.. Пивко мы вам у бережка оставим. И не забудьте, ровно в семь жду к себе на отвальную. Не придешь - кровно обидишь, Догоню и зарежу!
Все снова засмеялись.
- Согласен. Только при условии, что я тебя s Питере ответно принимаю.
- Договорились... Сидоров, за мной!
Отвальная получилась в украинском духе: сало с помидорами, галушки, вареники с вишнями. Было много водки. Как только кончалась бутылка, хмурый косоротый прапорщик жестом фокусника извлекал из своего бесформенного и безразмерного портфеля новую. Павел быстро запьянел и осоловел от обильной, вкусной еды, извинился перед хозяйкой, разбитной и пухлой хохлушкой, и отправился на боковую в специальную светелку .для гостей, где им с Малыхиным было заблаговременно постелено. Он тут же заснул, крепко, без сновидений, и не знал, что все прочие еще долго пили и закусывали, потом уселись играть в домино "на интерес" - проигравший должен был пролезть под столом и при этом трижды прокукарекать. Его даже не разбудили громкие взрывы смеха, когда очередную партию проиграла хозяйка, которая сразу же после похода под стол как-то резко посуровела и заявила, что ей с капитаном пора спать. Капитан Серега покорно поплелся умываться, а Малыхин перемигнулся с прапорщиком, и оба ретировались в запасную пустую каптерку, где до самого утра тихо квасили "под лунный свет".
Павла разбудила капитанша и пригласила к столу доедать оставшееся после вчерашнего. К концу завтрака явился желтый, трясущийся Малыхин, наотрез отказался от еды и сообщил, что пора ехать. . На дороге уже стоял ГАЗ-51 с крытым кузовом, в который трое солдат загружали всякое хозяйство, в том числе и собранные Павлом образцы. За рулем, как истукан, сидел небритый и неприветливый прапорщик.
- Дав-вай садись в кабину, там трясет меньше, - просительно и виновато глядя на Павла, сказал Малыхин.
- Да ладно тебе! Сам садись - тебе нужнее.
А я уж по-простому, с народом.
Малыхин для виду еще немного повыпендривался, но было видно, что ему очень хочется в кабину. На том и порешили.
Павел порекомендовал солдатам закрыть на кузове тент сзади, но открыть спереди, а самим сесть на переднюю лавку лицом вперед, как это делают геологи. Сам он залез в кузов последним, на прощание помахав рукой капитану и капитанше. Взревел мотор, и машина рывком стронулась с места.
Ехать до Хорога было километров сорок пять, но это были, что называется, "веселенькие километры". Памирский тракт, тянущийся здесь вдоль русла Пянджа и вдоль афганской границы, являл собой узенький, осыпающийся серпантин с коварными разворотами, резкими подъемами и спусками. Места, где трасса не зажималась с одного бока отвесной скалой, а с другого не поджималась столь же крутым обрывом, можно было пересчитать по пальцам. Ведьмин язык дороги то подрезало крутыми обрывами, то перекрывало оползнями и камнепадами. Вместо дорожных знаков почти на каждом километре красовалось нечто экзотическое про родную компартию: "Шаъну шараф ба КПСС" или: "Плани панчсоларо пеш аз мухлат ичро мекунем". Может, про пятилетку?
Сначала дорога шла поперек устья горной речки, впадающей в Пяндж. Еще выше, не доходя до тракта, речка разбивалась на тысячи ручейков, образуя островки, отмели, подпитывая рощицы арчи, ивняка, облепихи и шеренги светлых пирамидальных тополей, выстроившихся вдоль трассы и своими корнями скрепляющих ее основание. Это был спокойный, благодатный участок. Дорога могла расшириться до трех полноценных рядов. На таких отрезках шоферы обычно наверстывали упущенное время.
Прапорщик дал по газам, машина тряско и весело помчалась. Подставив лицо встречному ветру,
Павел смотрел на дорогу. Он прощался с этим ни на что не похожим краем ровно на год. За неполный месяц, присоседившись к отряду душанбинского треста "Самоцветы", в который ввел его Малыхин, давно уже свой здесь человек, он излазал всю хрусталеносную зону Памира, изучил - со своей позиции - знаменитые пещеры Марко Поло. На неделю ушел в глубь массива, куда, можно сказать, не ступала нога человека, в сопровождении двух ишаков и колоритнейшего местного старичка, носившего четыре шапки одновременно и почти не умевшего говорить по-русски, зато прекрасно знавшего горы и своих покладистых ишаков. В платежной ведомости старичок был оформлен как "чабан А. Памиров" - документов с настоящими именем и фамилией у старичка не было, а ответить на вопрос, как его зовут, он никак не мог. Именно там, в самых безлюдных горах, в мраморных толщах, Павел нашел наиболее интересные и перспективные образцы. Большая их часть ехала теперь у его ног в зеленом вьючном ящике, а несколько самых крупных и чистых голубых алмазов висели в кожаном мешочке на шее. Это была рекогносцировка. На следующее лето уже со своим отрядом, со своей машиной...
