.. да и мужчины тоже? - Она помолчала. - Нашкодят где-нибудь, их поймают за руку и поставят перед выбором. Большинство соглашается, зону нюхать мало кому охота. А уж по какой именно части использовали Вареньку, объяснять не приходится молодая, мордашка ничего себе... Убеждена, что изначально и ты был для нее... заданием.
- Не надо... - простонал Павел. - Она же не по своей воле...
- Теперь это уже ничего не меняет. Маринованный огурчик свежим не станет...
Павел опустил голову, уперся ладонями в лоб и задышал. Лидия Тарасовна молча смотрела на сына. Так прошло минуты две.
- Мать, - с бесконечной усталостью проговорил он. - У нас в хозяйстве коньячку не осталось?
- Посмотрю у отца. - Она вышла. И тут в прихожей короткой трелью залился телефон. Междугородная!
- Я подойду! - крикнул он и поспешил к аппарату.
- Павел Дмитриевич Чернов? - В трубке слышался незнакомый мужской голос, негромкий, интеллигентный, но явно привыкший к повиновению.
- Да, это я.
- Рамзин.
У Павла подкосились колени. Да, только так, одной фамилией и должен представляться такой человек. Этого трижды достаточно. Нобелевский лауреат, академик-секретарь по естественным наукам, олицетворение "гамбургского счета" для всего научного мира. Одно его слово весомее десятка слов самого Келдыша или Александрова.
- Я слушаю, Андрей Викторович.
- Так вот, юноша, соберите-ка все свои записульки и прочее и утром первым же самолетом ко мне. Записывайте адрес: Москва...
Положив трубку, Павел некоторое время постоял в прихожей, потом встряхнулся, провел рукой по волосам и решительно направился в кухню. У стола стояла Лидия Тарасовна с бутылкой в руках.
- Не надо коньяку, мам, - спокойно и твердо сказал он. - Свари лучше кофе, побольше и покрепче. Мне с утра лететь в Москву с докладом, надо хорошенько подготовиться.
Она молча, пряча улыбку от сына, сняла с полки кофейник.
Павел прошагал в свою комнату, подошел к письменному столу и замер. На самом краешке стоял пузатый фигурный флакончик духов. Должно быть, Варя позабыла в спешке. Он отвинтил пробочку, не спеша вдохнул знакомый аромат, поднес флакончик к глазам, читая мелкую золотистую надпись на голубой этикетке:
- Climat...
Впервые за вечер Павел улыбнулся. В сердце воцарился Танин климат...
Глава пятая
ШИПЫ И РОЗЫ
(27 июня 1995)
В гостиницу входил самый разный люд, не обращая ни малейшего внимания на дюжих швейцаров, которые, в свою очередь, тоже игнорировали проходящих. Иван Павлович же, как с ним всегда случалось в подобных ситуациях, оробел, замер в проеме, и это его состояние моментально уловил ближайший швейцар.
- Ну что? - спросил он примерно так, как спрашивал у Сергея главарь из ночного отрывка, разве что "парашей" не обозвал.
- Я... Вот. - Иван Павлович вынул из кармашка сиреневую карточку.
- Та-ак, - сказал швейцар, изучив приглашение и возвратив его Ларину. - К администратору пройдите. Вон туда.
Носатая девица за стойкой брезгливо взяла протянутую Иваном Павловичем карточку.
- Минуточку. - Она набрала какой-то номер. - Да... Администратор... Да... Да...
Уже без брезгливости она протянула карточку обратно.
- Девятый этаж, пожалуйста. Налево и до конца.
Мимо игральных автоматов, киосков и стойки таксомоторной службы, следуя в указанном девицей направлении, Иван Павлович оказался возле лифтов, один из которых и вознес его на девятый этаж.
Миновав несколько дверей, лестничных площадок и поворотов, Иван Павлович оказался возле двери в торце коридора. Он уже приготовился постучать, но тут дверь открылась и показался громадный толстый негр, лысый или бритый, с усами.
Секунду оба недоуменно смотрели друг на друга, но потом негр улыбнулся белозубым ртом и отступил в прихожую.
- Давай-давай, - сказал он. - Заходи, голубчик!
- Джош! - послышался из глубины строгий женский голос.
Негр отступил еще на шаг, и Иван Павлович вошел. Из широкой прихожей вело несколько дверей. Центральная, прямо напротив входа, по две с каждой стороны и еще две - по обе стороны от входной. В проходе стояла невысокая женщина средних лет в очках и строгом кремовом костюме, похожая на японку. Она что-то сердито сказала негру, тот фыркнул и исчез. В этот момент Ивану Павловичу показалось, что он уже где-то видел эту женщину. Но ощущение исчезло, как только она обратилась к нему:
- Миссис Розен скоро будет. Прошу пройти и подождать ее. Плащ можете снять здесь. - Говорила она без малейшего акцента, но с какой-то неестественной, деревянной интонацией.
