Чувство принадлежности к некой общности внушало уверенность и давало ответ на вопрос, кто ты есть.
Кроме того, теперь появились рабочие места. Дымили фабрики и заводы, строились новые дороги и здания, повсюду кипела бурная деятельность. И повсюду царило возбуждение. Игра казалась замечательным приключением.
Всеобщее радостное оживление действовало на меня не меньше, чем на других. Но в то же время я понимала, что здесь что-то не так. Сколько же можно ребячиться?
Происходящее сбивало меня с толку. Через неделю-другую я перестала видеть все отчетливо. Иногда мне казалось, что мое зрение постепенно становится избирательным, отсеивает часть информации.
Осознав это, я почувствовала одновременно тревогу и облегчение.
Через две недели после возвращения из Южной Америки я получила письмо. В глубоком унынии я отбирала вещи, которые намеревалась взять с собой в Берлин. Я уже призналась отцу, что не занималась во время академического отпуска, и теперь он держался со мной холодно.
На столе в гостиной лежал длинный серый конверт с моим именем. С дармштадтской маркой. При виде него я испытала прилив безумной надежды, которую мгновенно подавила усилием воли. Наверное, это письмо с выражениями благодарности или что-нибудь в таком роде.
Оно было от директора института. Он предлагал мне работу, связанную с проведением полетов для научных исследований.
Я чуть не умерла от радости. Я так долго ждала этого.
Потом я овладела собой и ворвалась в кухню, где мама проводила инвентаризацию банок с консервированными фруктами. Она в полном замешательстве взглянула на письмо, потом на мое сияющее лицо и, – поняв наконец, о чем я говорю, – спросила:
– Но, liebchen, ты имеешь в виду, что не хочешь быть врачом?
Мгновение спустя она выразила мысль, которая тревожила нас обеих.
– Я не знаю, что скажет твой отец.
– Кажется, я не вполне понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он. – Ты имеешь в виду, что хочешь бросить медицину?
Свет бил мне в глаза, и мне приходилось щуриться.
– Да, отец. Мне предложили работу.
Я сама понимала, как это звучит. Как жалко и неубедительно.
– И одного этого достаточно, – с презрением спросил он, – чтобы ты отказалась от профессии медика?
– Это не просто работа, отец.
– По-видимому, учеба показалась тебе более трудным делом, чем ты предполагала, – сказал он. – Требует слишком больших усилий, да?
Я оставила высказывание без ответа.
– Конечно, нужно многое учить, – сказал он. – И многому учиться. Анатомия. Строение скелета. Мышцы. Нервная система. Я помню, какие кучи книг мне приходилось таскать с собой. Бессчетные часы, проведенные в анатомическом театре. Но я никак не предполагал, что ты так легко признаешь свое поражение.
Он смерил меня взглядом и презрительно фыркнул.
– Что ж, похоже, я ошибался.
Я не сводила глаз с маленькой гравюры на стене, которая мне всегда нравилась. Всадник, пробирающийся сквозь густой лес. В детстве я всегда переживала, что он так никогда и не выберется из этого темного леса.
– Ты меня разочаровала, – сказал отец. – Я знаю, что ты в силах найти применение своим способностям. У тебя хорошая голова. Лучше, чем у Петера. И хотя многие полагают, что женщинам не дано заниматься профессиональной деятельностью, я держусь иного мнения. Я всегда считал, что женщины не уступают в способностях мужчинам, ну, с учетом природных различий. А медицина представляет собой широчайшее поле деятельности. Ты нашла бы там много интересного для себя. В области психологии, например, явно требуются специалисты женщины. Сейчас психология не в почете, но это скоро пройдет. Многие находят в практике обычного терапевта величайшее счастье. И несомненно она приносит пользу людям.
Он выразительно стиснул руки. Потом снова взглянул на меня и вспомнил о сложившейся ситуации.
– В общем, я не позволю тебе загубить свою жизнь, – отрывисто сказал отец. – Вот и все. Ты должна продолжить учебу.
– Отец…
– Ни слова больше, прошу тебя. Ты должна написать в институт и сообщить, что не можешь принять их предложение. Какое бы место они тебе ни предлагали.
– Я уже написала и согласилась.
Он уставился на меня.
– Ты согласилась?
– Да.
Он лишился дара речи. От удивления его лицо стало совершенно бессмысленным. Потом на нем появилось такое страшное выражение холодного гнева, что я впервые за все время нашего разговора по-настоящему испугалась.
– Ты написала письмо с согласием поступить на работу и таким образом поставила крест на своей учебе, не посоветовавшись со мной? Даже не известив меня о полученном предложении?
