Для начала мы обменялись ничего не значащими словами, обычно предшествующими деловому разговору, а его секретарша принесла на подносе по чашечке кофе. Когда Эйслер говорил, складки у него на переносице обозначались еще резче, при разговоре он жестикулировал руками с наманикюренными ногтями, причем так вычурно, что своими манерами напоминал женщину.
Наконец он натянуто улыбнулся и всем своим видом дал понять, что пора переходить к главному: что у нас за дело к нему и что нам нужно.
Я вынул из портфеля соответствующий документ о наследстве, подписанный отцом Молли, и передал ему. Он просмотрел текст и сказал:
— Догадываюсь, вам нужен доступ к зашифрованному вкладу.
— Совершенно верно, — подтвердила Молли сухим деловым тоном.
— Но сначала нужно выполнить несколько формальностей, — как бы извиняясь, произнес банкир. — Требуется подтверждение вашей личности, заверенный образец вашей подписи, ну и еще кое-что по мелочи. Полагаю, что у вас имеются поручительства от американских банков?
Молли важно кивнула головой и вытащила целую кипу бумаг с необходимыми рекомендациями. Взяв бумаги, он нажал кнопку вызова и передал их появившейся секретарше.
Минут пять мы болтали о всяких пустяках, о «Кунстхаузе» и о других достопримечательностях Цюриха, которые стоит осмотреть, а потом послышалось жужжание зуммера телефона. Эйслер поднял трубку и, уронив «да», несколько секунд слушал, что ему говорят. Положив трубку, он опять деланно улыбнулся.
— Удивительная вещь — телефакс, — заметил он. — Прежде такая процедура обычно отнимала гораздо больше времени. Не могли бы вы...
И с этими словами он протянул Моли шариковую ручку и подставку, обтянутую твердой резиной, на которой лежал чистый фирменный бланк «Банка Цюриха», и попросил ее написать прописью номер счета, а над тонкой серой линией в центре бланка указать номер счета цифрами и поставить свою подпись.
Когда Молли закончила писать номер счета, столь оригинально зашифрованный ее отцом, Эйслер снова вызвал секретаршу, передал ей бланк и опять заговорил о разных пустяках. Беседа несколько затянулась, пока подпись Молли сверялась, как он объяснил, посредством оптических приборов с ее подписью, полученной по факсу из нашего банка в Бостоне.
Снова раздалось жужжание телефона, подняв трубку, он сказал «спасибо». И положил ее. Тут же опять появилась секретарша и принесла серый скоросшиватель под номером 322069. Номер счета мы определили правильно. Таким образом, первый барьер был взят нами чисто.
— Ну а теперь, — сказал Эйслер, — чем конкретно могу быть полезен?
Я заранее намеренно сел в кресло поближе к нему. Теперь я наклонился вперед и сосредоточился.
Нужно прогнать все мысли. Воспользоваться наступившей тишиной. Напрячься и сконцентрироваться. И вот мой дар стал прорезаться. Послышались отдельные слова по-немецки, разумеется, однако фразы понять невозможно.
— Пожалуйста, слушаю вас, — повторил он, глядя, как я вытягиваю шею и сосредоточенно хмурю брови.
Моя дьявольская способность еще не восстановилась полностью. Немецкий язык я изучал, для чего прошел интенсивные языковые курсы еще на «ферме», но он думал как-то непривычно быстро, и я не улавливал ход его мыслей. Не мог я толком расслышать и слова. Пауза затягивалась, и я решился:
— Нам хотелось бы узнать величину вклада.
Я снова вытянул шею, немного наклонился вперед и напрягся, пытаясь выделить из потока мыслей на немецком языке отдельные слова, которые понятны мне, и ухватиться за них.
— Я не уполномочен обсуждать частные вопросы, — нудно процедил Эйслер. — Да все равно так или иначе это мне не известно.
И тут я расслышал слова «стальная камера».
Без всякого сомнения, это слово имело ко мне прямое отношение. Итак, стальная камера, то есть хранилище золота.
Тогда я спросил:
— Вклад, видимо, хранится в специальном хранилище — верно ведь?
— Да, сэр, — подтвердил Эйслер, — хранится там. Вклад, в сущности, довольно объемный.
— Я хотел бы сразу и пройти туда.
— Как пожелаете, — засуетился Эйслер. — Конечно же. Сразу и пойдете. — Он привстал с кресла. Лысая голова его сверкнула в свете маленьких лампочек, скрытно укрепленных на потолке. — Полагаю, вам известна комбинация кода для открытия замка в хранилище.
Молли в растерянности посмотрела на меня и подала знак, что ей эта комбинация не известна.
— Думаю, что та же самая, что и номер счета, — самонадеянно заявил я.
