сказал я по-немецки. — Мне нужно весьма срочно увидеть герра Штосселя.
Служитель медленно, но упрямо как осел, покачал головой:
— Он сейчас парится, а нам наказал не беспокоить его.
Однако он все же не устоял перед моим импозантным видом, а может, потому, что я был иностранец, и любезно согласился проводить меня в парную, где могущественный герр Штоссель изволил принимать ванну. Если дело действительно очень срочное, то пусть сам и решает. Мы обогнали официанта в белой униформе, катящего сервировочный столик с бутылками минеральной воды и прохладительными напитками, прошли мимо других служителей, несущих стопки махровых белых полотенец, и наконец попали в коридор, в котором вроде никого, кроме нас, больше не было. Лишь около парной важно восседал грузный круглолицый охранник, затянутый в форму, отчего чувствовал себя явно не в своей тарелке из-за прорывающегося через дверь пара. Взглянув на нас и не отрываясь от стула, он сердито пробурчал:
— Сюда не входить!
Удивленно взглянув на него, я лишь улыбнулся. Затем быстрым и ловким движением выхватил из кармана пистолет и рукояткой приложил охранника по голове. Он охнул и тяжело сполз со стула. Резко повернувшись кругом, я ударил рукояткой служителя по затылку, и тот тоже завалился на пол.
Затем я быстро затащил и того и другого в находящуюся рядом подсобку и закрыл дверь.
Белая униформа служителя пришлась мне как раз впору. На металлическом столике лежал пустой поднос, на него я поставил несколько бутылок минеральной воды из небольшого холодильника и неторопливо засеменил к двери парной. Она поддалась с трудом и с громким скрежетом.
В один момент меня обволок пар, густой, как вата. Он переливался волнами и мешал смотреть. В парной стояла невыносимая жара, дышать стало трудно — сероводородный пар разъедал рот и горло. Стены сводчатого помещения парной были выложены белой керамической плиткой.
— Кто там? В чем дело? — раздался голос.
Сквозь густой пар я с трудом разглядел два тучных багровых тела. На длинной каменной скамейке, накинув на себя белые полотенца, сидели двое, напоминающие освежеванные свиные туши на скотобойне.
Спрашивал некто, ближайший ко мне, кругленький, с волосатой грудью. Подойдя поближе с подносом на вытянутых вверх руках, я сразу узнал эти оттопыренные уши, лысину во всю голову, крупный нос. Герхард Штоссель. Только утром я внимательно изучал его фотографию в «Шпигеле», без всякого сомнения — это был он. Кто сидел рядом с ним, я не разглядел, различил только, что он был мужчина средних лет, лысый, с короткими ногами.
— Фруктовая водичка? — рявкнул Штоссель. — Не надо!
Не сказав ни слова, я вышел из парной и закрыл за собой дверь.
Охранник и служитель все еще не очухались. Быстро пройдя по коридору, я внимательно осмотрел его и нашел, что требовалось: глухую дверь в самом его конце. За ней обычно находится узкий и низенький лаз, по которому рабочие подбираются к водопроводным трубам и чинят их в случае необходимости. Дверь оказалась незапертой — не было нужды запирать ее. Открыв дверь, я быстро, с опаской встав на четвереньки, полез в низенький проход. Сплошная темнота. Стенки скользкие от влаги и минеральных отложений. Потеряв равновесие, я протянул руку, нечаянно ухватился за обжигающе-горячую трубу и лишь с большим трудом удержался и не завопил от боли.
Пробираясь на четвереньках вглубь, я заметил впереди пятнышко света и пополз к нему. Уплотнительный материал у вентиляционной решетки, выходящей в парную, в одном месте отошел и пропускал свет, а вместе с ним приглушенные звуки.
Внимательно прислушиваясь к слабо доносящимся звукам, мало-помалу я стал различать отдельные слова, а потом и целые фразы. Разговор между двумя мужчинами велся, разумеется, на немецком языке, но я понял почти все из того, что услышал. Согнувшись в темноте в три погибели, упираясь руками в скользкие бетонные стены, замерев от страха, вслушивался я в то, о чем говорили в парной.
52
Сперва я расслышал одни обрывки фраз: «...германская федеральная служба разведки... швейцарская разведслужба... французская контрразведка...» потом что-то о Штуттгарте, про аэропорт.
Потом беседа приняла более плавный, спокойный характер. Кто-то — кто? Штоссель? или его собеседник? — снисходительно произнес:
— И несмотря на то, что задействованы все внедренные и завербованные агенты, информаторы, подняты досье, они так и не могут разгадать, кто этот засекреченный очевидец?
Ответа я не разобрал.
Глухо донесся обрывок другой фразы:
— Чтобы добиться победы...
Послышалось еще одно слово:
— Конфедерация...
Вот новая фраза:
— Если объединенная Европа станет нашей... Такая возможность возникает только раз-другой в сто лет.
— Всесторонняя координация действий с «Чародеями»...
Второй, Штоссель, как я решил, говорил:
— ...в истории. Шестьдесят один год прошел с тех пор, как Адольф Гитлер стал канцлером, а Веймарская республика прекратила свое существование. Все забыли, что вначале никто не думал, что он продержится у власти более года.
Его собеседник сердито возражал:
— Гитлер был псих. А у нас котелок варит.
— Нас не обременяет идеология, — доказывал Штоссель, — которая всегда ведет к краху...
Далее я не расслышал, а потом Штоссель сказал:
— Так что нужно набраться терпения, Вильгельм. Через несколько недель вы станете лидером Германии, и мы обретем власть. Но, чтобы объединить наши силы, потребуется время. Американские партнеры заверяют, что они встревать не будут.
Ага! «Вы станете лидером Германии...» Это, должно быть, Вильгельм Фогель, баллотирующийся на выборах канцлера!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144