– Да.
– Могу я поинтересоваться, что заставило тебя поступить так?
– Я знала, что ты попытаешься остановить меня.
– Ты думаешь, что можешь идти против моей воли?
И, когда отец сказал это, что-то произошло. Где-то в глубине моей души. Кто-то рассмеялся.
Я опустила глаза, чтобы отец ничего не заметил.
– Ты должна написать еще одно письмо, с отказом. Вежливым, разумеется.
– Нет.
– Прошу прощения? – мгновение спустя сказал он.
– Нет.
– Фредерика, с детскими играми покончено. Ты напишешь письмо.
– Нет, – сказала я.
Я почувствовала мощный, направленный на меня удар железной воли. Мне казалось, он сокрушит меня. Собрав все свои силы, я его отразила.
Потом все закончилось.
– Все ясно, – произнес отец отчужденным холодным голосом, словно раз и навсегда отрекаясь от меня.
Теперь оставалось обговорить только детали.
– Не стану делать вид, будто понимаю, почему ты так поступаешь, – сказал он. – И не думаю, что ты станешь просить моего благословения. Что касается денег, потраченных на твое обучение…
– Я все верну, – сказала я. – Как только стану зарабатывать.
Меня всегда жутко тяготила финансовая зависимость от отца.
– Наверное, мне следовало прислушаться к мнению своих пациентов, – сказал он. – Они все считают, что давать образование женщинам бесполезно.
Я услышала свой крик. Я вопила что-то насчет того, что хочу жить своей жизнью, а он мне только мешает.
Потом наступила тишина; в кабинете все еще звенело эхо моего голоса.
Отец подошел к двери, молча открыл ее и знаком велел мне удалиться.
Страшно жаль, что он повел себя так, думала я на следующий день, шагая по холмам с рюкзаком за спиной. Мне бы хотелось, чтобы он порадовался вместе со мной. Но я знала: любое мое осуществившееся желание пойдет вразрез с желаниями отца.
Я уже отметала все эти мысли в сторону.
Теперь моя жизнь только начинается. Я использую представившуюся мне возможность на все сто. Я могу летать на чем угодно. И я готова летать на чем угодно. И ничто не остановит меня. Богом клянусь.
Глава шестая
Эрнст часто бывал в США. Он ездил туда при каждом удобном случае – по делам, под любым другим предлогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Кроме того, теперь появились рабочие места. Дымили фабрики и заводы, строились новые дороги и здания, повсюду кипела бурная деятельность. И повсюду царило возбуждение. Игра казалась замечательным приключением.
Всеобщее радостное оживление действовало на меня не меньше, чем на других. Но в то же время я понимала, что здесь что-то не так. Сколько же можно ребячиться?
Происходящее сбивало меня с толку. Через неделю-другую я перестала видеть все отчетливо. Иногда мне казалось, что мое зрение постепенно становится избирательным, отсеивает часть информации.
Осознав это, я почувствовала одновременно тревогу и облегчение.
Через две недели после возвращения из Южной Америки я получила письмо. В глубоком унынии я отбирала вещи, которые намеревалась взять с собой в Берлин. Я уже призналась отцу, что не занималась во время академического отпуска, и теперь он держался со мной холодно.
На столе в гостиной лежал длинный серый конверт с моим именем. С дармштадтской маркой. При виде него я испытала прилив безумной надежды, которую мгновенно подавила усилием воли. Наверное, это письмо с выражениями благодарности или что-нибудь в таком роде.
Оно было от директора института. Он предлагал мне работу, связанную с проведением полетов для научных исследований.
Я чуть не умерла от радости. Я так долго ждала этого.
Потом я овладела собой и ворвалась в кухню, где мама проводила инвентаризацию банок с консервированными фруктами. Она в полном замешательстве взглянула на письмо, потом на мое сияющее лицо и, – поняв наконец, о чем я говорю, – спросила:
– Но, liebchen, ты имеешь в виду, что не хочешь быть врачом?
Мгновение спустя она выразила мысль, которая тревожила нас обеих.
– Я не знаю, что скажет твой отец.
– Кажется, я не вполне понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он. – Ты имеешь в виду, что хочешь бросить медицину?
Свет бил мне в глаза, и мне приходилось щуриться.
– Да, отец. Мне предложили работу.
Я сама понимала, как это звучит. Как жалко и неубедительно.
– И одного этого достаточно, – с презрением спросил он, – чтобы ты отказалась от профессии медика?
– Это не просто работа, отец.
– По-видимому, учеба показалась тебе более трудным делом, чем ты предполагала, – сказал он. – Требует слишком больших усилий, да?