Эйслер коротко хмыкнул и сел обратно в кресло:
— А я ведь и впрямь не знаю кода. По соображениям безопасности мы и своим клиентам не советуем говорить нам его номер. Но как бы там ни было, этот номер не совпадает с номером счета.
— У нас он есть. Уверен, что есть, но где запропастился — не помним. Отец моей супруги оставил после себя целую кучу всяких бумаг и записок. Может, вы поможете нам разобраться. Сколько чисел в этом коде?
Он заглянул в досье и ответил:
— Боюсь, не могу сказать даже этого.
Но я уже подслушал его мысль, да еще несколько раз. Мысленно он произнес число цифр — оно так и вертелось где-то в речевом центре его мозга: «Четыре...»
Стало быть, четыре цифры?
И я как бы нехотя заметил:
— В коде четыре цифры?
Он снова рассмеялся и пожал плечами: такая игра ему явно понравилась, весь его вид говорил об этом; а мы взяли еще один барьер.
— Существует закодированный вклад, который мы обслуживаем, — терпеливо разъяснял он, как разъясняют непонятное тупоумному дитяти. — По закону вам разрешается закрывать свой вклад или переводить его по вашему желанию. А кроме того, имеются также и хранилища. Это, по сути дела, сейфы для хранения ценностей, об охране и безопасности которых взяли на себя заботу мы. Но допуска к этим ценностям у нас нет. И мы никогда не входим в хранилища, за исключением разве уж очень чрезвычайных происшествий. Мистер Синклер предусмотрел условия, согласно которым, чтобы открыть хранилище, нужно назвать код допуска.
— В таком случае сообщите нам его, — попросила Молли, стараясь держаться как можно высокомернее.
— Извините, мадам, но никак не могу.
— Я законная наследница его счета и требую сообщить цифру кода.
— Если бы я мог, то с радостью сообщил бы вам, — отбивался Эйслер. — Но, по условиям, изложенным в этом договоре, никак не могу этого сделать.
— Но ведь...
— Извините, — твердо и окончательно заявил он. — Боюсь, это никак невозможно.
— Но я же законная наследница всего имущества и достояния моего отца, — с возмущением упорствовала Молли.
— Прошу меня извинить, — невозмутимо отвечал Эйслер. — Очень надеюсь, что вы прилетели сюда — из Вашингтона, так ведь? — не ради того, чтобы узнать код. Что вам стоит поднять трубку и позвонить туда — звонок сбережет вам массу времени и предотвратит ненужные расходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Наконец он натянуто улыбнулся и всем своим видом дал понять, что пора переходить к главному: что у нас за дело к нему и что нам нужно.
Я вынул из портфеля соответствующий документ о наследстве, подписанный отцом Молли, и передал ему. Он просмотрел текст и сказал:
— Догадываюсь, вам нужен доступ к зашифрованному вкладу.
— Совершенно верно, — подтвердила Молли сухим деловым тоном.
— Но сначала нужно выполнить несколько формальностей, — как бы извиняясь, произнес банкир. — Требуется подтверждение вашей личности, заверенный образец вашей подписи, ну и еще кое-что по мелочи. Полагаю, что у вас имеются поручительства от американских банков?
Молли важно кивнула головой и вытащила целую кипу бумаг с необходимыми рекомендациями. Взяв бумаги, он нажал кнопку вызова и передал их появившейся секретарше.
Минут пять мы болтали о всяких пустяках, о «Кунстхаузе» и о других достопримечательностях Цюриха, которые стоит осмотреть, а потом послышалось жужжание зуммера телефона. Эйслер поднял трубку и, уронив «да», несколько секунд слушал, что ему говорят. Положив трубку, он опять деланно улыбнулся.
— Удивительная вещь — телефакс, — заметил он. — Прежде такая процедура обычно отнимала гораздо больше времени. Не могли бы вы...
И с этими словами он протянул Моли шариковую ручку и подставку, обтянутую твердой резиной, на которой лежал чистый фирменный бланк «Банка Цюриха», и попросил ее написать прописью номер счета, а над тонкой серой линией в центре бланка указать номер счета цифрами и поставить свою подпись.
Когда Молли закончила писать номер счета, столь оригинально зашифрованный ее отцом, Эйслер снова вызвал секретаршу, передал ей бланк и опять заговорил о разных пустяках. Беседа несколько затянулась, пока подпись Молли сверялась, как он объяснил, посредством оптических приборов с ее подписью, полученной по факсу из нашего банка в Бостоне.
Снова раздалось жужжание телефона, подняв трубку, он сказал «спасибо». И положил ее. Тут же опять появилась секретарша и принесла серый скоросшиватель под номером 322069. Номер счета мы определили правильно. Таким образом, первый барьер был взят нами чисто.
