Он посмотрел на Оливию: – Хотите пирога?
– Да, – Лейси спрыгнула с кровати. – Пойду разрежу его.
Алек посмотрел вслед Лейси, когда та вылетела из комнаты и рванула вниз по лестнице.
– Она стала похожа на человека, – он провел пальцами по руке Оливии и сжал ее запястье, прежде чем отпустить. – Как вам это удалось?
Домой Оливия возвращалась в приподнятом настроении. Сворачивая на подъездную дорожку, она напевала себе под нос и продолжала улыбаться, поднимаясь по ступеням, так что чуть не споткнулась о вазу с огромным букетом цветов, стоявшую на крыльце.
Она присела на корточки, чтобы прочитать карточку, прислоненную к вазе, и почувствовала головокружение от пронзительного аромата.
«Жаль, что не застал тебя и не смог вручить лично. Люблю тебя, Лив.
Пол.»
ГЛАВА 39
Комитет снова собрался у Алека. Пол предпочел бы любое другое место, но считал, что это своеобразный тест: сможет ли он находиться в доме Энни, не поддаваясь своим воспоминаниям. Этим утром он отдал еще два витража, и у него остались только один большой – в спальне и несколько маленьких в разных комнатах. Возможно, ничего труднее в своей жизни ему не приходилось делать, но это было абсолютно необходимо. Так не могло дальше продолжаться.
Накануне вечером он видел Оливию в новостях. Репортер брал у нее интервью у входа в отделение скорой помощи. Он обсуждал с ней изменение общественного мнения после ухода в отставку Джонатана Крамера и публикации письма Алека в «Газетт».
– Из этого случая мы должны сделать вывод, что необходимо, лучше оборудовать отделение скорой помощи в Аутер-Бенкс, – говорила Оливия. – Кто бы ни стал заведующим отделением в Килл-Девил-Хиллз, он должен работать в этом направлении.
В своем хирургическом костюме Оливия была просто очаровательна и выглядела очень сексуально, ее голос звучал бодро и она сама задавала тон в интервью. Именно этот репортаж и вдохновил Пола написать стихотворение о ней – как давно он этого не делал – которое, по дороге на собрание комитета, он оставил в ее почтовом ящике.
Сейчас, на кухне Алека, у него было такое ощущение, как будто все это с ним уже происходило. Алек раскладывал в плетеные вазочки соленое печенье и поп-корн, а Пол разливал вино в бокалы на подносе. Только на этот раз он специально избегал смотреть на голубую лошадку «клуазоне» на полке перед его глазами.
Он взглянул на Алека:
– Оливия упоминала, что несколько недель назад вы ездили в Норфорк для организации публичных выступлений.
– Да, – Алек доставал салфетки с полки над раковиной. – Она прекрасно справилась со своей задачей.
– Спасибо за то, что вы написали письмо в «Газетт», – сказал Пол. – Оно многое изменило для Оливии.
– Это самое меньшее, что я мог сделать.
Пол наклонил бутылку над очередным бокалом.
– Я знаю, что последние несколько месяцев были кошмаром для Оливии, – сказал он, – я не слишком помогал ей. Мне придется многое наверстать.
Алек было направился в гостиную с вазочками и салфетками, но теперь остановился, и его губы медленно растянулись в улыбке.
– Заботьтесь о ней получше, хорошо? – Он перевел взгляд за спину Пола, и Пол, обернувшись, в дверном проеме между кухней и кабинетом увидел девочку. – Это моя дочь Лейси, – сказал Алек. – Лейси, это Пол Маселли, муж доктора Саймон. – И Алек вышел из кухни.
Пол улыбнулся девочке. Высокая, с гладкой кожей и голубыми глазами Энни, она взяла горсть соленого печенья из пакета, лежавшего на кухонном столе, и посмотрела на Пола. Ее волосы были наполовину черными, наполовину рыжими.
– Так это вы неправильно указали мой возраст, – она прислонилась к шкафчику.
– Что ты имеешь в виду? – Пол поставил бутылку. Ее волосы выглядели совершенно нелепо.
– В той статье о моей маме в «Сискейп». Вы написали, что мне двенадцать, а на самом деле мне было тринадцать. А сейчас мне четырнадцать.
Пол нахмурился:
– Могу поклясться, твоя мама сказала, что тебе именно двенадцать.
Она запихнула в рот несколько кусочков печенья.
– На моем месте каждый был бы недоволен, – сказала она с набитым ртом, – я имею в виду, насчет двенадцати лет. – Она кинула на него недовольный взгляд и проскользнула мимо. – Я ухожу, папа, – крикнула она в гостиную и исчезла через заднюю дверь.
Пол оцепенело смотрел ей вслед. Он мог бы поклясться на стопке витражей Энни, что своими ушами слышал, как она сказала, что ее дочери двенадцать.
