Ахмар готов был любить сына Розалан, как своего собственного.
Закончив петь, Агава удивленно посмотрела на Розалан.
– Никогда раньше не видела я таких маленьких детей, – робко призналась девочка. – Он некрасив… похож на только что вылупившегося птенца без перьев.
Розалан, смеясь в душе, притворилась рассерженной.
– Как это? Что ты говоришь? Мой ребенок некрасив? Да, сейчас он выглядит так, словно слишком долго его держали на солнце, но скоро наверняка изменится и когда-нибудь непременно станет великим человеком. Я знаю это так же хорошо, как и то, что ты стоишь со мной рядом. Великим человеком! Мой сын будет вершить дела честно и справедливо, и в сердце его станут жить доброта и сострадание к людям.
– Как у Менгиса, – улыбнулась Агава. – Твой сын будет таким, как Менгис?
Розалан улыбнулась.
– Да, как Менгис… и как тот человек, что стоит сейчас за дверью и подслушивает нас. Иди сюда, Ахмар! Посмотри, не кажется ли тебе, что щечки малыша со вчерашнего дня несколько пополнели? Его кожа уже не столь красна. Как мирно он спит! Должно быть, ему понравилась песенка Агавы.
Ахмар наклонился, чтобы взглянуть на ребенка, и в его глазах засветилась любовь. Он обнял Розалан и Агаву.
– Да, с такими воспитательницами это дитя непременно со временем станет великим человеком, – торжественно провозгласил он.
В глазах Розалан блеснули слезы. Агава смущенно поеживалась в кольце сильных рук. Ей понравились эти люди, и она правильно поступила, решив остаться и подождать возвращения Менгиса. Обратно в Аламут девочке не хотелось: теперь же там не было ее доброго господина и друга.
* * *
Над равниной сияло яркое солнце. Белый арабский скакун Валентины мчал Менгиса стрелой.
* * *
Пока Ричард Львиное Сердце упивался победой, а Саладин в своем шатре обдумывал условия заключения мира, Паксон разыскивал в городе Валентину. Его люди пытались что-либо выведать о ней в лагере христиан, но узнать им ничего не удалось, пленница исчезла, словно сквозь землю провалилась! Если бежать ей помогли федаины, то, понимал Паксон, поиски безнадежны, но все же он не собирался сдаваться.
Стражники рассказали ему, к какому обману прибегла Валентина, чтобы выбраться из сихары. Они сказали – это именно она открыла ворота, чтобы впустить в Яффу Ричарда Львиное Сердце. Где же эта женщина теперь может быть? Если б она находилась сейчас в лагере христиан, это стало б известно его людям. Английский король тогда не отпускал бы ее от себя, воздавая должное за храбрость и находчивость.
Нет, среди христиан ее не найти. Но где же тогда Валентина?
Внезапно султан вспомнил о Напуре. Рамиф! Она, должно быть, захотела вернуться к своему глубоко почитаемому кади! Паксон немедленно приказал привести ему коня и, выехав из города, направился на юг.
* * *
Верхом на коне Валентина обогнула лагерь мусульман и выехала на равнину. Скорее в Напур, к могиле Рамифа! Добрый человек и достойный правитель заслужил почести перезахоронения, и народ, скорбя об усопшем, должен его оплакать. Убитый Мохабом Хомед уже ни для кого не представляет никакой угрозы. А вскоре окажется подписанным договор о мире между мусульманами и христианами, и тогда Саладин позаботится о Напуре.
Позади Валентины оставалась Яффа – прекрасный некогда город, превращенный войной в развалины. Сколько же погибло в битвах и мусульман, и христиан! В глубине души девушка даже сама не знала, о ком скорбела больше.
Небо на востоке посветлело, и вдали показался город. Оглянувшись, Валентина заметила настигавшего ее всадника. Паксон! Она огляделась, но укрыться было негде. Неужели ей уготована участь снова стать пленницей султана Джакарда? И никакой надежды!
Паксон заметил, что Валентина оглянулась. Она его узнала, он был уверен. Почему же эта странная женщина не помчалась стрелой, а, наоборот, остановилась, поджидая его? Дух борьбы ее покинул, и она готова смириться с неизбежным?
Султан приближался. Валентина, собрав все свое мужество, ждала. Всю жизнь, казалось, ей приходилось чего-то ждать!
Паксон старался держать себя в руках, но лицо его почернело от гнева.
– Ты верно поступила, подождав меня, – тихо сказал он, но голос выдавал ярость. – Я бы все равно последовал за тобой хоть на край света!
Валентина кивнула: нельзя ускользнуть от неизбежного.
– Я знала, что ты явишься за мной, – прошептала она. – Ты моя смерть. От тебя не скрыться.
