Джабраил, мастер на все руки, наловчился щелкать девочек не хуже анонимного фотографа Алевтины.
Этот бесценный альбом Алевтина составила специально для Тани, почувствовав, видимо, что с появлением "темнилки" ее собственный бизнес выходит на качественно иной уровень.
Изучив папку, Таня вынула из нее одно дело - Анджелы, "начинающей актрисы". Его она не станет показывать никаким гостям, а прибережет для личного пользования.
Папка лежала прямо в гостиной, и Таня охотно показывала ее всем гостям. Они смотрели, как правило, делали свой выбор, вместе с Таней составляли график и приблизительную смету. Потом Таня звонила диспетчеру, оставляла заказ и согласовывала технические детали. Иногда требовалось внести изменения. Скажем, кто-то мог заболеть, влипнуть в неприятность с милицией - такое изредка случалось, - или отправиться с надежным клиентом в путешествие. Тогда Таня обсуждала изменения с гостем и только после этого делала повторный звонок.
Девочки добирались автобусом, электричкой или приезжали на такси. Иногда их привозил на "Волге" Джабраил. Сначала безмолвная Женщина отводила их в Танин кабинет, где Таня проводила с ними предварительную беседу о нюансах предстоящей работы и давала на подпись заранее составленный счет в двух экземплярах. Этот счет Таня всегда составляла с десятипроцентным люфтом, чтобы сразу пресечь всякие споры и разногласия. И только потом девочки вместе с Таней шли к гостям. Покидая ранчо наутро, а то и через день-два, они забирали с собой один экземпляр счета, который затем передавался Алевтине, а второй Таня складывала | в особую коробочку - Папику к оплате.
Девочкам гости не платили ничего. Выпрашивать у них что-либо запрещалось категорически под угрозой колоссального штрафа или увольнения - здесь ' вам не гостиница. Таня об этом даже не напоминала, уповая на доходчивость наставлений Алевтины. И действительно, ни одного такого случая замечено не было. Очень часто гости делали девочкам подарки по собственной инициативе. Это не возбранялось.
Собственно оплата услуг Таню не касалась совершенно. Некоторые гости оставляли деньги Па-пику или, в его отсутствие, Джабраилу. В других случаях Папик брал все расходы на себя. Раз в месяц Таня суммировала накопившиеся счета, заносила итог в специальную графу домашнего гроссбуха и показывала Папику или Джабраилу. Джаба приносил соответствующую сумму денег, складывал в портфель и ехал в город, на квартиру диспетчера. Там его ждала Алевтина. Она пересчитывала деньги, сверяла сумму по тем счетам, которые хранились у нее, и забирала деньги, выдавая Джабраилу расписку, которую Джабраил привозил и отдавал Папику. Девочки получали зарплату непосредственно у Алевтины. И никто, кроме Тани и Алевтины, не знал, что пять процентов комиссионных со всей суммы откладывались на счет Тани, и она могла получить их у Алевтины по первому требованию и без всякой расписки.
Эта схема начала работать в сентябре. Папик узнал о ней в начале августа, когда Таня привезла очередную группу в Москву и в свободный вечер, предварительно созвонившись, приехала к нему на квартиру. Тогда он отмолчался, но судя по тому, что уже в сентябре удвоил ей жалование, а с октября накинул еще, Танину инициативу оценил очень положительно.
Раз в месяц к Тане приезжала Анджела, но ее визиты на ранчо были преимущественно деловые. Она привозила от Алевтины новые "личные дела", изымала дела уволившихся по состоянию здоровья, семейным обстоятельствам (т. е. удачному выходу замуж, как правило, за иностранца) или, наоборот, в связи с переходом на другую работу (в большинстве случаев, принудительную). Они ужинали с Джабраилом или с гостями, которым Таня представляла Анджелу как свою подругу. Потом, по указанию Тани, Женщина стелила Анджеле постель на диванчике прямо в Таниной спальне. Естественно, как только Женщина закрывала за собой дверь, Анджела перепрыгивала в Танину широкую кровать. Ночь принадлежала только им.
К особам с нетривиальной половой ориентацией Таня себя не причисляла, и памятная постельная сцена, с которой, собственно, и началось знакомство с Анджелой, была с ее стороны сугубо деловой авантюрой. Ну, и любопытство, конечно - хотелось лично испытать, что это за "розовая любовь", о которой столько читала у Жаклин Сьюзен. Однако теперь Таня была вынуждена признаться себе, что "это дело" оказалось несравненно приятнее и волнительнее, чем стриптизы перед Генералом или игры с Папиком. Главным образом, из-за пьянящего привкуса крайности, недозволенности. До чего же сладко постоянно переступать через грань - а без этого до чего серо и скучно!
