Основная ее работа только начиналась. Повесив трубку и записав результаты переговоров в свой деловой блокнотик, она делала несколько упражнений на растяжку и дыхание, потом садилась перед большим зеркалом и начинала прихорашиваться, тщательно продумывая туалет, духи, макияж, при-, ческу. Про себя она думала, что знает уже почем фунт лиха, побывав в камере. Больше никого внутренне не винила. Ни Генерала, ни Аду. Мать ее тяготила, поэтому работа у Шерова сначала была отмазкой, чтобы пореже бывать дома. Почуяла она и свою красоту. Вставала, ослепительно улыбалась в зеркало и спускалась к гостю или гостям.
Дальше никакого жесткого ритуала не было. С одним гостем нужно было говорить об искусстве, с другим - о проблемах автомобилизма, с третьим-о здоровье любимой тещи. Одного потчевать коньяком с осетриной, другого - зеленым салатом. Одного держать весь вечер за руку и загадочно улыбаться, с другим танцевать до упаду. С одним нужно было по пунктам обсудить всю культурную программу, на другого - обрушить ее каскадом как бы нежданных удовольствий. Когда гостей было несколько, застольное их общение нужно было цементировать собою, придавая отработанной Шеровым деловой связке - гости никогда не оказывались вместе случайно - новое, неформальное качество. Тут очень выручала Танина "взрослость". Вопрос о ее возрасте даже не возникал, никому из гостей и в голову не приходило держать ее за малявку.
Или же, если это предполагалось культурной программой, Таня забирала гостя (гостей) и везла в город - в ресторан, в театр, на теплоходную прогулку, на экскурсию, на конференцию, на прием.
Когда Шеров останавливался на ранчо, гости бывали почти постоянно. Но он мог и позвонить откуда-нибудь и распорядиться принять такого-то и такого-то так-то и так-то. Инструкции по деловой части каждого визита он оставлял Джабраилу, по культурной - Тане.
Выдавались и такие дни, - в среднем, неделя в месяц, - когда никаких гостей не было вовсе. Тогда, чтобы избежать досужей скуки, Таня погружалась в учебу, наверстывая упущенное, много читала классики (тем более что и по программе полагалось), отрабатывала с Джабраилом приемчики или играла с ним же в нарды. Жизнью своей она была совершенно довольна.
Между гостями она не проводила никаких различий, сверх тех, что были оговорены Шеровым заранее. Четкая расстановка придавала уверенности в себе. Работа есть работа. Однако же гости держались по-разному. Большинство вело себя по-джентльменски, опасаясь чем-либо обидеть Таню - ведь тем самым они как бы наносили обиду и Шерову, а это было бы чрезвычайно неблагоразумно. Иные же, - а среди гостей бывала публика самая разная, - превратно истолковывали Танино радушие, дружелюбие и шарм и начинали, что называется, клеиться. Иным достаточно было лишь вежливо, но твердо указать на ошибочность их расчетов, другим приходилось намекать на вероятное недовольство Вадима Ахметовича, а один раз пришлось обратиться за помощью к Джабраилу. Тот поговорил с зарвавшимся гостем, и его аргументы оказались, по всей видимости, очень убедительны - гость оставил всяческие поползновения.
Иногда Шеров собирал у себя узкий круг питерских друзей, человек восемь-десять, включая жен и подруг. В частности, неизменно приезжали Переяславлев с Адой. На этих встречах Таня могла присутствовать или нет - по желанию. В рабочем качестве она была здесь не нужна, В других случаях женщин среди гостей почти не было. Три дня прожила одна полная дама с Украины, с которой Тане пришлось целыми днями таскаться по антикварным магазинам и соответствующим законспирированным (естественно, не для Шерова) специалистам-надомникам. Столько же прогостила некая бойкая особа из Сибири точнее ее чемоданчик, поскольку сама она днем моталась в Питер, появлялась вечером, а на ночь уезжала снова. Остальные гости были исключительно мужчины.
Это порождало некоторые проблемы. Общество блистательной, но принципиально недоступной Тани удовлетворяло многих из них, как говорится, полностью, но не окончательно. Некоторые цепляли себе подружек в ресторане, а то и просто на улице. И тащили на ранчо. Это уже было плохо - один раз гость утром хватился бумажника и часов, да так и не нашел; как-то перепившая дамочка устроила скандал и набила гостю морду; другая в той же кондиции разбила два бокала из богемского хрусталя и заблевала персидский ковер. В хороших домах так не полагается. А что делать? Таня могла повелеть гостям не трогать себя, но не могла приказать им стать монахами...
Особенно ей не понравилось, когда какой-то гость с Севера, выйдя вечером прогуляться, вернулся с девочкой из местной сберкассы. Нет, та не буянила и ничего не стащила, но очень уж внимательно разглядывала интерьеры. Совсем нехорошо.
Самым частым посетителем их ранчо был весьма привлекательный и относительно молодой господин из Латвии. Этого плечистого светлоглазого блондина с аккуратными усиками звали Антон Ольгердович Дубкевич, и являлся он своего рода "полномочным представителем" Вадима Ахметовича по Балтийскому региону. В первые два приезда Дубкевич показался Тане человеком высокомерным и замкнутым: никакой культурной программы не захотел, за ужином не проронил ни слова, а потом и вовсе перестал выходить, будто намеренно избегая Таню.
В третий раз он приехал с земляком, веселым круглолицым толстячком. Толстячок тут же потребовал, чтобы его называли просто Юликом, и от имени обоих попросил Таню поводить их по городу и отобедать с ними в каком-нибудь хорошем ресторане с варьете. Дубкевич начал было отнекиваться, но толстячок так обиделся, что пришлось ехать и Антону Ольгердовичу. В ресторане Юлик, притомившийся от экскурсии, сквасился и закемарил. Таня, привычная к таким поворотам, вызвала знакомого метрдотеля и попросила перенести обед в "малый банкетный зал". В этом закрытом для простой публики укромном кабинетике на шесть персон ; Юлик пристроился на диване и тут же захрапел, а раскрасневшийся Дубкевич, приняв еще две рюмочки для храбрости, принялся с нехарактерной страстностью изливать на Таню свои чувства.
- Только не подумайте, что я проявляю какую-то нелояльность по отношению к Вадиму Ахметовичу... - раз в десятый повторил он и замолк.
- Я так и не думаю. Тем более что с Вадимом Ахметовичем у меня отношения сугубо деловые. Контракт.
- О, контракт! - Дубкевич заметно оживился. - Тогда, может быть...
- Нет. Условия контракта как раз исключают всякого рода неслужебные отношения.
- Но если когда-нибудь потом... Я могу надеяться?
Таня повела плечами.
- Надежда умирает последней. Дубкевич взял ее за руку, поднес к губам.
- Спасибо вам, Танечка. Спасибо за надежду... Только пусть этот разговор останется между нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137