– Она устремила отсутствующий взгляд в никуда. – Я шарахалась от мужчин, боялась секса, и мне казалось, что я ничего не стою.
Алек изучал ее твердый профиль.
– Однако и с этим вы справились, не правда ли? Она кивнула.
– Тут мне помог Пол. Он был просто невероятно терпелив.
Да. Именно таким Алек себе его и представлял. Оливия улыбнулась, но ее глаза все еще сохраняли отсутствующее выражение.
– Я была очень нервной, – сказала она. – У меня в голове засело, что я так до конца и не вылечилась после изнасилования, что я не могу никому позволить прикоснуться к себе или заняться со мной любовью, потому что не знаю, как буду реагировать на это физически и эмоционально. Пол оказался первым человеком, которому я смогла довериться и который поддержал меня. Я очень хотела заниматься с ним любовью, и тем не менее нам потребовалось четыре или пять вечеров, чтобы… завершить акт. Каждый раз он продвигался чуть дальше, прежде чем я каменела. – Белые щеки Оливии быстро заливались краской. Она взглянула на Алека. – Я вас не смущаю?
– Нет. – Его голос прозвучал гораздо тише, чем ему хотелось бы, почти как шепот. – Мне нравится вас слушать, и очень хорошо, что вы время от времени напоминаете мне о Поле, потому что иногда, когда я с вами, я забываю о его существовании.
Прежде чем продолжить, она некоторое время смотрела ему в глаза.
– Он писал стихи, – сказала она. – Каждый день он появлялся с новым стихотворением, отмечая таким образом прогресс в наших отношениях. Иногда стихи были милыми и трогательными, иногда метафоричными: охотник с копьем приближается к добыче, – она засмеялась. – В конце концов нам это удалось. Мне было двадцать семь лет, и это был первый оргазм в моей жизни. И я не представляла, что он может быть таким… мощным.
– Вы кончили в первый же раз? – Алек понял, что вопрос бестактен, когда он уже слетел с его губ, но Оливия, казалось, этого не заметила.
– Да, – сказала она. – У меня с этим нет никаких проблем, я по-другому и не умею.
– Вы счастливая. Энни… – Алек заколебался, обнаружив, что не может говорить об этом также свободно, как Оливия. – Для Энни это всегда было непросто, хотя через некоторое время я понял, что она не придает этому особого значения. Она говорила, что для того, чтобы ей было хорошо, она должна чувствовать близость, а секс – это лишь побочное явление.
Оливия нахмурилась.
– И все годы вашего брака вам приходилось сдерживать свои сексуальные чувства?
– Нет. Вы забываете, что я был женат на самой щедрой женщине в мире. Я всегда получал то, что мне было нужно. – Его внезапно охватило чувство вины за слишком откровенное обсуждение Энни. Он слабо улыбнулся. – Не могу поверить, что мы говорим на подобную тему.
Оливия улыбнулась ему в ответ. Она потянулась, выбросив руки перед собой, и вздохнула.
– Как насчет обеда? – спросила она. – Я ужасно хочу есть, и мне не помешало бы подышать свежим воздухом.
Они остановились, чтобы пообедать, переключившись на безопасный разговор о маяке и о своих сегодняшних публичных выступлениях. Когда они снова сели в «бронко», Оливия уснула, пристроив голову между спинкой сиденья и окном. Он разбудил ее, когда они переезжали через мост перед Китти-Хок. Закат был слишком прекрасен, чтобы его пропустить. Их накрывал купол золотисто-лилового неба. Они открыли окна, наполняя салон «бронко» сырым вечерним воздухом и запахами залива. Оливия отстегнула ремень безопасности и, встав на колени, развернулась, чтобы посмотреть в заднее окно. Вдоль икры, обтянутой чулком, тянулась тонкая дорожка спущенной петли, а блузка так трогательно топорщилась над поясом юбки, заколотым английской булавкой, что он протянул руку и, едва касаясь, провел тыльной стороной ладони по ее волосам.
Когда они въехали в Китти-Хок, она снова села, и Алек свернул на кроутанское шоссе, в сторону дома.
– Вам не будет тяжело провести сегодняшний вечер в одиночестве? – спросил он.
– Нет. – Она полезла в сумочку за ключами. – После того, как вы меня разбудили, я вдохнула воздух Аутер-Бенкс и теперь чувствую себя гораздо лучше. – Она снова откинула голову на спинку сиденья и посмотрела на него. – Даже несмотря на то, что здесь у меня всего один-единственный друг – а именно вы, я чувствую, что Аутер-Бенкс – мой дом.
Алек улыбнулся ей. Вдруг, поддавшись внезапному порыву, он развернулся на ближайшем перекрестке и поехал в обратную сторону.
– Что вы делаете? – спросила Оливия.
– Я отвезу вас в одно место. Вы заслужили право увидеть его.
