Все вокруг: Росси, его глазеющая лаборантка, аппаратура, лабораторная прорезиненная одежда, висящая на вешалке у дверей, — все засверкало, замерцало многоцветной радугой ауры. Кожу у меня стало неприятно покалывать, волны холода и тепла поочередно охватывали тело, к горлу подкатывала тошнота.
Тысячи томов исписаны на темы способностей экстрасенсов, большинство этих книг — сущая чепуха, я это знаю не понаслышке, так как прочел, вероятно, все из них, и ни один теоретик не упоминал о том явлении, которое произошло со мной.
Я мог слышать мысли Росси. Слава Богу, что не все мысли, а то я сошел бы с ума. Только те, которые занимали его в данный момент и казались ему самыми важными и неотложными. Это я стал понимать гораздо позже. Но когда я впервые услышал чужие мысли, я этого еще не сознавал и различий, как сейчас, не видел. В ту пору я только знал, подчеркиваю — знал, что слышу нечто такое, что Росси не произносил вслух, и меня охватил несусветный ужас. Я очутился на самом краю пропасти и с трудом преодолевал страх, чтобы не потерять остатки своего разума.
В этот момент я был убежден, что внутри меня что-то сломалось, оборвалась нить моего рассудка, что сила магнитного поля в магнитно-резонансном имиджере сделала со мной что-то страшное, каким-то образом повредила нервную систему, отчего я утратил способность схватывать и верно оценивать реальность.
Вследствие этого я реагировал на происходящее единственным путем, каким мог в тот момент: абсолютным отрицанием. Хорошо, что я оказался таким проницательным и сообразительным и уже тогда понял, что следует держать при себе эту странную и ужасную метаморфозу, хотя в тот момент мне такое и не сразу пришло в голову. Инстинктивно я все же стремился сохранить хотя бы видимость того, что мыслю по-прежнему здраво, и не дать понять Росси, что слышу его мысли.
Он заговорил первым, спокойно заметив:
— Я ничего не говорил насчет мистера Траслоу.
При этом он внимательно изучал меня, на очень близком расстоянии заглядывая в глаза.
Медленно подбирая слова, я ответил:
— Мне послышалось, Чарльз, что говорили. Должно быть, показалось.
Повернувшись к лабораторному столику, я взял бумажник, ключи, монеты, авторучку и стал распихивать все по карманам. При этом я медленно и осторожно пятился назад, подальше от него. Головная боль усиливалась, холод охватил все тело с головы до пят. Начался сильнейший приступ мигрени.
— Я вообще ничего не говорил, — ровно и спокойно сказал Росси.
Я кивнул головой и безразлично улыбнулся. Нужно где-то присесть, чем-то обмотать голову, утихомирить боль.
Он опять принялся долго и пристально изучать меня и... Я снова услышал тихий шепот:
— А обрел ли он ее?
С деланно беззаботным видом я спросил:
— Ну раз уже мы сделали все на сегодня...
Росси подозрительно глянул на меня и, моргнув раз-другой, сказал:
— Присядем на пару минуток и поговорим.
— Видите ли, — пояснил я, — у меня ужасно болит голова. Мигрень, я наверняка знаю.
Теперь я стоял в шести футах от него и надевал пиджак. Росси не отрываясь пристально глядел на меня, как на огромного удава, свертывающегося в кольца и распрямляющегося посреди его спальни. В тишине я напрягся, стремясь опять услышать его мысли, уловить хотя бы их нечеткий голос.
Ничего не слышно.
Может, мне все это показалось? Может, это были галлюцинации, как и мерцающая аура вокруг предметов в этой комнате? Ну а теперь, после такого внезапного нарушения рассудка, может, я снова прихожу в себя?
— А раньше у вас случались приступы мигрени? — спросил Росси.
— Никогда. Думаю, что это результат тестирования.
— Быть не может. Прежде таких случаев не было ни на детекторе лжи, ни на магнитно-резонансном имиджере.
— Ну что ж, — решил я, — как бы там ни было, мне надо вернуться на работу.
— Но мы еще не все закончили, — возразил Росси, поворачиваясь ко мне лицом.
— Боюсь, что...
— Мы быстро управимся... Я сейчас вернусь.
Он направился в смежную комнату, где стояли коробки с компьютерными дискетами. Я видел, как он подошел к одному из техников и что-то отрывисто сказал. Техник передал ему небольшие листки с распечатками компьютерной записи.