Сарацин внимательно вглядывался девушке в лицо, но оно оставалось непроницаемо.
Короткий путь в Яффу показался им обоим вечностью. Молчание пленницы сводило Паксона с ума. Хоть что-нибудь сказала бы! Пока еще жива! Подобный взгляд он видел на лицах людей перед боем: пугающая решимость, примирение с неизбежностью и судьбой. Мужчины с таким взглядом храбро сражались и отважно встречали смерть. Они всегда погибали. Никто из тех, у кого перед боем становился подобным взгляд, не возвращался живым… А может… эта женщина затевает какую-то новую хитрость? Обман – ее вторая натура!
Добравшись до Яффы, Паксон спешился и помог Валентине спуститься с коня, с трудом подавив желание прижать ее к себе и вкусить сладость поцелуя этой женщины. Его глаза искали ее взгляда, но Валентина упорно отводила глаза, она, безусловно, ждала смерти, но… чьей: его или своей?
В предрассветные часы город оставался спокойным. Никто не вышел, чтобы заняться их лошадьми, и султану пришлось самому отвести жеребцов к желобу для стока воды, чтобы напоить уставших животных.
– Жди меня здесь, – приказал он Валентине, хорошо понимая, что она и не попытается бежать.
Он услышал ее легкие шаги и, обернувшись, увидел, что пленница поднимается по каменным ступеням, ведущим на площадку боковой башни, откуда виден внутренний двор. Сейчас в подвальных помещениях не содержались захваченные в боях христиане, но во дворе еще оставались страшные следы казней. В колоду, где столько голов отсекалось от тела, впиталась кровь. На копьях с насаженными головами сохранились лишь голые черепа, так хорошо потрудились стервятники. Орудия пыток и заржавленные наручники висели на каменных стенах. А в центре двора стоял крест.
Но если Паксон надеялся, что Валентина испугается и забьется в истерике, то он здорово просчитался. Его надежды не оправдались: и при виде всех этих ужасов пленница отказывалась просить у него пощады. И никогда она ни о чем его не попросит! Султану приходилось выбирать между жаждой возмездия и желанием обладать этой женщиной.
Ярость с новой силой вскипела в его душе, когда он понял, что собирается сделать Валентина. Три дня назад, когда мусульманские войска обрушились на Яффу, флаг христиан был сорван. Теперь же, спустив развевавшийся над городом желто-черный флаг войск Саладина, она собиралась поднять штандарт Ричарда Львиное Сердце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Закончив петь, Агава удивленно посмотрела на Розалан.
– Никогда раньше не видела я таких маленьких детей, – робко призналась девочка. – Он некрасив… похож на только что вылупившегося птенца без перьев.
Розалан, смеясь в душе, притворилась рассерженной.
– Как это? Что ты говоришь? Мой ребенок некрасив? Да, сейчас он выглядит так, словно слишком долго его держали на солнце, но скоро наверняка изменится и когда-нибудь непременно станет великим человеком. Я знаю это так же хорошо, как и то, что ты стоишь со мной рядом. Великим человеком! Мой сын будет вершить дела честно и справедливо, и в сердце его станут жить доброта и сострадание к людям.
– Как у Менгиса, – улыбнулась Агава. – Твой сын будет таким, как Менгис?
Розалан улыбнулась.
– Да, как Менгис… и как тот человек, что стоит сейчас за дверью и подслушивает нас. Иди сюда, Ахмар! Посмотри, не кажется ли тебе, что щечки малыша со вчерашнего дня несколько пополнели? Его кожа уже не столь красна. Как мирно он спит! Должно быть, ему понравилась песенка Агавы.
Ахмар наклонился, чтобы взглянуть на ребенка, и в его глазах засветилась любовь. Он обнял Розалан и Агаву.
– Да, с такими воспитательницами это дитя непременно со временем станет великим человеком, – торжественно провозгласил он.
В глазах Розалан блеснули слезы. Агава смущенно поеживалась в кольце сильных рук. Ей понравились эти люди, и она правильно поступила, решив остаться и подождать возвращения Менгиса. Обратно в Аламут девочке не хотелось: теперь же там не было ее доброго господина и друга.
* * *
Над равниной сияло яркое солнце. Белый арабский скакун Валентины мчал Менгиса стрелой.
* * *
Пока Ричард Львиное Сердце упивался победой, а Саладин в своем шатре обдумывал условия заключения мира, Паксон разыскивал в городе Валентину. Его люди пытались что-либо выведать о ней в лагере христиан, но узнать им ничего не удалось, пленница исчезла, словно сквозь землю провалилась! Если бежать ей помогли федаины, то, понимал Паксон, поиски безнадежны, но все же он не собирался сдаваться.