В течение всего собрания он не находил себе места. Алек рассказывал о том, как продвигаются работы по перемещению маяка. Он говорил, что уже кладут рельсы, и строительная площадка кишит инженерами и топографами.
Пол слушал краем уха. Матери не ошибаются, когда дело касается возраста их детей. Разбуди его собственную мать среди ночи, и она без запинки отбарабанила бы возраст всех шестерых своих детей. Существует лишь одна причина, которая могла заставить Энни неправильно назвать возраст Лейси.
Едва собрание закончилось, он поблагодарил Алека и почти бегом устремился к своей машине. Домой он ехал в полном трансе, и, добравшись до своего коттеджа, тут же принялся рыться в коробке с кассетами. Раскопав три кассеты с интервью Энни, он вместе с диктофоном принес их в спальню, сел на кровать и стал лихорадочно прокручивать их до тех пор, пока не нашел ту, которую искал. С глубоким вздохом он прислонился к стене и нажал кнопку воспроизведения.
Из динамика донесся звон столовых приборов, с соседнего столика в «Си Терн», а затем его голос.
– Расскажи мне о своих детях.
По нервам полоснул голос Энни. Как давно он не слышал его – хрипловатый и здесь слегка запинающийся. Сейчас ему казалось, что он понимает, почему она говорила так медленно и осторожно.
– Ну… что бы ты хотел услышать?
– Все, – сказал он. – Полагаю, ты не назвала их Роза и Гвидо?
Пол поморщился, услышав, как прозвучал этот вопрос, и вспоминая ее свирепый взгляд.
– Ты обещал не… – сказала Энни, и он быстро прервал ее.
– Извини. Хорошо. Клей и…
– Лейси.
– Лейси. Сколько им лет?
– Клею – семнадцать, а Лейси двадцатого числа будет двенадцать.
Пол отмотал пленку назад:
– …двадцатого числа будет двенадцать.
Он выключил диктофон и закрыл глаза. Лишь одна причина могла заставить ее соврать. Пол думал о девочке на кухне Алека – девочке с глазами Энни и рыжими волосами Энни, пробивающимися из-под крашеных черных. И начав об этом думать, он уже не мог остановиться.
* * *
Степень магистра в области журналистики он получил в двадцать четыре года. Внезапно он представил себе свое будущее и увидел в нем пробел, который мог заполнить только один человек. Он не видел Энни больше четырех лет, с тех пор, как она оставила его в Бостонском колледже, одна отправившись в путешествие по побережью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
– Да, – Лейси спрыгнула с кровати. – Пойду разрежу его.
Алек посмотрел вслед Лейси, когда та вылетела из комнаты и рванула вниз по лестнице.
– Она стала похожа на человека, – он провел пальцами по руке Оливии и сжал ее запястье, прежде чем отпустить. – Как вам это удалось?
Домой Оливия возвращалась в приподнятом настроении. Сворачивая на подъездную дорожку, она напевала себе под нос и продолжала улыбаться, поднимаясь по ступеням, так что чуть не споткнулась о вазу с огромным букетом цветов, стоявшую на крыльце.
Она присела на корточки, чтобы прочитать карточку, прислоненную к вазе, и почувствовала головокружение от пронзительного аромата.
«Жаль, что не застал тебя и не смог вручить лично. Люблю тебя, Лив.
Пол.»
ГЛАВА 39
Комитет снова собрался у Алека. Пол предпочел бы любое другое место, но считал, что это своеобразный тест: сможет ли он находиться в доме Энни, не поддаваясь своим воспоминаниям. Этим утром он отдал еще два витража, и у него остались только один большой – в спальне и несколько маленьких в разных комнатах. Возможно, ничего труднее в своей жизни ему не приходилось делать, но это было абсолютно необходимо. Так не могло дальше продолжаться.
Накануне вечером он видел Оливию в новостях. Репортер брал у нее интервью у входа в отделение скорой помощи. Он обсуждал с ней изменение общественного мнения после ухода в отставку Джонатана Крамера и публикации письма Алека в «Газетт».
– Из этого случая мы должны сделать вывод, что необходимо, лучше оборудовать отделение скорой помощи в Аутер-Бенкс, – говорила Оливия. – Кто бы ни стал заведующим отделением в Килл-Девил-Хиллз, он должен работать в этом направлении.
В своем хирургическом костюме Оливия была просто очаровательна и выглядела очень сексуально, ее голос звучал бодро и она сама задавала тон в интервью. Именно этот репортаж и вдохновил Пола написать стихотворение о ней – как давно он этого не делал – которое, по дороге на собрание комитета, он оставил в ее почтовом ящике.
Сейчас, на кухне Алека, у него было такое ощущение, как будто все это с ним уже происходило. Алек раскладывал в плетеные вазочки соленое печенье и поп-корн, а Пол разливал вино в бокалы на подносе. Только на этот раз он специально избегал смотреть на голубую лошадку «клуазоне» на полке перед его глазами.