– Маяк! – воскликнула она, когда он свернул с шоссе направо в сторону Кисс-Ривер.
Дорога, которая вела к маяку, была не освещена, и деревья, выстроившиеся вдоль нее, образовывали серо-зеленый тоннель для «бронко». Алек заехал на маленькую стоянку, окруженную со всех сторон неясно вырисовывавшимися в темноте кустами черники. На Кисс-Ривер быстро опускалась ночь, и маяк уже действовал. Он вспыхнул, когда они вышли из «бронко», осветив белое, охваченное каким-то благоговейным трепетом, лицо Оливии.
– Здесь страшновато, – сказала она.
Дом смотрителей стоял абсолютно темный, и они никого не видели, пока шли через поле, заросшее дикими травами. Оливия запрокинула голову, рассматривая маяк.
– Двести десять футов – это гораздо выше, чем мне представлялось.
Алек достал связку ключей и выбрал один из них. – Предполагается, что у меня его нет. Мери Пур дала его Энни много лет назад.
Он открыл дверь и зашел в темный коридор, шаря по стене в поисках выключателя.
– Боже мой! – воскликнула Оливия, когда свет заполнил коридор и осветил винтовую лестницу. Она подошла к ней и посмотрела вверх. – Двести семьдесят ступеней.
– Пожалуй, вам лучше подниматься по ним без каблуков. – Он подождал, пока она скинет туфли, и начал подниматься. – Надеюсь, вы не страдаете головокружениями? – Его голос эхом отражался от наклонных стен из белого камня.
Оливия посмотрела вверх на залитую жутковатым светом спираль ступеней.
– Думаю, сейчас мы это выясним, – ответила она. Они остановились на третьей площадке, чтобы Оливия могла перевести дыхание. Через узкое окошко можно было разглядеть лишь очертания дома смотрителей, стоящего в темноте.
Спираль лестницы закручивалась все туже, и Алек слышал дыхание Оливии также хорошо, как свое.
– Мы почти добрались, – сказал он.
Они вышли на узкую площадку. Алек открыл дверь, ведущую на галерею, и отступил в сторону, пропуская Оливию вперёд.
– Это потрясающе! – воскликнула она. Теплый ветер дул им в лицо. Она запрокинула голову. – Посмотрите, как мы близко к звездам. Ах! – Она испугалась, когда прямо у них над головами вспыхнул сигнальный огонь маяка, и Алек засмеялся.
Облокотившись на перила, он смотрел на океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Алек изучал ее твердый профиль.
– Однако и с этим вы справились, не правда ли? Она кивнула.
– Тут мне помог Пол. Он был просто невероятно терпелив.
Да. Именно таким Алек себе его и представлял. Оливия улыбнулась, но ее глаза все еще сохраняли отсутствующее выражение.
– Я была очень нервной, – сказала она. – У меня в голове засело, что я так до конца и не вылечилась после изнасилования, что я не могу никому позволить прикоснуться к себе или заняться со мной любовью, потому что не знаю, как буду реагировать на это физически и эмоционально. Пол оказался первым человеком, которому я смогла довериться и который поддержал меня. Я очень хотела заниматься с ним любовью, и тем не менее нам потребовалось четыре или пять вечеров, чтобы… завершить акт. Каждый раз он продвигался чуть дальше, прежде чем я каменела. – Белые щеки Оливии быстро заливались краской. Она взглянула на Алека. – Я вас не смущаю?
– Нет. – Его голос прозвучал гораздо тише, чем ему хотелось бы, почти как шепот. – Мне нравится вас слушать, и очень хорошо, что вы время от времени напоминаете мне о Поле, потому что иногда, когда я с вами, я забываю о его существовании.
Прежде чем продолжить, она некоторое время смотрела ему в глаза.
– Он писал стихи, – сказала она. – Каждый день он появлялся с новым стихотворением, отмечая таким образом прогресс в наших отношениях. Иногда стихи были милыми и трогательными, иногда метафоричными: охотник с копьем приближается к добыче, – она засмеялась. – В конце концов нам это удалось. Мне было двадцать семь лет, и это был первый оргазм в моей жизни. И я не представляла, что он может быть таким… мощным.
– Вы кончили в первый же раз? – Алек понял, что вопрос бестактен, когда он уже слетел с его губ, но Оливия, казалось, этого не заметила.
– Да, – сказала она. – У меня с этим нет никаких проблем, я по-другому и не умею.
– Вы счастливая. Энни… – Алек заколебался, обнаружив, что не может говорить об этом также свободно, как Оливия. – Для Энни это всегда было непросто, хотя через некоторое время я понял, что она не придает этому особого значения. Она говорила, что для того, чтобы ей было хорошо, она должна чувствовать близость, а секс – это лишь побочное явление.
Оливия нахмурилась.