— Ну а теперь, — сказал Эйслер, — чем конкретно могу быть полезен?
Я заранее намеренно сел в кресло поближе к нему. Теперь я наклонился вперед и сосредоточился.
Нужно прогнать все мысли. Воспользоваться наступившей тишиной. Напрячься и сконцентрироваться. И вот мой дар стал прорезаться. Послышались отдельные слова по-немецки, разумеется, однако фразы понять невозможно.
— Пожалуйста, слушаю вас, — повторил он, глядя, как я вытягиваю шею и сосредоточенно хмурю брови.
Моя дьявольская способность еще не восстановилась полностью. Немецкий язык я изучал, для чего прошел интенсивные языковые курсы еще на «ферме», но он думал как-то непривычно быстро, и я не улавливал ход его мыслей. Не мог я толком расслышать и слова. Пауза затягивалась, и я решился:
— Нам хотелось бы узнать величину вклада.
Я снова вытянул шею, немного наклонился вперед и напрягся, пытаясь выделить из потока мыслей на немецком языке отдельные слова, которые понятны мне, и ухватиться за них.
— Я не уполномочен обсуждать частные вопросы, — нудно процедил Эйслер. — Да все равно так или иначе это мне не известно.
И тут я расслышал слова «стальная камера».
Без всякого сомнения, это слово имело ко мне прямое отношение. Итак, стальная камера, то есть хранилище золота.
Тогда я спросил:
— Вклад, видимо, хранится в специальном хранилище — верно ведь?
— Да, сэр, — подтвердил Эйслер, — хранится там. Вклад, в сущности, довольно объемный.
— Я хотел бы сразу и пройти туда.
— Как пожелаете, — засуетился Эйслер. — Конечно же. Сразу и пойдете. — Он привстал с кресла. Лысая голова его сверкнула в свете маленьких лампочек, скрытно укрепленных на потолке. — Полагаю, вам известна комбинация кода для открытия замка в хранилище.
Молли в растерянности посмотрела на меня и подала знак, что ей эта комбинация не известна.
— Думаю, что та же самая, что и номер счета, — самонадеянно заявил я.
Эйслер коротко хмыкнул и сел обратно в кресло:
— А я ведь и впрямь не знаю кода. По соображениям безопасности мы и своим клиентам не советуем говорить нам его номер. Но как бы там ни было, этот номер не совпадает с номером счета.
— У нас он есть. Уверен, что есть, но где запропастился — не помним. Отец моей супруги оставил после себя целую кучу всяких бумаг и записок. Может, вы поможете нам разобраться. Сколько чисел в этом коде?
Он заглянул в досье и ответил:
— Боюсь, не могу сказать даже этого.
Но я уже подслушал его мысль, да еще несколько раз. Мысленно он произнес число цифр — оно так и вертелось где-то в речевом центре его мозга: «Четыре...»
Стало быть, четыре цифры?
И я как бы нехотя заметил:
— В коде четыре цифры?
Он снова рассмеялся и пожал плечами: такая игра ему явно понравилась, весь его вид говорил об этом; а мы взяли еще один барьер.
— Существует закодированный вклад, который мы обслуживаем, — терпеливо разъяснял он, как разъясняют непонятное тупоумному дитяти. — По закону вам разрешается закрывать свой вклад или переводить его по вашему желанию. А кроме того, имеются также и хранилища. Это, по сути дела, сейфы для хранения ценностей, об охране и безопасности которых взяли на себя заботу мы. Но допуска к этим ценностям у нас нет. И мы никогда не входим в хранилища, за исключением разве уж очень чрезвычайных происшествий. Мистер Синклер предусмотрел условия, согласно которым, чтобы открыть хранилище, нужно назвать код допуска.
— В таком случае сообщите нам его, — попросила Молли, стараясь держаться как можно высокомернее.
— Извините, мадам, но никак не могу.
— Я законная наследница его счета и требую сообщить цифру кода.
— Если бы я мог, то с радостью сообщил бы вам, — отбивался Эйслер. — Но, по условиям, изложенным в этом договоре, никак не могу этого сделать.
— Но ведь...
— Извините, — твердо и окончательно заявил он. — Боюсь, это никак невозможно.
— Но я же законная наследница всего имущества и достояния моего отца, — с возмущением упорствовала Молли.
— Прошу меня извинить, — невозмутимо отвечал Эйслер. — Очень надеюсь, что вы прилетели сюда — из Вашингтона, так ведь? — не ради того, чтобы узнать код. Что вам стоит поднять трубку и позвонить туда — звонок сбережет вам массу времени и предотвратит ненужные расходы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144