Он взглянул на Алека:
– Оливия упоминала, что несколько недель назад вы ездили в Норфорк для организации публичных выступлений.
– Да, – Алек доставал салфетки с полки над раковиной. – Она прекрасно справилась со своей задачей.
– Спасибо за то, что вы написали письмо в «Газетт», – сказал Пол. – Оно многое изменило для Оливии.
– Это самое меньшее, что я мог сделать.
Пол наклонил бутылку над очередным бокалом.
– Я знаю, что последние несколько месяцев были кошмаром для Оливии, – сказал он, – я не слишком помогал ей. Мне придется многое наверстать.
Алек было направился в гостиную с вазочками и салфетками, но теперь остановился, и его губы медленно растянулись в улыбке.
– Заботьтесь о ней получше, хорошо? – Он перевел взгляд за спину Пола, и Пол, обернувшись, в дверном проеме между кухней и кабинетом увидел девочку. – Это моя дочь Лейси, – сказал Алек. – Лейси, это Пол Маселли, муж доктора Саймон. – И Алек вышел из кухни.
Пол улыбнулся девочке. Высокая, с гладкой кожей и голубыми глазами Энни, она взяла горсть соленого печенья из пакета, лежавшего на кухонном столе, и посмотрела на Пола. Ее волосы были наполовину черными, наполовину рыжими.
– Так это вы неправильно указали мой возраст, – она прислонилась к шкафчику.
– Что ты имеешь в виду? – Пол поставил бутылку. Ее волосы выглядели совершенно нелепо.
– В той статье о моей маме в «Сискейп». Вы написали, что мне двенадцать, а на самом деле мне было тринадцать. А сейчас мне четырнадцать.
Пол нахмурился:
– Могу поклясться, твоя мама сказала, что тебе именно двенадцать.
Она запихнула в рот несколько кусочков печенья.
– На моем месте каждый был бы недоволен, – сказала она с набитым ртом, – я имею в виду, насчет двенадцати лет. – Она кинула на него недовольный взгляд и проскользнула мимо. – Я ухожу, папа, – крикнула она в гостиную и исчезла через заднюю дверь.
Пол оцепенело смотрел ей вслед. Он мог бы поклясться на стопке витражей Энни, что своими ушами слышал, как она сказала, что ее дочери двенадцать.
В течение всего собрания он не находил себе места. Алек рассказывал о том, как продвигаются работы по перемещению маяка. Он говорил, что уже кладут рельсы, и строительная площадка кишит инженерами и топографами.
Пол слушал краем уха. Матери не ошибаются, когда дело касается возраста их детей. Разбуди его собственную мать среди ночи, и она без запинки отбарабанила бы возраст всех шестерых своих детей. Существует лишь одна причина, которая могла заставить Энни неправильно назвать возраст Лейси.
Едва собрание закончилось, он поблагодарил Алека и почти бегом устремился к своей машине. Домой он ехал в полном трансе, и, добравшись до своего коттеджа, тут же принялся рыться в коробке с кассетами. Раскопав три кассеты с интервью Энни, он вместе с диктофоном принес их в спальню, сел на кровать и стал лихорадочно прокручивать их до тех пор, пока не нашел ту, которую искал. С глубоким вздохом он прислонился к стене и нажал кнопку воспроизведения.
Из динамика донесся звон столовых приборов, с соседнего столика в «Си Терн», а затем его голос.
– Расскажи мне о своих детях.
По нервам полоснул голос Энни. Как давно он не слышал его – хрипловатый и здесь слегка запинающийся. Сейчас ему казалось, что он понимает, почему она говорила так медленно и осторожно.
– Ну… что бы ты хотел услышать?
– Все, – сказал он. – Полагаю, ты не назвала их Роза и Гвидо?
Пол поморщился, услышав, как прозвучал этот вопрос, и вспоминая ее свирепый взгляд.
– Ты обещал не… – сказала Энни, и он быстро прервал ее.
– Извини. Хорошо. Клей и…
– Лейси.
– Лейси. Сколько им лет?
– Клею – семнадцать, а Лейси двадцатого числа будет двенадцать.
Пол отмотал пленку назад:
– …двадцатого числа будет двенадцать.
Он выключил диктофон и закрыл глаза. Лишь одна причина могла заставить ее соврать. Пол думал о девочке на кухне Алека – девочке с глазами Энни и рыжими волосами Энни, пробивающимися из-под крашеных черных. И начав об этом думать, он уже не мог остановиться.
* * *
Степень магистра в области журналистики он получил в двадцать четыре года. Внезапно он представил себе свое будущее и увидел в нем пробел, который мог заполнить только один человек. Он не видел Энни больше четырех лет, с тех пор, как она оставила его в Бостонском колледже, одна отправившись в путешествие по побережью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116