Просто опрокинула бы его на пол и прямо здесь вышибла бы из него дух.
– Все, что я получала в детстве – это деньги, – сказала она ему однажды, когда он предложил подарить детям в качестве рождественского подарка деньги. – Я получала только их, тогда как на самом деле мне нужны были мои родители. Я отдала бы все, что у меня было, каждый цент, полученный от них, если бы хоть раз они сказали мне: «Мы любим тебя, Энни. Неважно, что ты делаешь, как выглядишь – ты наш ребенок, и мы тебя любим».
– Это первый день рождения в моей жизни, на который я не получила куклу, – произнесла Лейси. Не глядя ни на брата, ни на отца, она ковыряла вилкой в розовом сахарном цветке.
– Но я подумал, что тебе уже четырнадцать, – сказал Алек, – и ты взрослая для кукол.
Она пожала плечами:
– Мама говорила, что будет дарить их мне по одной каждый год, пока мне не исполнится двадцать один.
– Она так говорила? – Алек был удивлен. Лейси подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, кажется, впервые за много месяцев. Боль в ее лице заставила его внутренне сжаться от острого чувства вины.
– Когда у меня будут дети, я никогда не буду забывать их дни рождения.
– На самом деле я не забыл, Лейси. Я знаю, что твой день рождения первого июля. Просто я не сообразил, что уже июль.
– Так, может быть, ты думаешь, что сегодня еще двадцать девятое июня или тридцатое? Ты же должен был заранее придумать, что мне подарить. Разве не так? – Она выскочила из-за стола, разрыдалась и попыталась скрыться от него за стеной волос, позволив им свободно упасть на лицо и скрыть ее глаза.
Алек тоже встал и взял ее за плечо.
– Милая Лей…
Она увернулась от него.
– Ручаюсь, что ты знаешь точную дату, когда был построен твой дурацкий маяк. Разве я не права? Ручаюсь, что ты планируешь грандиозное торжество по поводу его годовщины. – Она выскочила в дверь черного хода.
– У тебя завтра занятия в школе, Лейс, – крикнул он ей вслед. – Я не хочу…
– Иди ты к черту! – крикнула она не оборачиваясь. Эти слова заставили его замолчать, отозвавшись острой болью внутри, как раз там, где тяжелым грузом лежали неудавшиеся инчиладос. Он хотел броситься за ней и сказать, что не позволит ей разговаривать с ним в таком тоне, но Энни никогда бы этого не сделала. Кроме того, Лейси была во многом права. Строительство кисс-риверского маяка началось пятого апреля 1869 года и было завершено через пять лет. А фонарь впервые был зажжен тридцатого сентября 1874 года, и именно к годовщине этого события комитет планировал грандиозные торжества. Он уже заказал для них торт.
ГЛАВА 16
Нельзя сказать, что решение заехать в отделение скорой помощи возникло у Алека внезапно. Он уже несколько дней собирался это сделать, но что это будет именно сегодня, понял, только уже въехав на стоянку, и его сердце тоскливо сжалось при воспоминании о последнем разе, когда он был здесь.
Приемная была переполнена, и у него возникли сомнения, сможет ли Оливия выйти к нему. Однако он обрадовался, что все эти люди были здесь. Они придавали отделению скорой помощи другой вид, совершенно не такой, как в ту ночь, когда умерла Энни. Он с трудом осознал, что находится в том же самом месте.
Он подошел к регистратуре, возле которой лысеющий мужчина с бочкообразной грудной клеткой наскакивал на молоденькую испуганную регистраторшу.
– Черт побери, я жду уже целый час! – Мужчина навалился на стойку, нацелившись в нее подбородком. Рука у него была перевязана окровавленной тряпкой. – Здесь можно истечь кровью и умереть, дожидаясь, пока тебя примут.
Регистраторша, заикаясь, пыталась объяснить причину задержки, но мужчина прерывал ее бранью и угрозами. Алек обреченно подумал, что, видимо, ему придется вмешаться. Он пытался придумать, как лучше действовать, когда за спиной регистраторши появилась Оливия. Алек не сразу ее узнал. Здесь она выглядела абсолютно иначе. Дело было не только в белом халате. Сама она казалась выше, ее глаза – зеленее, а ресницы – длинными и черными. Она не заметила Алека, наклонившись через стойку регистратуры к скандальному пациенту.
– Мне очень жаль, что вам приходится ждать – произнесла она, – но здесь не Мак-Доналдс.
Алек усмехнулся, а мужчина открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Оливия прервала его:
– Перед вами в очереди ожидают люди с более серьезными, чем у вас, ранениями, – сказала она. – Мы займемся вами, как только сможем.
Что-то в ее голосе заставило мужчину угомониться. Он повернулся, ворча что-то себе под нос, и сел на свое место. В этот момент Оливия заметила Алека. Она нахмурилась.