Росси вернулся, держа в руках листы с рисунками, сделанными компьютером во время теста. Он уселся за длинным лабораторным столом с черной крышкой и жестом пригласил меня присесть напротив. Секунду-другую я колебался, а затем с услужливым видом присел. Он разложил на столе рисунки. Сначала бегло взглянув на них, он затем наклонил голову и стал пристально изучать. Мы сидели на расстоянии примерно футов трех друг от друга. И тут я опять услышал мысли Росси, приглушенные, но все равно четко различимые: «Считаю, что ты все же приобрел способность».
Вслух же он произнес:
— А вот взгляните-ка, здесь изображение вашего мозга в начале теста. — И показав на первый рисунок, который я придвинул к себе поближе, пояснил: — Как видите, никаких изменений на большинстве участков во время всего теста, потому что вы говорили правду.
А мысли же его в это время настойчиво долбили: «Ты должен доверять мне. Ты должен доверять мне».
Потом он показал изображения, сделанные в конце теста, и даже я, не специалист, сразу заметил, что их цвет заметно отличается от цвета первоначальных рисунков — вдоль коры мозга появились желто-красные цвета, в то время как сначала преобладали коричневые и бежевые краски. Пальцем Росси показал на те участки головного мозга, где появились изображения.
— А вот здесь вы лгали, — и, чуть улыбнувшись, добавил он с деланной вежливостью: — Как я и просил вас.
— Вижу.
— Меня волнует ваша головная боль.
— Все пройдет, — успокоил я.
— Боюсь, что боль появилась из-за аппаратуры.
— Из-за шума, — уточнил я. — По-видимому, боль возникла из-за шума. Ну ничего. Все пройдет.
Росси, не отрываясь от изучения изображений моего мозга, понимающе кивнул, а сам в это время напряженно думал: «Нам было бы намного легче работать, если бы мы доверяли друг другу». Голос мыслей, казалось, затихал, а потом возник снова: «Скажи мне».
Поскольку же вслух он ничего не говорил, то я решился напомнить:
— Ну, если больше ничего не предстоит...
«Позади тебя... — снова раздался голос его мыслей, теперь громкий и предостерегающий. — Подходит к тебе... заряженный пистолет... сзади опасность... в твою голову целятся».
Вслух он не говорил. Это он так мысленно представлял.
Я ничем не выдал своего волнения, продолжая пялить на него глаза с ничего не понимающим и вопрошающим видом.
«Вот ближе, ближе. Слава Богу, он хоть не слышит шаги позади себя».
Мне стало понятно, что он испытывает меня. Я в этом был просто уверен. Я не должен реагировать, не должен показывать, что испугался, — он же этого как раз и добивается, приказывал я себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Тысячи томов исписаны на темы способностей экстрасенсов, большинство этих книг — сущая чепуха, я это знаю не понаслышке, так как прочел, вероятно, все из них, и ни один теоретик не упоминал о том явлении, которое произошло со мной.
Я мог слышать мысли Росси. Слава Богу, что не все мысли, а то я сошел бы с ума. Только те, которые занимали его в данный момент и казались ему самыми важными и неотложными. Это я стал понимать гораздо позже. Но когда я впервые услышал чужие мысли, я этого еще не сознавал и различий, как сейчас, не видел. В ту пору я только знал, подчеркиваю — знал, что слышу нечто такое, что Росси не произносил вслух, и меня охватил несусветный ужас. Я очутился на самом краю пропасти и с трудом преодолевал страх, чтобы не потерять остатки своего разума.
В этот момент я был убежден, что внутри меня что-то сломалось, оборвалась нить моего рассудка, что сила магнитного поля в магнитно-резонансном имиджере сделала со мной что-то страшное, каким-то образом повредила нервную систему, отчего я утратил способность схватывать и верно оценивать реальность.
Вследствие этого я реагировал на происходящее единственным путем, каким мог в тот момент: абсолютным отрицанием. Хорошо, что я оказался таким проницательным и сообразительным и уже тогда понял, что следует держать при себе эту странную и ужасную метаморфозу, хотя в тот момент мне такое и не сразу пришло в голову. Инстинктивно я все же стремился сохранить хотя бы видимость того, что мыслю по-прежнему здраво, и не дать понять Росси, что слышу его мысли.
Он заговорил первым, спокойно заметив:
— Я ничего не говорил насчет мистера Траслоу.
При этом он внимательно изучал меня, на очень близком расстоянии заглядывая в глаза.
Медленно подбирая слова, я ответил:
— Мне послышалось, Чарльз, что говорили. Должно быть, показалось.
Повернувшись к лабораторному столику, я взял бумажник, ключи, монеты, авторучку и стал распихивать все по карманам. При этом я медленно и осторожно пятился назад, подальше от него. Головная боль усиливалась, холод охватил все тело с головы до пят. Начался сильнейший приступ мигрени.