– И все годы вашего брака вам приходилось сдерживать свои сексуальные чувства?
– Нет. Вы забываете, что я был женат на самой щедрой женщине в мире. Я всегда получал то, что мне было нужно. – Его внезапно охватило чувство вины за слишком откровенное обсуждение Энни. Он слабо улыбнулся. – Не могу поверить, что мы говорим на подобную тему.
Оливия улыбнулась ему в ответ. Она потянулась, выбросив руки перед собой, и вздохнула.
– Как насчет обеда? – спросила она. – Я ужасно хочу есть, и мне не помешало бы подышать свежим воздухом.
Они остановились, чтобы пообедать, переключившись на безопасный разговор о маяке и о своих сегодняшних публичных выступлениях. Когда они снова сели в «бронко», Оливия уснула, пристроив голову между спинкой сиденья и окном. Он разбудил ее, когда они переезжали через мост перед Китти-Хок. Закат был слишком прекрасен, чтобы его пропустить. Их накрывал купол золотисто-лилового неба. Они открыли окна, наполняя салон «бронко» сырым вечерним воздухом и запахами залива. Оливия отстегнула ремень безопасности и, встав на колени, развернулась, чтобы посмотреть в заднее окно. Вдоль икры, обтянутой чулком, тянулась тонкая дорожка спущенной петли, а блузка так трогательно топорщилась над поясом юбки, заколотым английской булавкой, что он протянул руку и, едва касаясь, провел тыльной стороной ладони по ее волосам.
Когда они въехали в Китти-Хок, она снова села, и Алек свернул на кроутанское шоссе, в сторону дома.
– Вам не будет тяжело провести сегодняшний вечер в одиночестве? – спросил он.
– Нет. – Она полезла в сумочку за ключами. – После того, как вы меня разбудили, я вдохнула воздух Аутер-Бенкс и теперь чувствую себя гораздо лучше. – Она снова откинула голову на спинку сиденья и посмотрела на него. – Даже несмотря на то, что здесь у меня всего один-единственный друг – а именно вы, я чувствую, что Аутер-Бенкс – мой дом.
Алек улыбнулся ей. Вдруг, поддавшись внезапному порыву, он развернулся на ближайшем перекрестке и поехал в обратную сторону.
– Что вы делаете? – спросила Оливия.
– Я отвезу вас в одно место. Вы заслужили право увидеть его.
– Маяк! – воскликнула она, когда он свернул с шоссе направо в сторону Кисс-Ривер.
Дорога, которая вела к маяку, была не освещена, и деревья, выстроившиеся вдоль нее, образовывали серо-зеленый тоннель для «бронко». Алек заехал на маленькую стоянку, окруженную со всех сторон неясно вырисовывавшимися в темноте кустами черники. На Кисс-Ривер быстро опускалась ночь, и маяк уже действовал. Он вспыхнул, когда они вышли из «бронко», осветив белое, охваченное каким-то благоговейным трепетом, лицо Оливии.
– Здесь страшновато, – сказала она.
Дом смотрителей стоял абсолютно темный, и они никого не видели, пока шли через поле, заросшее дикими травами. Оливия запрокинула голову, рассматривая маяк.
– Двести десять футов – это гораздо выше, чем мне представлялось.
Алек достал связку ключей и выбрал один из них. – Предполагается, что у меня его нет. Мери Пур дала его Энни много лет назад.
Он открыл дверь и зашел в темный коридор, шаря по стене в поисках выключателя.
– Боже мой! – воскликнула Оливия, когда свет заполнил коридор и осветил винтовую лестницу. Она подошла к ней и посмотрела вверх. – Двести семьдесят ступеней.
– Пожалуй, вам лучше подниматься по ним без каблуков. – Он подождал, пока она скинет туфли, и начал подниматься. – Надеюсь, вы не страдаете головокружениями? – Его голос эхом отражался от наклонных стен из белого камня.
Оливия посмотрела вверх на залитую жутковатым светом спираль ступеней.
– Думаю, сейчас мы это выясним, – ответила она. Они остановились на третьей площадке, чтобы Оливия могла перевести дыхание. Через узкое окошко можно было разглядеть лишь очертания дома смотрителей, стоящего в темноте.
Спираль лестницы закручивалась все туже, и Алек слышал дыхание Оливии также хорошо, как свое.
– Мы почти добрались, – сказал он.
Они вышли на узкую площадку. Алек открыл дверь, ведущую на галерею, и отступил в сторону, пропуская Оливию вперёд.
– Это потрясающе! – воскликнула она. Теплый ветер дул им в лицо. Она запрокинула голову. – Посмотрите, как мы близко к звездам. Ах! – Она испугалась, когда прямо у них над головами вспыхнул сигнальный огонь маяка, и Алек засмеялся.
Облокотившись на перила, он смотрел на океан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116