– О, нет!
– Не то, чтобы очень тяжелое. Он несколько отставал в умственном развитии, и довольно сильно в физическом. – Она вспомнила своего брата ребенком с такой белой, такой прозрачной кожей, что на висках были хорошо видны вены. – Он всегда был слишком маленьким и слабым для своего возраста и к тому же страдал астмой. Так что мы не были обычными близнецами. Мне приходилось присматривать за ним.
Она сидела с Клинтом во время его полуночных астматических припадков, била ребят, которые смеялись над ним и даже делала за него домашние задания до тех пор, пока одна из учительниц не сказала ей, что она не сможет защитить Клинта от всего. «Ты должна побеспокоиться и о себе самой, Ливви», – сказала она, и Оливия последовала ее совету. Однажды она ушла из дома, надолго вычеркнув Клинта из своей жизни. В первые годы замужества Пол уговаривал ее связаться с Клинтом, но даже чувствуя его поддержку, она не смогла заставить себя сделать это и вернуть брата в свой мир.
– Как он умер? – спросил Алек.
– Легкие и что-то с печенью. Моя мать умерла через несколько лет после того, как я ушла из дома, а Клинт с моим старшим братом Эвери остались в доме на Пайн-Барренс. Клинт преклонялся перед Эвери, но это был не тот мальчик, которого следовало обожествлять.
Официант поставил перед ними заказ, и Оливия откусила кусочек нежной, прекрасно приготовленной семги.
– Вы стали врачом, потому что росли рядом с Клинтом? – спросил Алек. Оливия покачала головой.
– Когда я начала учиться в колледже, у меня не было даже медицинской специализации. Там, в Пенсильвании, я жила у женщины, которая оказалась врачом. Она была сестрой… – как много ей придется объяснять. – Это все очень запутано. Она была сестрой моей школьной учительницы – учительницы, которая приютила меня, когда я ушла из дома. – Она отправила в рот еще кусочек семги и не торопясь прожевала его, прежде чем продолжить. – На меня всегда сильно влияли женщины, оказывающиеся рядом со мной. Мать была плохим примером для подражания, поэтому я выросла не слишком уверенной в себе как женщина. Пока я была маленькой, сильнее всего на меня влияли мои братья. К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, я могла побить почти любого из сверстников. – Она улыбнулась. – Но став подростком, я поняла, что такое поведение девочке не к лицу, и поэтому стала присматриваться к своей учительнице, чтобы понять, как же должна вести себя женщина. Я начала… подражать ей, и она стала для меня образцом. А живя у ее сестры, пока училась в колледже, я стала брать пример с нее, и поэтому медицина приобрела для меня такую привлекательность.
– Хорошо, что она не была мусорщицей. Оливия засмеялась. Еще несколько минут они ели в уютной тишине ресторана, прежде чем Алек заговорил о Лейси и Клее. Оливия вспомнила, как вульгарно выглядела Лейси в отделении скорой помощи несколько дней назад. Да, Алеку хватает с ней проблем.
– У них есть бабушки, дедушки? – вдруг спросила Оливия, думая о том, получает ли Алек какую-то помощь от родственников. – Ваши родители, кажется, еще живы?
– Нет. Они умерли уже давно, прежде чем у нас родились дети.
– А со стороны Энни? Алек поперхнулся.
– Дети даже не знакомы с ними, – сказал он с горечью.
– Неудачная тема.
Алек положил вилку на стол.
– Родители Энни распланировали всю ее жизнь. Она должна была все делать по их программе: частная школа, бал дебютантов. Они выбрали молодого человека, чтобы она вышла за него замуж – за него и ни за кого другого. Когда она предпочла меня, они порвали с ней всякие связи. Не только в финансовом плане, но и в душевном. – Алек снова взял вилку. – Я пытался связаться с ними, несколько раз звонил, но они даже не подходили к телефону. Я писал им письма, указывая адрес ветеринарной лечебницы, чтобы Энни ни о чем не узнала, но никогда не получал в ответ ни слова. В конце концов, – Алек улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, – я придумал то, что, как мне казалось, должно было сработать на сто процентов.
– И что же это было?
Он наклонился к ней через стол.
– Это было пять лет назад, во время одного из приступов депрессии у Энни. Я всегда считал, что эти ее приступы связаны с переживаниями из-за их разрыва. Поэтому я отправился в Бостон, вооружившись фотографиями Энни и наших детей, и записался на прием к ее отцу-кардиологу.
– На медицинский прием?
Алек засмеялся.
– Чертовски умно, правда? Вы бы видели его кабинет! Невероятно шикарный. Множество бездарных копий со старинных полотен. Это вызывало тошноту. Его сестра провела меня в кабинет и спросила, на что я жалуюсь. Я сказал, что у меня болит в груди, и она заставила меня снять рубашку, чтобы сделать ЭКГ, что совершенно не входило в мои планы. Я не собирался знакомиться со своим тестем, будучи по пояс голым.
Оливия улыбнулась: она хорошо помнила, как он выглядит без рубашки.
– Ну, и конечно, у меня была совершенно нормальная ЭКГ. Сестра вышла, и появился доктор Чейз. Он спросил, какие у меня проблемы, и я сказал: «Я не болен. Я ваш зять».
– И что же он сказал?
– Он побагровел и совершенно недвусмысленно предложил мне убраться к черту, а после этого вышел из кабинета, хлопнув дверью у меня перед носом. Я тоже ушел, но перед этим попросил сестру передать ему конверт с фотографиями.
– Он их получил? Он как-то связывался с вами? Алек вилкой ворошил кусочки краба в тарелке.
– Через некоторое время мы узнали, что он умер от сердечного приступа. Давняя подруга Энни сообщила об этом в письме примерно через месяц после его смерти, и когда я вычислил дату, то понял, что удар его хватил на следующий день после моего визита.
– О Господи! – Оливия откинулась на спинку стула.
– Ну, и понятно, что я никогда не рассказывал Энни об этой своей поездке. Она очень расстроилась, что слишком поздно узнала о кончине отца, и поэтому не попала на его похороны. Господи. – Алек покачал головой. – Однако, мать Энни имела дерзость появиться на ее похоронах. Я даже не разговаривал с ней, хотя, конечно же, мне много чего хотелось ей сказать. Чертова сука! – Он взглянул на Оливию. – Извините меня.
Оливия засмеялась, и Алек улыбнулся.
– Как это я снова перескочил на разговор об Энни? Вернемся к Оливии. Вы готовы к своему завтрашнему дебюту в качестве знатока кисс-риверского маяка?
– Думаю, да.
– Я заеду за вами около десяти.
Официант убрал тарелки, и они заказали кофе. Оливия смотрела, как Алек улыбается чему-то, кидая в чашку два кусочка сахара.
– Алек?
– М-м-м.
– Сегодня вечером вы сами на себя не похожи.
– Правда? Это хорошо или плохо?
– Это просто замечательно. Вы выглядите счастливым. Даже говоря о таких неприятных вещах, как отношения с родителями Энни, вы не принимали это близко к сердцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116