"А вот с одним чуваком был такой случай". Да, в этом сугубо мужском кругу все женщины тоже подразделялись по универсальному принципу "дает - не дает", но у клювистов сам глагол "давать" имел смысл, отличный от общепринятого: хорошие женщины, или "сестренки", - это те, которые дадут на бутылку, а "телки", они же "метелки", ничего такого не сделают, а следовательно, совершенно неинтересны. По иерархии клювистов на высшей ступени среди женщин стояли доблестные работницы торговли и общепита, сочувствующие благородному делу клювизма и доказывающие свое сочувствие на практике - в долг налить, припрятать бутылочку для братков и т. д., на низшей же - всякие доставалы типа мамаш и прочих блюстительниц трезвости.
В принципе демарш Житника в сторону "роман-тизьма" являлся серьезным нарушением заповедей движения, и Ванечка мог бы поставить ему на вид. Мог бы, но как-то не подумал.
А теперь он вообще был не в состоянии думать.
Они сидели на кухне, пили чай с вишневочкой. Андрей забавлял Нинку с Таней всякими штукатурскими байками, почерпнутыми из опыта его пребывания в стройотряде. Ванечка молча опрокидывал рюмку за рюмкой, поминутно вскакивал то еще чаю подогреть, то хлеба нарезать, то сырку. Вишневка его разбирала, но ненадолго, поскольку разбавлялась горячим чаем. Он не столько косел, сколько млел.
В половине четвертого Таня стала собираться домой, призывая к тому же и Нинку. Андрей, которому явно не хотелось упускать девочек, предложил другой план - пойти прогуляться на Петропавловку, а потом вернуться и с новыми силами продолжить культурное мероприятие. Нинка и Ванечка горячо его поддержали. Таня согласилась. Ведра и сумки со спецовками они поставили в уголок прихожей и прикрыли газеткой.
В стенах Петропавловки они гуляли в окружении туристов, вне стен - в окружении собачников и их четвероногих друзей. Воздух был томен и тепел. Андрей, ввернувшись фертом между Нинкой и Таней, взявших его под руки с обеих сторон, рассказывал девчонкам всякие истории, связанные с крепостью, которых знал великое множество. Они слушали, затаив дыхание. Потерянный Ванечка поначалу плелся сзади. Постепенно оклемавшись на пленэре, он чуть воспрянул, выдвинулся в один ряд с остальными и даже начал дополнять и поправлять Житника:
- ...Нет, Петр не медаль с кружкой дал тому мастеру, а приказал выжечь ему на шее орла, и тот мог в любом кабаке показать царево клеймо и бесплатно выпить. Отсюда и жест - щелчок по горлу, в смысле поддать.
- И откуда вы все знаете? - щуря глазки, вопрошала Нинка.
- Работа такая, - как бы нехотя отозвался Житник.
- И где же вы работаете? - настаивала Нинка.
- Это, Нинон, государственная тайна, - важно изрек Житник, но одновременно с этим Ванечка выпалил:
- Мы студенты, вообще-то.
Все рассмеялись.
- Давайте по мороженому. Я угощаю, - предложил Андрей.
К Ванечке они вернулись в восьмом часу, завернув на обратном пути по указанию Житника в "Петровский", где купили полтора кило говяжьей вырезки.
Дома все, кроме Тани, приняли для бодрости по стаканчику портвейна настоящий "Агдам", в определенных кругах именуемый "ту-ту", как по характеру воздействия (можно отъехать, как на паровозе), так и по цене (два две, по-английски, стало быть, "two two"). Потом взялись за приготовление жаркого. Ванечке, чтобы не путался под ногами, было дано задание сесть в сторонке и наточить ножи. Впервые в жизни он делал это с удовольствием - иначе он просто не знал бы, куда себя деть от смущения.
В половине девятого сели за стол. В девять Андрей взял гитару. В десять перешли в Ванечкину комнату - в только что отремонтированной гостиной было еще неуютно и грязновато - и затеяли танцы под магнитофон. В половине одиннадцатого Таня собралась уходить, но Нинка с Андреем уговорили ее остаться: мол, завтра все равно выходной, а молодость проходит. Убедили ее, однако, не их доводы, а круглые молящие глаза безмолвного Ванечки. По этому поводу решили продолжить банкет и вновь перешли в кухню.
Ванечка с завистью смотрел, как ловко Андрей с Нинкой хлопают стакан за стаканом, ничуть не смурея, а только оживляясь все больше и больше, как спокойно и совершенно естественно держится бесподобная Таня, одним своим присутствием превращая славную, но вполне обычную вечеринку в нечто небывалое и сказочное - или так только казалось? Ему мучительно хотелось сбросить с себя сковывавшее его смущение, вписаться наконец - и безумно не хотелось опьянеть, замазать тонкое волшебство этого вечера грубым алкогольным колером. Он определил для себя вариант, показавшийся оптимальным: заварил много кофе и принялся пить его чашка за чашкой, сопровождая каждую крошечной рюмочкой коньяку. Ту же схему он робко предложил Тане. Она ограничилась одной чашкой кофе и половиной рюмочки.
В четверть двенадцатого Нинка позвонила на вахту и попросила передать Нельке, что задерживается и что завтрашнее гостевание переносится на неделю. В половине двенадцатого она перемигнулась с Андреем, и они потихонечку ретировались в сторону спальни. Ванечка танцевал с Таней и был этим настолько поглощен, что даже не заметил их ухода. Ему казалось, что от Таниных ладоней, одна из которых лежала у него на плече, а другая - на груди, исходит нестерпимо блаженный электрический ток. А его собственные ладони ощущали под тонкой тканью Таниного платья такое... такое божественное... И ему хотелось только одного чтобы танец не кончался никогда.
Но мелодия кончилась.
Он умоляюще посмотрел на Таню.
- Можно, я поставлю еще раз?
- Можно, - взглянув ему в глаза, сказала Таня. Они пять раз подряд протанцевали под "Oh, darling" с бессмертного альбома "Битлз" "Abbey Road", среди тогдашних фэнов называемого исключительно "Рубероид".
На шестой раз уставшая Таня отказалась, и они пошли в кухню пить чай. Из-за дверей родительской спальни доносились страстные Нинкины стоны и пыхтение Андрея. Ванечка покраснел и плеснул себе коньяку.
- Вообще-то я заканчиваю филологический, - сказал он. - Хочу писать книги. Как... как Юрий Трифонов. Знаешь?
Этой фразой он, не отдавая себе отчета, хотел, насколько это было вообще возможно, как бы выровняться с ней. Она так прекрасна, а он зато...
- Не очень хорошо. Я читала его "Другую жизнь" и не совсем поняла. Не доросла, наверное.
Ванечка изумленно смотрел на нее. Он готов был биться об заклад, что на факультете и один из десяти "Другую жизнь" не читал.
- А ты вообще из современных кого любишь? "Деревенщиков"? Абрамова, Белова, Астафьева?
- Не знаю. Мне не очень нравится читать про людей, которые живут почти так же, как я. Зачем тогда читать - просто раскрыл глаза и смотри. Я думаю, что про деревенскую жизнь пишут для тех, кто в большом городе родился и из него не вылезал. У нас - что в Хмелицах, что в общежитии - читают много, особенно девчонки, но все больше классику, историческое, про любовь, про другие страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137