Дорога резко вильнула вправо, обходя глубокое ущелье. Справа придвинулась стена. Левые колеса, повизгивая, сбрасывали мелкие камушки в пропасть. Прапорщик, сбросив скорость, повел машину медленно, аккуратно, четко попадая в колею, наезженную прошедшим транспортом. Солдатики притихли, как по команде развернулись лицом вперед и сжали борт пальцами. Прошла минута, две, три. Машина уверенно ползла по кромке ущелья, и оставалось пройти еще девять десятых этого неприятного участка. А потом опять тополя, белые кишлачки, прозрачные арыки, стройные, изысканно красивые памирки в расписных изорах и цветастых ярких платках - и так уже до самого Хорога... Напряжение ушло. Павел и солдаты ослабили хватку, а один и вовсе отпустил борт.
- Закуривай, ребята, пока ветерка нет! По рукам пошла пачка уникальных местных сигарет "Ала-Арча" (табачное довольствие рядовых погранцов, а в магазине, если кому-то вдруг захочется - шесть копеек). Павел тоже закурил, задумался...
На выходе из ущелья дорога расширялась, выравнивалась. Здесь уже не было нужды в черепашьем ходе. Из открытого окна кабины Павел услышал хриплый смех и обрывок фразы:
- ...ну чо, теперь с ветерком...
И опять началась бодрая тряска, и огоньки сигарет посыпались искрами, и тем, кто в кузове, пришлось отложить перекур.
От ущелья дорога плавным широким поворотом забирала вправо. ГАЗ уже выкатил на этот поворот, и тут Павел по какому-то еле заметному, но категоричному отсутствию смены ритма в машинном теле почувствовал, что... не впишутся... Нелепо... Совсем уже не опасное место, а не впишутся.
- Э-э-э, - предостерегающе начал он. Колеса упорно несли вперед, и он только успел крикнуть: - Прыгай! За мной!
Он вскочил на борт уже заваливающейся носом вниз машины и резко оттолкнулся, стараясь взять как можно правее, чтобы не попасть под задние колеса.
Под колеса он не попал, но и на дорогу приземлиться не удалось. Еще на лету он увидел, как машина, нырнув, ушла в пропасть, как из кузова вслед за ним взмыл еще кто-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
Все снова засмеялись.
- Согласен. Только при условии, что я тебя s Питере ответно принимаю.
- Договорились... Сидоров, за мной!
Отвальная получилась в украинском духе: сало с помидорами, галушки, вареники с вишнями. Было много водки. Как только кончалась бутылка, хмурый косоротый прапорщик жестом фокусника извлекал из своего бесформенного и безразмерного портфеля новую. Павел быстро запьянел и осоловел от обильной, вкусной еды, извинился перед хозяйкой, разбитной и пухлой хохлушкой, и отправился на боковую в специальную светелку .для гостей, где им с Малыхиным было заблаговременно постелено. Он тут же заснул, крепко, без сновидений, и не знал, что все прочие еще долго пили и закусывали, потом уселись играть в домино "на интерес" - проигравший должен был пролезть под столом и при этом трижды прокукарекать. Его даже не разбудили громкие взрывы смеха, когда очередную партию проиграла хозяйка, которая сразу же после похода под стол как-то резко посуровела и заявила, что ей с капитаном пора спать. Капитан Серега покорно поплелся умываться, а Малыхин перемигнулся с прапорщиком, и оба ретировались в запасную пустую каптерку, где до самого утра тихо квасили "под лунный свет".
Павла разбудила капитанша и пригласила к столу доедать оставшееся после вчерашнего. К концу завтрака явился желтый, трясущийся Малыхин, наотрез отказался от еды и сообщил, что пора ехать. . На дороге уже стоял ГАЗ-51 с крытым кузовом, в который трое солдат загружали всякое хозяйство, в том числе и собранные Павлом образцы. За рулем, как истукан, сидел небритый и неприветливый прапорщик.
- Дав-вай садись в кабину, там трясет меньше, - просительно и виновато глядя на Павла, сказал Малыхин.
- Да ладно тебе! Сам садись - тебе нужнее.
А я уж по-простому, с народом.
Малыхин для виду еще немного повыпендривался, но было видно, что ему очень хочется в кабину. На том и порешили.
Павел порекомендовал солдатам закрыть на кузове тент сзади, но открыть спереди, а самим сесть на переднюю лавку лицом вперед, как это делают геологи. Сам он залез в кузов последним, на прощание помахав рукой капитану и капитанше. Взревел мотор, и машина рывком стронулась с места.