Стражники рассказали ему, к какому обману прибегла Валентина, чтобы выбраться из сихары. Они сказали – это именно она открыла ворота, чтобы впустить в Яффу Ричарда Львиное Сердце. Где же эта женщина теперь может быть? Если б она находилась сейчас в лагере христиан, это стало б известно его людям. Английский король тогда не отпускал бы ее от себя, воздавая должное за храбрость и находчивость.
Нет, среди христиан ее не найти. Но где же тогда Валентина?
Внезапно султан вспомнил о Напуре. Рамиф! Она, должно быть, захотела вернуться к своему глубоко почитаемому кади! Паксон немедленно приказал привести ему коня и, выехав из города, направился на юг.
* * *
Верхом на коне Валентина обогнула лагерь мусульман и выехала на равнину. Скорее в Напур, к могиле Рамифа! Добрый человек и достойный правитель заслужил почести перезахоронения, и народ, скорбя об усопшем, должен его оплакать. Убитый Мохабом Хомед уже ни для кого не представляет никакой угрозы. А вскоре окажется подписанным договор о мире между мусульманами и христианами, и тогда Саладин позаботится о Напуре.
Позади Валентины оставалась Яффа – прекрасный некогда город, превращенный войной в развалины. Сколько же погибло в битвах и мусульман, и христиан! В глубине души девушка даже сама не знала, о ком скорбела больше.
Небо на востоке посветлело, и вдали показался город. Оглянувшись, Валентина заметила настигавшего ее всадника. Паксон! Она огляделась, но укрыться было негде. Неужели ей уготована участь снова стать пленницей султана Джакарда? И никакой надежды!
Паксон заметил, что Валентина оглянулась. Она его узнала, он был уверен. Почему же эта странная женщина не помчалась стрелой, а, наоборот, остановилась, поджидая его? Дух борьбы ее покинул, и она готова смириться с неизбежным?
Султан приближался. Валентина, собрав все свое мужество, ждала. Всю жизнь, казалось, ей приходилось чего-то ждать!
Паксон старался держать себя в руках, но лицо его почернело от гнева.
– Ты верно поступила, подождав меня, – тихо сказал он, но голос выдавал ярость. – Я бы все равно последовал за тобой хоть на край света!
Валентина кивнула: нельзя ускользнуть от неизбежного.
– Я знала, что ты явишься за мной, – прошептала она. – Ты моя смерть. От тебя не скрыться.
Сарацин внимательно вглядывался девушке в лицо, но оно оставалось непроницаемо.
Короткий путь в Яффу показался им обоим вечностью. Молчание пленницы сводило Паксона с ума. Хоть что-нибудь сказала бы! Пока еще жива! Подобный взгляд он видел на лицах людей перед боем: пугающая решимость, примирение с неизбежностью и судьбой. Мужчины с таким взглядом храбро сражались и отважно встречали смерть. Они всегда погибали. Никто из тех, у кого перед боем становился подобным взгляд, не возвращался живым… А может… эта женщина затевает какую-то новую хитрость? Обман – ее вторая натура!
Добравшись до Яффы, Паксон спешился и помог Валентине спуститься с коня, с трудом подавив желание прижать ее к себе и вкусить сладость поцелуя этой женщины. Его глаза искали ее взгляда, но Валентина упорно отводила глаза, она, безусловно, ждала смерти, но… чьей: его или своей?
В предрассветные часы город оставался спокойным. Никто не вышел, чтобы заняться их лошадьми, и султану пришлось самому отвести жеребцов к желобу для стока воды, чтобы напоить уставших животных.
– Жди меня здесь, – приказал он Валентине, хорошо понимая, что она и не попытается бежать.
Он услышал ее легкие шаги и, обернувшись, увидел, что пленница поднимается по каменным ступеням, ведущим на площадку боковой башни, откуда виден внутренний двор. Сейчас в подвальных помещениях не содержались захваченные в боях христиане, но во дворе еще оставались страшные следы казней. В колоду, где столько голов отсекалось от тела, впиталась кровь. На копьях с насаженными головами сохранились лишь голые черепа, так хорошо потрудились стервятники. Орудия пыток и заржавленные наручники висели на каменных стенах. А в центре двора стоял крест.
Но если Паксон надеялся, что Валентина испугается и забьется в истерике, то он здорово просчитался. Его надежды не оправдались: и при виде всех этих ужасов пленница отказывалась просить у него пощады. И никогда она ни о чем его не попросит! Султану приходилось выбирать между жаждой возмездия и желанием обладать этой женщиной.
Ярость с новой силой вскипела в его душе, когда он понял, что собирается сделать Валентина. Три дня назад, когда мусульманские войска обрушились на Яффу, флаг христиан был сорван. Теперь же, спустив развевавшийся над городом желто-черный флаг войск Саладина, она собиралась поднять штандарт Ричарда Львиное Сердце!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126