Иван Павлович повесил плащ и вошел в огромную высокую комнату неправильной формы. Во всю противоположную стену тянулось окно с видом на залив. По бокам витые лестницы вели на галерею. Ближе к центру почти симметрично стояли два стола - один небольшой с телевизором и телефоном, второй длинный, заставленный блюдами с бутербродами, салатами, печеньем, стопочками тарелок, стаканами, бутылками и небольшим настольным холодильником. Возле громадного окна стоял еще столик с журналами, пепельницами, сигаретами и еще какими-то коробочками. В боковых альковчиках стояли диваны и еще какая-то мебель. Иван Павлович сразу всего не разглядел. Увидел только высокие напольные часы у боковой стены. Увидел и обомлел. Они показывали четверть двенадцатого.
- Простите меня, - сказал он женщине в кремовом костюме. - Я не знал, что еще так рано.
- Это не страшно, - без улыбки ответила она. - Располагайтесь, прошу вас. - Она показала на длинный стол. - По распоряжению миссис Розен можете перекусить и отдохнуть. Она вышла, закрыв за собой дверь.
(1976-1978)
I
Ванечка пробудился в начале седьмого. Состояние его было ужасно. Глаза не желали открываться, а единожды открывшись, снова закрыться не могли. Кровь кололась, как затвердевшие сосульки, и казалась газированной. Во рту стоял такой вкус, как если бы он две недели носил, не снимая, одни носки, а потом всю ночь жевал их.
- Идея? - простонал он, в сугубо анекдотическом смысле: то есть "где я?" Вопрос был актуален целую минуту, а то и больше - он совершенно честно не мог понять, где он очутился и какая цепь событий привела его сюда. И только разглядев на подушке рядом черноволосую не свою голову, он въехал: "Таня... Это же Таня. Жена".
И вчерашний день постепенно выстроился в ряд, и ему стало стыдно, и очень захотелось что-то такое сделать с собой, только совсем непонятно было, что же. Он вытек в ванную, залез под ледяной душ, тихо повизгивая, тут же выскочил, растерся и почему-то на цыпочках спустился на кухню.
- А! - сказал ему Ник, который у же сидел там с наполовину опорожненной бутылкой шампанского и красным лицом. - Стакан виновнику торжества и товарищу по несчастью. Прими на грудь, оттягивает.
Ванечка, приняв стакан дрожащей рукой, послушно выпил, но особой оттяжки не почувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
- Не надо... - простонал Павел. - Она же не по своей воле...
- Теперь это уже ничего не меняет. Маринованный огурчик свежим не станет...
Павел опустил голову, уперся ладонями в лоб и задышал. Лидия Тарасовна молча смотрела на сына. Так прошло минуты две.
- Мать, - с бесконечной усталостью проговорил он. - У нас в хозяйстве коньячку не осталось?
- Посмотрю у отца. - Она вышла. И тут в прихожей короткой трелью залился телефон. Междугородная!
- Я подойду! - крикнул он и поспешил к аппарату.
- Павел Дмитриевич Чернов? - В трубке слышался незнакомый мужской голос, негромкий, интеллигентный, но явно привыкший к повиновению.
- Да, это я.
- Рамзин.
У Павла подкосились колени. Да, только так, одной фамилией и должен представляться такой человек. Этого трижды достаточно. Нобелевский лауреат, академик-секретарь по естественным наукам, олицетворение "гамбургского счета" для всего научного мира. Одно его слово весомее десятка слов самого Келдыша или Александрова.
- Я слушаю, Андрей Викторович.
- Так вот, юноша, соберите-ка все свои записульки и прочее и утром первым же самолетом ко мне. Записывайте адрес: Москва...
Положив трубку, Павел некоторое время постоял в прихожей, потом встряхнулся, провел рукой по волосам и решительно направился в кухню. У стола стояла Лидия Тарасовна с бутылкой в руках.
- Не надо коньяку, мам, - спокойно и твердо сказал он. - Свари лучше кофе, побольше и покрепче. Мне с утра лететь в Москву с докладом, надо хорошенько подготовиться.
Она молча, пряча улыбку от сына, сняла с полки кофейник.
Павел прошагал в свою комнату, подошел к письменному столу и замер. На самом краешке стоял пузатый фигурный флакончик духов. Должно быть, Варя позабыла в спешке. Он отвинтил пробочку, не спеша вдохнул знакомый аромат, поднес флакончик к глазам, читая мелкую золотистую надпись на голубой этикетке:
- Climat...
Впервые за вечер Павел улыбнулся. В сердце воцарился Танин климат...
