— Синклер... На наследнице владельца большого магазина ты, конечно, не женился бы, не так ли? Уж не дочка ли Харрисона Синклера?
— Она самая.
— В таком случае прими мои соболезнования. Его что... убили? А, Бен?
— Ну ты, Майлс, как всегда, проницателен. Почему спрашиваешь?
— Извини меня, прости. Но в своем деле... не могу же я отмахиваться от слухов.
— Ну что ж, а я-то надеялся, что ты, возможно, сумеешь просветить меня на этот счет, — сказал я. — Убили его или нет, понятия не имею, но ты не первый даешь мне намек на такую возможность. Смысла в этом не вижу: насколько мне известно, у моего тестя личных врагов не было.
— Тут мыслить личностными категориями не следует. Вместо этого нужно руководствоваться политическими соображениями.
— Как это?
— Харрисон Синклер был известен как открытый и активный сторонник оказания помощи России.
— Ну и что?
— А то, что многие не хотят ей помогать.
— Конечно, — заметил я. — Немало американцев выступают против того, чтобы бросать деньги России. Они говорят: хорошие деньги не след давать после плохих дел, и все такое прочее. Особенно сейчас, во время глобальных финансовых трудностей.
— Да не это я хотел сказать. Есть такие люди — нет, не так, лучше назвать их силами, Бен, — которые хотят совсем уничтожить Россию.
— Что за силы такие?
— Вот рассуждай: Восточная Европа полностью развалилась. Она богата природными ресурсами, но ее раздирают разногласия. Многие восточные европейцы успели позабыть сталинские порядки и снова мечтают о диктатуре. Собственно, Восточная Европа уже созрела для этого. Кажется, Вольтер сказал примерно так: «Мир — это огромный храм, в котором царит разлад».
— Я как-то не усекаю твоей логики.
— Германия, парень. Германия — вот что главное. Мы вскоре увидим рождение новой германской диктатуры, и возникнет она, Бен, совсем не случайно. Ее возрождение замышлялось еще в добрые старые времена. А те, кто замышлял, вовсе не хотят иметь возрожденную, усиливающуюся Россию. Нужно всегда помнить, что германо-российское политическое соперничество явилось главной причиной возникновения в нашем столетии двух мировых войн. Слабая Россия — залог силы Германии. Может — лишь только может, — твой тесть, будучи влиятельным сторонником становления сильной демократической России, встал кое-кому поперек пути. Кстати, а кого прочат вместо него?
— Траслоу.
— Гм. Тоже из числа ярых сторонников России, наш Алекс, не так ли? Конечно, не из любимчиков старых ребят. Не следует удивляться, если он немного изменился. Ну что же, ладно. Мне нужно идти на тренировку. Я ведь холостяк, как тебе известно, и должен поддерживать форму. Ваши американские дамы стали такими требовательными в наши дни.
* * *
Спустя час, ожидая в аэропорту начала посадки на челночный рейс до Бостона, я позвонил в офис Александра Траслоу и сообщил о согласии встретиться с ним.
5
Я подъехал к зданию, в котором работал, в четверть десятого на раздолбанном городском такси с оторванной ручкой на правой задней двери, которым управлял какой-то подозрительный псих. Я заехал из аэропорта домой, быстро переоделся — Молли еще не приходила с ночного дежурства — и помчался в свою контору. И опоздал на пятнадцать минут.
Моя секретарша Дарлен с удивлением посмотрела на меня и напомнила:
— У вас же в девять совещание в конференц-зале, или вы позабыли?
— Я подзадержался в Вашингтоне, — оправдывался я. — Был там по делам. Не могли бы позвонить, извиниться от моего имени и перенести его?
— А как насчет Сэчса? Он прождал полчаса.
— Черт возьми! Дайте-ка его номер. Я сам ему позвоню.
— А еще звонила Молли, сказала, что срочно. — И она передала мне розовую полоску бумаги с сообщением.
«Интересно, — подумал я, — что же случилось такое срочное, что Молли даже позвонила, тогда как обычно она в это время совершает обход в больнице?»
Я поблагодарил Дарлен и вошел в свой кабинет, прошмыгнув мимо строя огромных трехфутовых детских кукол, и плюхнулся в кожаное кресло около стола. Некоторое время я сидел и думал, позвонила ли Дарлен в конференц-зал, а потом взял и набрал коммутатор Молли — у нее никто не отвечал. Тогда я попросил дежурного оператора передать ей, что звонил муж.
Сделав все неотложные дела, я решил приступить к работе, но никак не мог сосредоточиться. Тогда я поднял трубку, намереваясь позвонить в кабинет Билла Стирнса, но передумал и положил трубку на место. Траслоу я попросил принять меня завтра утром, и Стирнс уже мог знать об этом.