Утром Таня подвозила Анджелу до метро, а сама ехала дальше, в университет. Жизнь была прекрасна и удивительна. Но это еще прелюдия, цветочки. А ягодки, конечно, впереди.
Глава четвертая
НЕБО В АЛМАЗАХ (27 июня 1995)
Когда неделю назад Иван Павлович вместе с обычными рекламными листовочками вынул из ящика явно нездешнее послание от неведомых Розенов, он был крайне озадачен. Случайная ошибка исключалась - на конверте стоял его адрес и фамилия, которая повторялась и на самой карточке. Всю ночь гадал, что бы это значило, и под утро нашел единственное относительно достоверное объяснение.
Как-то еще в начале зимы в лениздатовском буфете к нему подсел чуть-чуть знакомый молодой литератор по фамилии Дресвистов - Иван Павлович произведений его не читал да и не мог читать, поскольку они нигде еще не публиковались - и сообщил, что намеревается издавать альманах современной некоммерческой литературы на паях с какой-то международной еврейской организацией. Первый выпуск планируется, естественно, пробным, и никто никаких денег не увидит, зато и за публикацию платить не надо, и во всем мире прочтут, и вообще какая баснословная реклама за бесплатно. Иван Павлович не очень понял, при чем здесь он и какое отношение к евреям имеет сам Дресвистов - юноша облика явно славянского и даже деревенского. Но тот с такой горячностью заговорил о грядущих благах, о поездках, круизах, пальмах, ананасах и международных премиях, что Иван Павлович размяк, повез Дресвистова к себе на Охту, напоил чайком и отдал ему свой двадцатилетней давности непристроенный рассказ про художника-авангардиста, у которого жена ушла к майору Финансову.
Рассказ, откровенно говоря, был так себе, хотя с другой стороны, коммерческим его никто назвать не рискнул бы. Дресвистов, человек дела, тиснул рассказ, как и обещал, и даже выдал Ивану Павловичу два экземпляра альманаха серой тетрадочки в шестьдесят страниц на туалетной бумаге. Представлены в нем были авторы, из США, Израиля, России, Латвии и Украины. Никого из них, кроме себя, Иван Павлович не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Этот бесценный альбом Алевтина составила специально для Тани, почувствовав, видимо, что с появлением "темнилки" ее собственный бизнес выходит на качественно иной уровень.
Изучив папку, Таня вынула из нее одно дело - Анджелы, "начинающей актрисы". Его она не станет показывать никаким гостям, а прибережет для личного пользования.
Папка лежала прямо в гостиной, и Таня охотно показывала ее всем гостям. Они смотрели, как правило, делали свой выбор, вместе с Таней составляли график и приблизительную смету. Потом Таня звонила диспетчеру, оставляла заказ и согласовывала технические детали. Иногда требовалось внести изменения. Скажем, кто-то мог заболеть, влипнуть в неприятность с милицией - такое изредка случалось, - или отправиться с надежным клиентом в путешествие. Тогда Таня обсуждала изменения с гостем и только после этого делала повторный звонок.
Девочки добирались автобусом, электричкой или приезжали на такси. Иногда их привозил на "Волге" Джабраил. Сначала безмолвная Женщина отводила их в Танин кабинет, где Таня проводила с ними предварительную беседу о нюансах предстоящей работы и давала на подпись заранее составленный счет в двух экземплярах. Этот счет Таня всегда составляла с десятипроцентным люфтом, чтобы сразу пресечь всякие споры и разногласия. И только потом девочки вместе с Таней шли к гостям. Покидая ранчо наутро, а то и через день-два, они забирали с собой один экземпляр счета, который затем передавался Алевтине, а второй Таня складывала | в особую коробочку - Папику к оплате.
Девочкам гости не платили ничего. Выпрашивать у них что-либо запрещалось категорически под угрозой колоссального штрафа или увольнения - здесь ' вам не гостиница. Таня об этом даже не напоминала, уповая на доходчивость наставлений Алевтины. И действительно, ни одного такого случая замечено не было. Очень часто гости делали девочкам подарки по собственной инициативе. Это не возбранялось.