– У вас все в порядке? Вопрос удивил его.
– О да, со мной все хорошо. – Он наклонился через стойку, чтобы его слышала только Оливия. – Могу ли я пригласить вас на обед?
Она улыбнулась:
– Вы действительно хотите пригласить меня в ресторан после того, как я залила Слезами свой салат с крабами?
– Да, – подтвердил он, – я хочу.
– Ну, а почему бы нам не купить чего-нибудь в китайском ресторанчике и не пойти ко мне домой? Я заканчиваю в семь.
Очевидно, ее муж до сих пор не вернулся к ней.
– Прекрасно, – сказал он. – Я заеду в ресторан, и мы встретимся около вашего дома. Чего бы вам хотелось?
– Выберите сами. – Она черкнула на листочке свой адрес и вручила ему.
Он пошел обратно к своей машине. Здесь она была в своей стихии, и здесь в ней была уверенность, полностью отсутствовавшая тогда в Даке. Ему хотелось бы понаблюдать за ее работой. Ему хотелось бы посмотреть, как она будет обрабатывать руки того скандального пациента, как она будет разговаривать с ним при этом. Ему хотелось бы увидеть ту гармонию, в которой работают ее голова и руки. Он знал это ощущение, все еще помнил его, хотя прошло уже немало времени.
Внезапно он ощутил острый приступ тоски: ему не хватало прикосновения к живому существу, ощущения своих лечащих рук. «Я лечу маяк, – уговаривал он себя, – спасаю его», – но при этом отлично знал, что это далеко не то же самое. Каким бы теплым ни был день, каким бы жарким ни было солнце, маяк под его руками оставался все таким же холодным и безжизненным.
Оливия едва успела покинуть отделение скорой помощи, как уже пожалела о своем приглашении. Она хотела увидеть Алека, поговорить с ним, но у нее в доме… В доме, половину которого все еще оплачивает Пол. И Пол даже может оказаться там. Конечно, маловероятно, но такая возможность существует. Впервые она ехала домой в надежде, что у него не возникнет желания навестить ее.
Алек ждал ее на крыльце, придерживая правым локтем бумажный пакет. Она поставила машину рядом с его «бронко» и вылезла из нее.
– Пахнет хорошо, – сказала она, проходя мимо него, чтобы отпереть дверь. Он вошла в гостиную. – Проходите.
Сильви приветственно мяукнула, когда они через комнату прошли на кухню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Все, что я получала в детстве – это деньги, – сказала она ему однажды, когда он предложил подарить детям в качестве рождественского подарка деньги. – Я получала только их, тогда как на самом деле мне нужны были мои родители. Я отдала бы все, что у меня было, каждый цент, полученный от них, если бы хоть раз они сказали мне: «Мы любим тебя, Энни. Неважно, что ты делаешь, как выглядишь – ты наш ребенок, и мы тебя любим».
– Это первый день рождения в моей жизни, на который я не получила куклу, – произнесла Лейси. Не глядя ни на брата, ни на отца, она ковыряла вилкой в розовом сахарном цветке.
– Но я подумал, что тебе уже четырнадцать, – сказал Алек, – и ты взрослая для кукол.
Она пожала плечами:
– Мама говорила, что будет дарить их мне по одной каждый год, пока мне не исполнится двадцать один.
– Она так говорила? – Алек был удивлен. Лейси подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза, кажется, впервые за много месяцев. Боль в ее лице заставила его внутренне сжаться от острого чувства вины.
– Когда у меня будут дети, я никогда не буду забывать их дни рождения.
– На самом деле я не забыл, Лейси. Я знаю, что твой день рождения первого июля. Просто я не сообразил, что уже июль.
– Так, может быть, ты думаешь, что сегодня еще двадцать девятое июня или тридцатое? Ты же должен был заранее придумать, что мне подарить. Разве не так? – Она выскочила из-за стола, разрыдалась и попыталась скрыться от него за стеной волос, позволив им свободно упасть на лицо и скрыть ее глаза.
Алек тоже встал и взял ее за плечо.
– Милая Лей…
Она увернулась от него.
– Ручаюсь, что ты знаешь точную дату, когда был построен твой дурацкий маяк. Разве я не права? Ручаюсь, что ты планируешь грандиозное торжество по поводу его годовщины. – Она выскочила в дверь черного хода.
– У тебя завтра занятия в школе, Лейс, – крикнул он ей вслед. – Я не хочу…
– Иди ты к черту! – крикнула она не оборачиваясь. Эти слова заставили его замолчать, отозвавшись острой болью внутри, как раз там, где тяжелым грузом лежали неудавшиеся инчиладос. Он хотел броситься за ней и сказать, что не позволит ей разговаривать с ним в таком тоне, но Энни никогда бы этого не сделала. Кроме того, Лейси была во многом права. Строительство кисс-риверского маяка началось пятого апреля 1869 года и было завершено через пять лет. А фонарь впервые был зажжен тридцатого сентября 1874 года, и именно к годовщине этого события комитет планировал грандиозные торжества. Он уже заказал для них торт.