У меня на столе стояла пресс-статуэтка из числа тех, которые описать очень трудно — нужно посмотреть на них самому. Она называлась «исполнитель штрафных бросков». Когда мне понадобился пресс для бумаг на столе, я перебрал сотни пресс-кругляшек, пока не наткнулся на эту трехдюймовую статуэтку. Кроме этого в моем кабинете висело электронное баскетбольное кольцо, укрепленное на щите с пластиковым покрытием. Я повесил щит на стене напротив письменного стола, и, когда попадал в кольцо кожаным черно-белым мячом, раздавался возбужденный электронный голос: «Прекрасный бросок!», сопровождаемый бешеным ревом толпы болельщиков, что, вообще-то, звучало весьма неуместно в нашем чопорном заведении.
«Ну что там еще?» — спросил я себя.
Прошло минут десять, а Молли все не звонила.
Послышался приглушенный стук в косяк двери, и вошел Билл Стирнс с очками для чтения «Бен Франклин» на носу.
— Я встречаюсь с Траслоу, — сразу сказал я и замер, затаив дыхание, и пристально глядя на него.
— Алекс будет весьма рад.
Медленно я выдохнул воздух сквозь зубы:
— Ну и прекрасно. Но я еще не пришел к твердому решению. Только согласился встретиться и переговорить. — Брови у него поползли вверх от удивления. — А насколько важны его дела для «фирмы»? — спросил я. Стирнс объяснил. — И я не буду получать свою зарплату до конца года, пока не подсчитают все доходы? Верно? — уточнил я.
Теперь брови у него медленно поползли еще выше, отчего на лбу появились морщины.
— Чего вы добиваетесь, Бен?
— Прояснить все. Траслоу хочет, чтобы я представлял его интересы, и вы тоже этого же хотите. Получилось так, что у меня неожиданно возникла нужда в наличных, хоть немного.
— Ну и что из этого?
— Хочу, чтобы он дал мне денег. Сразу же. Не отходя от кассы.
Стирнс снял очки, резко сложил их и засунул в нагрудный карман.
— Бен, — начал он, — все это в высшей степени...
— Все это можно сделать. Я встречаюсь с Траслоу, подписываю с ним контракт, он переводит прямо на мой счет гонорар с пятью нулями. И мы приступаем к делу.
Стирнс долго раздумывал и потом согласно пожал мне руку:
— Ну и крепкий же вы, сукин сын. Ладно, Бен. По рукам. Приступаем к делу.
Он повернулся и пошел было из кабинета, но вдруг с порога обернулся и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Она самая.
— В таком случае прими мои соболезнования. Его что... убили? А, Бен?
— Ну ты, Майлс, как всегда, проницателен. Почему спрашиваешь?
— Извини меня, прости. Но в своем деле... не могу же я отмахиваться от слухов.
— Ну что ж, а я-то надеялся, что ты, возможно, сумеешь просветить меня на этот счет, — сказал я. — Убили его или нет, понятия не имею, но ты не первый даешь мне намек на такую возможность. Смысла в этом не вижу: насколько мне известно, у моего тестя личных врагов не было.
— Тут мыслить личностными категориями не следует. Вместо этого нужно руководствоваться политическими соображениями.
— Как это?
— Харрисон Синклер был известен как открытый и активный сторонник оказания помощи России.
— Ну и что?
— А то, что многие не хотят ей помогать.
— Конечно, — заметил я. — Немало американцев выступают против того, чтобы бросать деньги России. Они говорят: хорошие деньги не след давать после плохих дел, и все такое прочее. Особенно сейчас, во время глобальных финансовых трудностей.
— Да не это я хотел сказать. Есть такие люди — нет, не так, лучше назвать их силами, Бен, — которые хотят совсем уничтожить Россию.
— Что за силы такие?
— Вот рассуждай: Восточная Европа полностью развалилась. Она богата природными ресурсами, но ее раздирают разногласия. Многие восточные европейцы успели позабыть сталинские порядки и снова мечтают о диктатуре. Собственно, Восточная Европа уже созрела для этого. Кажется, Вольтер сказал примерно так: «Мир — это огромный храм, в котором царит разлад».
— Я как-то не усекаю твоей логики.
— Германия, парень. Германия — вот что главное. Мы вскоре увидим рождение новой германской диктатуры, и возникнет она, Бен, совсем не случайно. Ее возрождение замышлялось еще в добрые старые времена. А те, кто замышлял, вовсе не хотят иметь возрожденную, усиливающуюся Россию. Нужно всегда помнить, что германо-российское политическое соперничество явилось главной причиной возникновения в нашем столетии двух мировых войн. Слабая Россия — залог силы Германии. Может — лишь только может, — твой тесть, будучи влиятельным сторонником становления сильной демократической России, встал кое-кому поперек пути. Кстати, а кого прочат вместо него?
— Траслоу.