Собственно оплата услуг Таню не касалась совершенно. Некоторые гости оставляли деньги Па-пику или, в его отсутствие, Джабраилу. В других случаях Папик брал все расходы на себя. Раз в месяц Таня суммировала накопившиеся счета, заносила итог в специальную графу домашнего гроссбуха и показывала Папику или Джабраилу. Джаба приносил соответствующую сумму денег, складывал в портфель и ехал в город, на квартиру диспетчера. Там его ждала Алевтина. Она пересчитывала деньги, сверяла сумму по тем счетам, которые хранились у нее, и забирала деньги, выдавая Джабраилу расписку, которую Джабраил привозил и отдавал Папику. Девочки получали зарплату непосредственно у Алевтины. И никто, кроме Тани и Алевтины, не знал, что пять процентов комиссионных со всей суммы откладывались на счет Тани, и она могла получить их у Алевтины по первому требованию и без всякой расписки.
Эта схема начала работать в сентябре. Папик узнал о ней в начале августа, когда Таня привезла очередную группу в Москву и в свободный вечер, предварительно созвонившись, приехала к нему на квартиру. Тогда он отмолчался, но судя по тому, что уже в сентябре удвоил ей жалование, а с октября накинул еще, Танину инициативу оценил очень положительно.
Раз в месяц к Тане приезжала Анджела, но ее визиты на ранчо были преимущественно деловые. Она привозила от Алевтины новые "личные дела", изымала дела уволившихся по состоянию здоровья, семейным обстоятельствам (т. е. удачному выходу замуж, как правило, за иностранца) или, наоборот, в связи с переходом на другую работу (в большинстве случаев, принудительную). Они ужинали с Джабраилом или с гостями, которым Таня представляла Анджелу как свою подругу. Потом, по указанию Тани, Женщина стелила Анджеле постель на диванчике прямо в Таниной спальне. Естественно, как только Женщина закрывала за собой дверь, Анджела перепрыгивала в Танину широкую кровать. Ночь принадлежала только им.
К особам с нетривиальной половой ориентацией Таня себя не причисляла, и памятная постельная сцена, с которой, собственно, и началось знакомство с Анджелой, была с ее стороны сугубо деловой авантюрой. Ну, и любопытство, конечно - хотелось лично испытать, что это за "розовая любовь", о которой столько читала у Жаклин Сьюзен. Однако теперь Таня была вынуждена признаться себе, что "это дело" оказалось несравненно приятнее и волнительнее, чем стриптизы перед Генералом или игры с Папиком. Главным образом, из-за пьянящего привкуса крайности, недозволенности. До чего же сладко постоянно переступать через грань - а без этого до чего серо и скучно!
Утром Таня подвозила Анджелу до метро, а сама ехала дальше, в университет. Жизнь была прекрасна и удивительна. Но это еще прелюдия, цветочки. А ягодки, конечно, впереди.
Глава четвертая
НЕБО В АЛМАЗАХ (27 июня 1995)
Когда неделю назад Иван Павлович вместе с обычными рекламными листовочками вынул из ящика явно нездешнее послание от неведомых Розенов, он был крайне озадачен. Случайная ошибка исключалась - на конверте стоял его адрес и фамилия, которая повторялась и на самой карточке. Всю ночь гадал, что бы это значило, и под утро нашел единственное относительно достоверное объяснение.
Как-то еще в начале зимы в лениздатовском буфете к нему подсел чуть-чуть знакомый молодой литератор по фамилии Дресвистов - Иван Павлович произведений его не читал да и не мог читать, поскольку они нигде еще не публиковались - и сообщил, что намеревается издавать альманах современной некоммерческой литературы на паях с какой-то международной еврейской организацией. Первый выпуск планируется, естественно, пробным, и никто никаких денег не увидит, зато и за публикацию платить не надо, и во всем мире прочтут, и вообще какая баснословная реклама за бесплатно. Иван Павлович не очень понял, при чем здесь он и какое отношение к евреям имеет сам Дресвистов - юноша облика явно славянского и даже деревенского. Но тот с такой горячностью заговорил о грядущих благах, о поездках, круизах, пальмах, ананасах и международных премиях, что Иван Павлович размяк, повез Дресвистова к себе на Охту, напоил чайком и отдал ему свой двадцатилетней давности непристроенный рассказ про художника-авангардиста, у которого жена ушла к майору Финансову.
Рассказ, откровенно говоря, был так себе, хотя с другой стороны, коммерческим его никто назвать не рискнул бы. Дресвистов, человек дела, тиснул рассказ, как и обещал, и даже выдал Ивану Павловичу два экземпляра альманаха серой тетрадочки в шестьдесят страниц на туалетной бумаге. Представлены в нем были авторы, из США, Израиля, России, Латвии и Украины. Никого из них, кроме себя, Иван Павлович не знал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137