Ехать до Хорога было километров сорок пять, но это были, что называется, "веселенькие километры". Памирский тракт, тянущийся здесь вдоль русла Пянджа и вдоль афганской границы, являл собой узенький, осыпающийся серпантин с коварными разворотами, резкими подъемами и спусками. Места, где трасса не зажималась с одного бока отвесной скалой, а с другого не поджималась столь же крутым обрывом, можно было пересчитать по пальцам. Ведьмин язык дороги то подрезало крутыми обрывами, то перекрывало оползнями и камнепадами. Вместо дорожных знаков почти на каждом километре красовалось нечто экзотическое про родную компартию: "Шаъну шараф ба КПСС" или: "Плани панчсоларо пеш аз мухлат ичро мекунем". Может, про пятилетку?
Сначала дорога шла поперек устья горной речки, впадающей в Пяндж. Еще выше, не доходя до тракта, речка разбивалась на тысячи ручейков, образуя островки, отмели, подпитывая рощицы арчи, ивняка, облепихи и шеренги светлых пирамидальных тополей, выстроившихся вдоль трассы и своими корнями скрепляющих ее основание. Это был спокойный, благодатный участок. Дорога могла расшириться до трех полноценных рядов. На таких отрезках шоферы обычно наверстывали упущенное время.
Прапорщик дал по газам, машина тряско и весело помчалась. Подставив лицо встречному ветру,
Павел смотрел на дорогу. Он прощался с этим ни на что не похожим краем ровно на год. За неполный месяц, присоседившись к отряду душанбинского треста "Самоцветы", в который ввел его Малыхин, давно уже свой здесь человек, он излазал всю хрусталеносную зону Памира, изучил - со своей позиции - знаменитые пещеры Марко Поло. На неделю ушел в глубь массива, куда, можно сказать, не ступала нога человека, в сопровождении двух ишаков и колоритнейшего местного старичка, носившего четыре шапки одновременно и почти не умевшего говорить по-русски, зато прекрасно знавшего горы и своих покладистых ишаков. В платежной ведомости старичок был оформлен как "чабан А. Памиров" - документов с настоящими именем и фамилией у старичка не было, а ответить на вопрос, как его зовут, он никак не мог. Именно там, в самых безлюдных горах, в мраморных толщах, Павел нашел наиболее интересные и перспективные образцы. Большая их часть ехала теперь у его ног в зеленом вьючном ящике, а несколько самых крупных и чистых голубых алмазов висели в кожаном мешочке на шее. Это была рекогносцировка. На следующее лето уже со своим отрядом, со своей машиной...
Дорога резко вильнула вправо, обходя глубокое ущелье. Справа придвинулась стена. Левые колеса, повизгивая, сбрасывали мелкие камушки в пропасть. Прапорщик, сбросив скорость, повел машину медленно, аккуратно, четко попадая в колею, наезженную прошедшим транспортом. Солдатики притихли, как по команде развернулись лицом вперед и сжали борт пальцами. Прошла минута, две, три. Машина уверенно ползла по кромке ущелья, и оставалось пройти еще девять десятых этого неприятного участка. А потом опять тополя, белые кишлачки, прозрачные арыки, стройные, изысканно красивые памирки в расписных изорах и цветастых ярких платках - и так уже до самого Хорога... Напряжение ушло. Павел и солдаты ослабили хватку, а один и вовсе отпустил борт.
- Закуривай, ребята, пока ветерка нет! По рукам пошла пачка уникальных местных сигарет "Ала-Арча" (табачное довольствие рядовых погранцов, а в магазине, если кому-то вдруг захочется - шесть копеек). Павел тоже закурил, задумался...
На выходе из ущелья дорога расширялась, выравнивалась. Здесь уже не было нужды в черепашьем ходе. Из открытого окна кабины Павел услышал хриплый смех и обрывок фразы:
- ...ну чо, теперь с ветерком...
И опять началась бодрая тряска, и огоньки сигарет посыпались искрами, и тем, кто в кузове, пришлось отложить перекур.
От ущелья дорога плавным широким поворотом забирала вправо. ГАЗ уже выкатил на этот поворот, и тут Павел по какому-то еле заметному, но категоричному отсутствию смены ритма в машинном теле почувствовал, что... не впишутся... Нелепо... Совсем уже не опасное место, а не впишутся.
- Э-э-э, - предостерегающе начал он. Колеса упорно несли вперед, и он только успел крикнуть: - Прыгай! За мной!
Он вскочил на борт уже заваливающейся носом вниз машины и резко оттолкнулся, стараясь взять как можно правее, чтобы не попасть под задние колеса.
Под колеса он не попал, но и на дорогу приземлиться не удалось. Еще на лету он увидел, как машина, нырнув, ушла в пропасть, как из кузова вслед за ним взмыл еще кто-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137