— Я вообще ничего не говорил, — ровно и спокойно сказал Росси.
Я кивнул головой и безразлично улыбнулся. Нужно где-то присесть, чем-то обмотать голову, утихомирить боль.
Он опять принялся долго и пристально изучать меня и... Я снова услышал тихий шепот:
— А обрел ли он ее?
С деланно беззаботным видом я спросил:
— Ну раз уже мы сделали все на сегодня...
Росси подозрительно глянул на меня и, моргнув раз-другой, сказал:
— Присядем на пару минуток и поговорим.
— Видите ли, — пояснил я, — у меня ужасно болит голова. Мигрень, я наверняка знаю.
Теперь я стоял в шести футах от него и надевал пиджак. Росси не отрываясь пристально глядел на меня, как на огромного удава, свертывающегося в кольца и распрямляющегося посреди его спальни. В тишине я напрягся, стремясь опять услышать его мысли, уловить хотя бы их нечеткий голос.
Ничего не слышно.
Может, мне все это показалось? Может, это были галлюцинации, как и мерцающая аура вокруг предметов в этой комнате? Ну а теперь, после такого внезапного нарушения рассудка, может, я снова прихожу в себя?
— А раньше у вас случались приступы мигрени? — спросил Росси.
— Никогда. Думаю, что это результат тестирования.
— Быть не может. Прежде таких случаев не было ни на детекторе лжи, ни на магнитно-резонансном имиджере.
— Ну что ж, — решил я, — как бы там ни было, мне надо вернуться на работу.
— Но мы еще не все закончили, — возразил Росси, поворачиваясь ко мне лицом.
— Боюсь, что...
— Мы быстро управимся... Я сейчас вернусь.
Он направился в смежную комнату, где стояли коробки с компьютерными дискетами. Я видел, как он подошел к одному из техников и что-то отрывисто сказал. Техник передал ему небольшие листки с распечатками компьютерной записи.
Росси вернулся, держа в руках листы с рисунками, сделанными компьютером во время теста. Он уселся за длинным лабораторным столом с черной крышкой и жестом пригласил меня присесть напротив. Секунду-другую я колебался, а затем с услужливым видом присел. Он разложил на столе рисунки. Сначала бегло взглянув на них, он затем наклонил голову и стал пристально изучать. Мы сидели на расстоянии примерно футов трех друг от друга. И тут я опять услышал мысли Росси, приглушенные, но все равно четко различимые: «Считаю, что ты все же приобрел способность».
Вслух же он произнес:
— А вот взгляните-ка, здесь изображение вашего мозга в начале теста. — И показав на первый рисунок, который я придвинул к себе поближе, пояснил: — Как видите, никаких изменений на большинстве участков во время всего теста, потому что вы говорили правду.
А мысли же его в это время настойчиво долбили: «Ты должен доверять мне. Ты должен доверять мне».
Потом он показал изображения, сделанные в конце теста, и даже я, не специалист, сразу заметил, что их цвет заметно отличается от цвета первоначальных рисунков — вдоль коры мозга появились желто-красные цвета, в то время как сначала преобладали коричневые и бежевые краски. Пальцем Росси показал на те участки головного мозга, где появились изображения.
— А вот здесь вы лгали, — и, чуть улыбнувшись, добавил он с деланной вежливостью: — Как я и просил вас.
— Вижу.
— Меня волнует ваша головная боль.
— Все пройдет, — успокоил я.
— Боюсь, что боль появилась из-за аппаратуры.
— Из-за шума, — уточнил я. — По-видимому, боль возникла из-за шума. Ну ничего. Все пройдет.
Росси, не отрываясь от изучения изображений моего мозга, понимающе кивнул, а сам в это время напряженно думал: «Нам было бы намного легче работать, если бы мы доверяли друг другу». Голос мыслей, казалось, затихал, а потом возник снова: «Скажи мне».
Поскольку же вслух он ничего не говорил, то я решился напомнить:
— Ну, если больше ничего не предстоит...
«Позади тебя... — снова раздался голос его мыслей, теперь громкий и предостерегающий. — Подходит к тебе... заряженный пистолет... сзади опасность... в твою голову целятся».
Вслух он не говорил. Это он так мысленно представлял.
Я ничем не выдал своего волнения, продолжая пялить на него глаза с ничего не понимающим и вопрошающим видом.
«Вот ближе, ближе. Слава Богу, он хоть не слышит шаги позади себя».
Мне стало понятно, что он испытывает меня. Я в этом был просто уверен. Я не должен реагировать, не должен показывать, что испугался, — он же этого как раз и добивается, приказывал я себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144