Глава пятая
ШИПЫ И РОЗЫ
(27 июня 1995)
В гостиницу входил самый разный люд, не обращая ни малейшего внимания на дюжих швейцаров, которые, в свою очередь, тоже игнорировали проходящих. Иван Павлович же, как с ним всегда случалось в подобных ситуациях, оробел, замер в проеме, и это его состояние моментально уловил ближайший швейцар.
- Ну что? - спросил он примерно так, как спрашивал у Сергея главарь из ночного отрывка, разве что "парашей" не обозвал.
- Я... Вот. - Иван Павлович вынул из кармашка сиреневую карточку.
- Та-ак, - сказал швейцар, изучив приглашение и возвратив его Ларину. - К администратору пройдите. Вон туда.
Носатая девица за стойкой брезгливо взяла протянутую Иваном Павловичем карточку.
- Минуточку. - Она набрала какой-то номер. - Да... Администратор... Да... Да...
Уже без брезгливости она протянула карточку обратно.
- Девятый этаж, пожалуйста. Налево и до конца.
Мимо игральных автоматов, киосков и стойки таксомоторной службы, следуя в указанном девицей направлении, Иван Павлович оказался возле лифтов, один из которых и вознес его на девятый этаж.
Миновав несколько дверей, лестничных площадок и поворотов, Иван Павлович оказался возле двери в торце коридора. Он уже приготовился постучать, но тут дверь открылась и показался громадный толстый негр, лысый или бритый, с усами.
Секунду оба недоуменно смотрели друг на друга, но потом негр улыбнулся белозубым ртом и отступил в прихожую.
- Давай-давай, - сказал он. - Заходи, голубчик!
- Джош! - послышался из глубины строгий женский голос.
Негр отступил еще на шаг, и Иван Павлович вошел. Из широкой прихожей вело несколько дверей. Центральная, прямо напротив входа, по две с каждой стороны и еще две - по обе стороны от входной. В проходе стояла невысокая женщина средних лет в очках и строгом кремовом костюме, похожая на японку. Она что-то сердито сказала негру, тот фыркнул и исчез. В этот момент Ивану Павловичу показалось, что он уже где-то видел эту женщину. Но ощущение исчезло, как только она обратилась к нему:
- Миссис Розен скоро будет. Прошу пройти и подождать ее. Плащ можете снять здесь. - Говорила она без малейшего акцента, но с какой-то неестественной, деревянной интонацией.
Иван Павлович повесил плащ и вошел в огромную высокую комнату неправильной формы. Во всю противоположную стену тянулось окно с видом на залив. По бокам витые лестницы вели на галерею. Ближе к центру почти симметрично стояли два стола - один небольшой с телевизором и телефоном, второй длинный, заставленный блюдами с бутербродами, салатами, печеньем, стопочками тарелок, стаканами, бутылками и небольшим настольным холодильником. Возле громадного окна стоял еще столик с журналами, пепельницами, сигаретами и еще какими-то коробочками. В боковых альковчиках стояли диваны и еще какая-то мебель. Иван Павлович сразу всего не разглядел. Увидел только высокие напольные часы у боковой стены. Увидел и обомлел. Они показывали четверть двенадцатого.
- Простите меня, - сказал он женщине в кремовом костюме. - Я не знал, что еще так рано.
- Это не страшно, - без улыбки ответила она. - Располагайтесь, прошу вас. - Она показала на длинный стол. - По распоряжению миссис Розен можете перекусить и отдохнуть. Она вышла, закрыв за собой дверь.
(1976-1978)
I
Ванечка пробудился в начале седьмого. Состояние его было ужасно. Глаза не желали открываться, а единожды открывшись, снова закрыться не могли. Кровь кололась, как затвердевшие сосульки, и казалась газированной. Во рту стоял такой вкус, как если бы он две недели носил, не снимая, одни носки, а потом всю ночь жевал их.
- Идея? - простонал он, в сугубо анекдотическом смысле: то есть "где я?" Вопрос был актуален целую минуту, а то и больше - он совершенно честно не мог понять, где он очутился и какая цепь событий привела его сюда. И только разглядев на подушке рядом черноволосую не свою голову, он въехал: "Таня... Это же Таня. Жена".
И вчерашний день постепенно выстроился в ряд, и ему стало стыдно, и очень захотелось что-то такое сделать с собой, только совсем непонятно было, что же. Он вытек в ванную, залез под ледяной душ, тихо повизгивая, тут же выскочил, растерся и почему-то на цыпочках спустился на кухню.
- А! - сказал ему Ник, который у же сидел там с наполовину опорожненной бутылкой шампанского и красным лицом. - Стакан виновнику торжества и товарищу по несчастью. Прими на грудь, оттягивает.
Ванечка, приняв стакан дрожащей рукой, послушно выпил, но особой оттяжки не почувствовал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137