— Гм. Тоже из числа ярых сторонников России, наш Алекс, не так ли? Конечно, не из любимчиков старых ребят. Не следует удивляться, если он немного изменился. Ну что же, ладно. Мне нужно идти на тренировку. Я ведь холостяк, как тебе известно, и должен поддерживать форму. Ваши американские дамы стали такими требовательными в наши дни.
* * *
Спустя час, ожидая в аэропорту начала посадки на челночный рейс до Бостона, я позвонил в офис Александра Траслоу и сообщил о согласии встретиться с ним.
5
Я подъехал к зданию, в котором работал, в четверть десятого на раздолбанном городском такси с оторванной ручкой на правой задней двери, которым управлял какой-то подозрительный псих. Я заехал из аэропорта домой, быстро переоделся — Молли еще не приходила с ночного дежурства — и помчался в свою контору. И опоздал на пятнадцать минут.
Моя секретарша Дарлен с удивлением посмотрела на меня и напомнила:
— У вас же в девять совещание в конференц-зале, или вы позабыли?
— Я подзадержался в Вашингтоне, — оправдывался я. — Был там по делам. Не могли бы позвонить, извиниться от моего имени и перенести его?
— А как насчет Сэчса? Он прождал полчаса.
— Черт возьми! Дайте-ка его номер. Я сам ему позвоню.
— А еще звонила Молли, сказала, что срочно. — И она передала мне розовую полоску бумаги с сообщением.
«Интересно, — подумал я, — что же случилось такое срочное, что Молли даже позвонила, тогда как обычно она в это время совершает обход в больнице?»
Я поблагодарил Дарлен и вошел в свой кабинет, прошмыгнув мимо строя огромных трехфутовых детских кукол, и плюхнулся в кожаное кресло около стола. Некоторое время я сидел и думал, позвонила ли Дарлен в конференц-зал, а потом взял и набрал коммутатор Молли — у нее никто не отвечал. Тогда я попросил дежурного оператора передать ей, что звонил муж.
Сделав все неотложные дела, я решил приступить к работе, но никак не мог сосредоточиться. Тогда я поднял трубку, намереваясь позвонить в кабинет Билла Стирнса, но передумал и положил трубку на место. Траслоу я попросил принять меня завтра утром, и Стирнс уже мог знать об этом.
У меня на столе стояла пресс-статуэтка из числа тех, которые описать очень трудно — нужно посмотреть на них самому. Она называлась «исполнитель штрафных бросков». Когда мне понадобился пресс для бумаг на столе, я перебрал сотни пресс-кругляшек, пока не наткнулся на эту трехдюймовую статуэтку. Кроме этого в моем кабинете висело электронное баскетбольное кольцо, укрепленное на щите с пластиковым покрытием. Я повесил щит на стене напротив письменного стола, и, когда попадал в кольцо кожаным черно-белым мячом, раздавался возбужденный электронный голос: «Прекрасный бросок!», сопровождаемый бешеным ревом толпы болельщиков, что, вообще-то, звучало весьма неуместно в нашем чопорном заведении.
«Ну что там еще?» — спросил я себя.
Прошло минут десять, а Молли все не звонила.
Послышался приглушенный стук в косяк двери, и вошел Билл Стирнс с очками для чтения «Бен Франклин» на носу.
— Я встречаюсь с Траслоу, — сразу сказал я и замер, затаив дыхание, и пристально глядя на него.
— Алекс будет весьма рад.
Медленно я выдохнул воздух сквозь зубы:
— Ну и прекрасно. Но я еще не пришел к твердому решению. Только согласился встретиться и переговорить. — Брови у него поползли вверх от удивления. — А насколько важны его дела для «фирмы»? — спросил я. Стирнс объяснил. — И я не буду получать свою зарплату до конца года, пока не подсчитают все доходы? Верно? — уточнил я.
Теперь брови у него медленно поползли еще выше, отчего на лбу появились морщины.
— Чего вы добиваетесь, Бен?
— Прояснить все. Траслоу хочет, чтобы я представлял его интересы, и вы тоже этого же хотите. Получилось так, что у меня неожиданно возникла нужда в наличных, хоть немного.
— Ну и что из этого?
— Хочу, чтобы он дал мне денег. Сразу же. Не отходя от кассы.
Стирнс снял очки, резко сложил их и засунул в нагрудный карман.
— Бен, — начал он, — все это в высшей степени...
— Все это можно сделать. Я встречаюсь с Траслоу, подписываю с ним контракт, он переводит прямо на мой счет гонорар с пятью нулями. И мы приступаем к делу.
Стирнс долго раздумывал и потом согласно пожал мне руку:
— Ну и крепкий же вы, сукин сын. Ладно, Бен. По рукам. Приступаем к делу.
Он повернулся и пошел было из кабинета, но вдруг с порога обернулся и спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144