ГЛАВА 16
Нельзя сказать, что решение заехать в отделение скорой помощи возникло у Алека внезапно. Он уже несколько дней собирался это сделать, но что это будет именно сегодня, понял, только уже въехав на стоянку, и его сердце тоскливо сжалось при воспоминании о последнем разе, когда он был здесь.
Приемная была переполнена, и у него возникли сомнения, сможет ли Оливия выйти к нему. Однако он обрадовался, что все эти люди были здесь. Они придавали отделению скорой помощи другой вид, совершенно не такой, как в ту ночь, когда умерла Энни. Он с трудом осознал, что находится в том же самом месте.
Он подошел к регистратуре, возле которой лысеющий мужчина с бочкообразной грудной клеткой наскакивал на молоденькую испуганную регистраторшу.
– Черт побери, я жду уже целый час! – Мужчина навалился на стойку, нацелившись в нее подбородком. Рука у него была перевязана окровавленной тряпкой. – Здесь можно истечь кровью и умереть, дожидаясь, пока тебя примут.
Регистраторша, заикаясь, пыталась объяснить причину задержки, но мужчина прерывал ее бранью и угрозами. Алек обреченно подумал, что, видимо, ему придется вмешаться. Он пытался придумать, как лучше действовать, когда за спиной регистраторши появилась Оливия. Алек не сразу ее узнал. Здесь она выглядела абсолютно иначе. Дело было не только в белом халате. Сама она казалась выше, ее глаза – зеленее, а ресницы – длинными и черными. Она не заметила Алека, наклонившись через стойку регистратуры к скандальному пациенту.
– Мне очень жаль, что вам приходится ждать – произнесла она, – но здесь не Мак-Доналдс.
Алек усмехнулся, а мужчина открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Оливия прервала его:
– Перед вами в очереди ожидают люди с более серьезными, чем у вас, ранениями, – сказала она. – Мы займемся вами, как только сможем.
Что-то в ее голосе заставило мужчину угомониться. Он повернулся, ворча что-то себе под нос, и сел на свое место. В этот момент Оливия заметила Алека. Она нахмурилась.
– У вас все в порядке? Вопрос удивил его.
– О да, со мной все хорошо. – Он наклонился через стойку, чтобы его слышала только Оливия. – Могу ли я пригласить вас на обед?
Она улыбнулась:
– Вы действительно хотите пригласить меня в ресторан после того, как я залила Слезами свой салат с крабами?
– Да, – подтвердил он, – я хочу.
– Ну, а почему бы нам не купить чего-нибудь в китайском ресторанчике и не пойти ко мне домой? Я заканчиваю в семь.
Очевидно, ее муж до сих пор не вернулся к ней.
– Прекрасно, – сказал он. – Я заеду в ресторан, и мы встретимся около вашего дома. Чего бы вам хотелось?
– Выберите сами. – Она черкнула на листочке свой адрес и вручила ему.
Он пошел обратно к своей машине. Здесь она была в своей стихии, и здесь в ней была уверенность, полностью отсутствовавшая тогда в Даке. Ему хотелось бы понаблюдать за ее работой. Ему хотелось бы посмотреть, как она будет обрабатывать руки того скандального пациента, как она будет разговаривать с ним при этом. Ему хотелось бы увидеть ту гармонию, в которой работают ее голова и руки. Он знал это ощущение, все еще помнил его, хотя прошло уже немало времени.
Внезапно он ощутил острый приступ тоски: ему не хватало прикосновения к живому существу, ощущения своих лечащих рук. «Я лечу маяк, – уговаривал он себя, – спасаю его», – но при этом отлично знал, что это далеко не то же самое. Каким бы теплым ни был день, каким бы жарким ни было солнце, маяк под его руками оставался все таким же холодным и безжизненным.
Оливия едва успела покинуть отделение скорой помощи, как уже пожалела о своем приглашении. Она хотела увидеть Алека, поговорить с ним, но у нее в доме… В доме, половину которого все еще оплачивает Пол. И Пол даже может оказаться там. Конечно, маловероятно, но такая возможность существует. Впервые она ехала домой в надежде, что у него не возникнет желания навестить ее.
Алек ждал ее на крыльце, придерживая правым локтем бумажный пакет. Она поставила машину рядом с его «бронко» и вылезла из нее.
– Пахнет хорошо, – сказала она, проходя мимо него, чтобы отпереть дверь. Он вошла в гостиную. – Проходите.
Сильви приветственно мяукнула, когда они через комнату прошли на кухню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116