Я оставила высказывание без ответа.
– Конечно, нужно многое учить, – сказал он. – И многому учиться. Анатомия. Строение скелета. Мышцы. Нервная система. Я помню, какие кучи книг мне приходилось таскать с собой. Бессчетные часы, проведенные в анатомическом театре. Но я никак не предполагал, что ты так легко признаешь свое поражение.
Он смерил меня взглядом и презрительно фыркнул.
– Что ж, похоже, я ошибался.
Я не сводила глаз с маленькой гравюры на стене, которая мне всегда нравилась. Всадник, пробирающийся сквозь густой лес. В детстве я всегда переживала, что он так никогда и не выберется из этого темного леса.
– Ты меня разочаровала, – сказал отец. – Я знаю, что ты в силах найти применение своим способностям. У тебя хорошая голова. Лучше, чем у Петера. И хотя многие полагают, что женщинам не дано заниматься профессиональной деятельностью, я держусь иного мнения. Я всегда считал, что женщины не уступают в способностях мужчинам, ну, с учетом природных различий. А медицина представляет собой широчайшее поле деятельности. Ты нашла бы там много интересного для себя. В области психологии, например, явно требуются специалисты женщины. Сейчас психология не в почете, но это скоро пройдет. Многие находят в практике обычного терапевта величайшее счастье. И несомненно она приносит пользу людям.
Он выразительно стиснул руки. Потом снова взглянул на меня и вспомнил о сложившейся ситуации.
– В общем, я не позволю тебе загубить свою жизнь, – отрывисто сказал отец. – Вот и все. Ты должна продолжить учебу.
– Отец…
– Ни слова больше, прошу тебя. Ты должна написать в институт и сообщить, что не можешь принять их предложение. Какое бы место они тебе ни предлагали.
– Я уже написала и согласилась.
Он уставился на меня.
– Ты согласилась?
– Да.
Он лишился дара речи. От удивления его лицо стало совершенно бессмысленным. Потом на нем появилось такое страшное выражение холодного гнева, что я впервые за все время нашего разговора по-настоящему испугалась.
– Ты написала письмо с согласием поступить на работу и таким образом поставила крест на своей учебе, не посоветовавшись со мной? Даже не известив меня о полученном предложении?
– Да.
– Могу я поинтересоваться, что заставило тебя поступить так?
– Я знала, что ты попытаешься остановить меня.
– Ты думаешь, что можешь идти против моей воли?
И, когда отец сказал это, что-то произошло. Где-то в глубине моей души. Кто-то рассмеялся.
Я опустила глаза, чтобы отец ничего не заметил.
– Ты должна написать еще одно письмо, с отказом. Вежливым, разумеется.
– Нет.
– Прошу прощения? – мгновение спустя сказал он.
– Нет.
– Фредерика, с детскими играми покончено. Ты напишешь письмо.
– Нет, – сказала я.
Я почувствовала мощный, направленный на меня удар железной воли. Мне казалось, он сокрушит меня. Собрав все свои силы, я его отразила.
Потом все закончилось.
– Все ясно, – произнес отец отчужденным холодным голосом, словно раз и навсегда отрекаясь от меня.
Теперь оставалось обговорить только детали.
– Не стану делать вид, будто понимаю, почему ты так поступаешь, – сказал он. – И не думаю, что ты станешь просить моего благословения. Что касается денег, потраченных на твое обучение…
– Я все верну, – сказала я. – Как только стану зарабатывать.
Меня всегда жутко тяготила финансовая зависимость от отца.
– Наверное, мне следовало прислушаться к мнению своих пациентов, – сказал он. – Они все считают, что давать образование женщинам бесполезно.
Я услышала свой крик. Я вопила что-то насчет того, что хочу жить своей жизнью, а он мне только мешает.
Потом наступила тишина; в кабинете все еще звенело эхо моего голоса.
Отец подошел к двери, молча открыл ее и знаком велел мне удалиться.
Страшно жаль, что он повел себя так, думала я на следующий день, шагая по холмам с рюкзаком за спиной. Мне бы хотелось, чтобы он порадовался вместе со мной. Но я знала: любое мое осуществившееся желание пойдет вразрез с желаниями отца.
Я уже отметала все эти мысли в сторону.
Теперь моя жизнь только начинается. Я использую представившуюся мне возможность на все сто. Я могу летать на чем угодно. И я готова летать на чем угодно. И ничто не остановит меня. Богом клянусь.
Глава шестая
Эрнст часто бывал в США. Он ездил туда при каждом удобном случае – по делам, под любым другим предлогом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116