- Не совсем. У Пушкина Татьяна Дмитриевна.
- О-о, вы знакомы с "Онегиным"? Похвальное и редкое явление. Что ж, барышня Татьяна, позвольте угостить вас мороженым.
В кафе на Садовой они сели за столик и разговорились. Точнее, говорила Таня, а Ковалев ограничивался репликами, вопросами - и все у него получалось как-то уместно, своевременно. Он прочно взял нить разговора в свои руки, сам в нем почти не участвуя. Глядя в его доброе открытое лицо, в глаза с ласковым прищуром, слушая его бархатный голос, она вдруг рассказала этому незнакомому человеку все - и о детдоме, и о жизни своей в Хмелицах, о парализованной старухе, о работе на стройке, об общежитии и подругах... о матери своей, о Лизавете с Виктором, о заветной тетрадочке, о своих мечтах и сокровенных мыслях... Когда она призналась ему, что вовсе не Ларина, а Приблудова. он только улыбнулся и заметил:
- Я тоже не Онегин... Хочешь, я покажу тебе настоящий Ленинград?
- Хочу.
Стояли теплые белые ночи. Они вышли на полупустую в этот вечерний час Садовую. Ковалев взял Таню за руку и повел ее на Невский. Они дошли до Адмиралтейства, свернули на Дворцовую, посмотрели на Зимний дворец, по набережной прошли до Медного Всадника и вышли на Исаакиевскую площадь. Теперь говорил Ковалев, а Таня лишь вставляла реплики. Он рассказывал ей о зданиях и памятниках, вспоминал связанные с ними легенды, стихи. Он говорил так интересно, что Таня слушала, затаив дыхание, целиком поглощенная рассказом, и только раз поймала себя на мысли, что он, наверное, работает экскурсоводом. Перед ней открывался другой Ленинград - новый и одновременно почему-то знакомый, родной... Потом она поняла, откуда возникло это чувство - увиденное на-ложилось на то, что она еще в Хмелицах видела иногда по телевизору, и то, что являлось ей потом в грезах - ажурные мосты, широкие улицы со светлыми дворцами по сторонам, могучая река и еле слышный запах моря... Наложилось и совпало... Таня поняла, что теперь никогда, никогда не покинет этот волшебный город...
Ковалев проводил ее до самого общежития и уговорил заспанную вахтершу, которая наотрез отказывалась впустить гулену в половине третьего ночи. Поднимаясь по лестнице, Таня с ужасом сообразила, что не взяла у Евгения Николаевича ни телефона, ни адреса. А вдруг он больше не захочет увидеться с ней?
На другой день, в среду, он не появился. Таня пришла с работы, быстренько перекусила и выбежала в коридор, откуда была видна вся улица, и целый час смотрела в окно. Потом вернулась в "келью" и села играть в шашки с Олей...
Не пришел он и в четверг. Вечером Таня пошла к Нинке, хлопнула целый стакан портвейна и разревелась. И в пятницу не пришел. Таня обреченно успокоилась. Когда в субботу, отоспавшись после трудовой недели, она вышла в угловой гастроном за сыром, на другой стороне улицы послышался автомобильный гудок. Она не оглянулась.
- Таня!
Она обернулась. У раскрытой дверцы красных "Жигулей" стоял Ковалев, улыбался ей, махал рукой. Она побежала к нему.
- Извини меня, я был очень занят эти дни, - сказал он, протягивая ей руку. - Садись. Сегодня у нас по плану Пушкин.
- Ой, а я не одета...
Он внимательно осмотрел ее наряд.
- Для загородной поездки сойдет, - сказал он. Потом были поездки в Петергоф на катере, в Павловск, прогулки на острова, Эрмитаж, Русский музей, походы в оперу, в драму. Всякий раз Ковалев интересовался ее впечатлениями, внимательно выслушивал, с чем-то соглашался, кое-где возражал, мягко, но настойчиво поправлял ее выговор.
- В провинции образная и богатая речь, - говорил он. - Но ты живешь в Питере и старайся говорить чисто. В Ленинграде русский самый литературный.
Он умудрился ни разу не обидеть ее своими поправками. Таня решила, что он, скорее всего, педагог.
Как-то в начале июля он сказал:
- Завтра я покажу тебе мое любимое место. Заеду пораньше, часикам к восьми. Возьми с собой купальник и полотенце.
Они выехали из города и направились по Приморскому шоссе в сторону Зеленогорска. Таня в этих местах не была ни разу. Они миновали Зеле-ногорск, Ушково, свернули у Черной речки.
- Куда мы? - спросила Таня.
- На озеро.
Через двадцать минут они свернули прямо в лес и, проехав еще с полкилометра по кочкам, остановились на высоком берегу.
Это озерцо совсем не походило на валдайские. Расположенное в глубокой котловине, похожей на гигантскую воронку от взрыва, оно было удивительно прозрачным. Сверху песчаное дно просматривалось в любой его точке. На крутом берегу никого не было, только на противоположной стороне бегали дети.
- Пионеры, - сказал Ковалев. - Тут лагерь недалеко.
Он взял с собой подстилку и полотенце и начал спускаться. Таня направилась за ним.
Дно резко уходило вниз. Ступив шаг, Таня ойкнула и провалилась в холодную воду с головой.
- Холодно? - крикнул спереди Ковалев. - Ничего, сейчас привыкнешь.
Сильными, энергичными гребками он поплыл на середину озера. Таня за ним не последовала. На воде она держалась неплохо, но быстро плавать не умела. Она поплыла вдоль берега, и уже после первых гребков чувство холода ушло.
Она вышла на берег, вытерлась и легла на подстилку под сосной, дожидаясь Ковалева. Руки ее раскинулись по мягкому мху. Она погладила мох, и ее рука уткнулась во что-то твердое. Она вытащила наполовину вросшую в мох почерневшую дощечку. На ней было вырезано в столбик:
НЗ
ПЧ
ИЛ
ЕЧ
ЛР
Один за всех Все за одного
- Уф-ф! - Вышедший из воды Ковалев принялся энергично растираться. Водичка замечательная! Тебе нравится?
- Очень! Смотрите, что я нашла.
- Мушкетерский девиз, - сказал Ковалев, рассматривая дощечку. - Пионеры развлекались или отдыхающие. С прошлого года лежит. Видишь, буквы почернели.
И дощечка полетела в кусты.
Ковалев поднялся к машине и вернулся оттуда с сумкой. Он вынул оттуда клеенку, расстелил, положил на нее сверток с бутербродами, яблоки, печенье, помидоры, поставил термос и два пластмассовых стаканчика.
- Перекусим? - предложил он.
- Да, я проголодалась.
В термосе оказался вкуснейший холодный крюшон, а такие бутерброды Таня ела в первый раз в жизни - с бужениной, с семгой, с языком. Таня спрашивала названия неизвестных яств, а Ковалев отвечал - весело, но без тени ехидства.
Убрав скатерть, мусор и оставшуюся снедь в сумку, Ковалев расстелил полотенце и лег рядом с нею. Оба молчали, греясь на солнце.
- Тебе здесь понравилось? - спросил он,
- Очень, - ответила Таня. - Я и забыла уже, что такое вот так вот загорать и купаться. У нас в Хмелицах купаться купаются, а загорать нельзя. Слепни сожрут.
Она поднялась, потянулась и пошла вниз.
- Пойду, еще раз окунусь.
- Постой, - тихо сказал Ковалев.
Он рывком встал, приблизился к ней, обнял и крепко-крепко поцеловал.
Таня закрыла глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137