И почему она выходит за Паксона, если любит его, Менгиса? Потому что в этом случае султан Джакарда не убьет своего брата? Да, именно это явствовало из беседы. Теперь оставалось только понять, почему же Паксон возжелал убить его.
«Валентина ему не доверяет», – размышлял Менгис, опускаясь на низкий диван. Слова знахарки снова пришли ему на ум: «Рану нанес тебе брат». Почему же Паксон задумал его убить?
* * *
Дворец гудел от приготовлений к свадебным торжествам. Валентина старалась не попадаться Паксону на глаза и не могла смотреть на двоих братьев, когда они были вместе. Глаза ее останавливались на Менгисе и наполнялись слезами. Ей приходилось призывать на помощь всю свою волю, чтобы побороть желание дотронуться до него. В глазах девушки металась тревога, щеки впали, она едва прикасалась к блюдам, подаваемым ей за столом. В своих покоях, расхаживая по комнате, она непрестанно молилась, чтобы к Менгису вернулась память.
За два дня до свадьбы Валентина стояла на балконе и смотрела, как братья отправляются на охоту. Она с трудом заглушала рвущиеся из груди слова – ей так хотелось их выкрикнуть!
Ехали Паксон и Менгис молча, каждый был занят своими мыслями. Остановились они, поджидая дикого фазана, и Менгис, не выдержав, спросил, каковы же причины печального вида невесты, но брат уклонился от ответа.
С того самого дня, как услышал Менгис в первый вечер своего возвращения в Джакард странный разговор, долгое время раздумывал он, что же все это значило, и глядя в глаза Валентины, полные слез, чувствовал себя все более растерянным и несчастным. Менгис не радовался приближающейся свадьбе брата, сам не понимая, почему.
Фазан взлетел у них над головами. Охотники вскинули луки.
– Птица моя! Я первым ее заприметил, – крикнул Паксон и выстрелил.
Менгис прикрыл глаза. «Моя… моя… моя…» Фазан упал на землю.
– Какая красотка эта птичка! И я ее подстрелил! Она моя, Менгис!
«Моя… моя… моя…» Дыхание Менгиса стало прерывистым, сердце бешено застучало в груди. Паксон, заметив, что брат прикрыл глаза, рассмеялся:
– Ты никогда не мог вынести вида мертвой птицы! Не беспокойся, брат, она моя!
В ослепительной вспышке сознания Менгис увидел самого себя в Аламуте, и Валентина стояла с ним рядом, а Паксон смотрел на них злобным взглядом. «Она моя!.. моя!.. моя!..» «Уходи, брат, и оставь меня с тем, что принадлежит мне… мне… мне…»
Когда Менгис снова открыл глаза, они были холодными и непроницаемыми.
– Эта птица пока твоя, но вскоре, когда ты проглотишь ее, приправленную специями, у тебя ничего не останется, – спокойно произнес он.
Паксон резко вскинул голову и мрачно взглянул на Менгиса.
– И что ты хотел сказать этим?
– Понимай, как хочешь, – небрежно бросил Менгис. – Час поздний, пора возвращаться.
ГЛАВА 33
На ужин в тот вечер им подали фазана, убитого Паксоном. Султан хохотал, рассказывая, как прикрывал глаза Менгис, когда он целился в птицу.
Валентина посмотрела на Паксона и холодно произнесла:
– А некоторые люди безумно любят диких животных и ни за какое золото мира не согласились бы их убить.
Она посмотрела на Менгиса, умоляя вспомнить прирученных им ланей. Он встретился с нею взглядом, глубоко заглянув в ее прекрасные глаза.
– Однажды у меня была лань, которую я звал Агавой, – спокойно произнес он. – Ты помнишь, Пакс?
– Нет, – коротко ответил ему брат.
Глаза султана бегали от Валентины к Менгису и снова возвращались к Валентине.
– Ты всегда окружал себя животными, и всех упомнить просто невозможно, – заметил Паксон.
Менгис пожал плечами.
– Я думал, ты вспомнишь. Впрочем, это теперь уже не имеет значения.
Кровь побежала быстрее по жилам Валентины. Она опустила глаза, опасаясь, что Паксон прочтет по ее взору то, что сейчас ей нужно скрыть. Менгис вспомнил! Он все вспомнил! Не в силах сдерживать свою радость, Валентина подняла глаза и тихо сказала:
– Лань по имени Агава? Никогда не слышала ничего более прекрасного!
Менгис улыбнулся, чтобы показать, что он понял намек, и встал из-за стола. Попросив извинения и сославшись на усталость, он покинул обеденный зал. Паксон проводил его враждебным взглядом.
Валентина поспешила вновь опустить глаза, на этот раз, чтобы Паксон не уловил волну ненависти, исходившую от нее. Она не сомневалась: он убьет Менгиса в день свадьбы, когда тот уснет. Султан Джакарда хотел насладиться своим торжеством, заставив брата присутствовать на свадьбе, и для него не имело значения, вспомнит ли Менгис прошлое или нет. Победа за ним – Валентину берет в жены он, а не брат-соперник!
* * *
Валентина стояла на балконе, слезы струились по ее щекам, сердце трепетало. Она смотрела, как Менгис пробирается по парапету с одного балкона на другой и спускается в огороженный сад, чтобы затем проникнуть в ее комнату. Девушка молилась, чтобы луна подольше оставалась за облаками. Еще мгновение – и возлюбленный окажется в ее объятиях!
Менгис бросился к ней и прижал Валентину к груди, заключив лицо в ладони и прильнув к губам в нежном поцелуе, а когда отпустил, то с глубокой любовью заглянул в сапфировые глаза.
– Никогда я не забывал тебя, – прошептал он. – Ты жила в моем сердце всегда, память таила прошлое в глубинах моего разума. Ты – моя жизнь, и без тебя мое существование теряет всякий смысл. Но поговорим позже. Сейчас нам нужно как можно скорее ускользнуть из Джакарда. Паксон спит, за ужином он выпил, пожалуй, слишком много вина. По крайней мере, часа четыре нас никто не хватится.
Валентина смотрела, как плетет Менгис из тяжелых занавесок прочную веревку, сообщая как бы между делом:
– Есть у меня для тебя весточка от Ахмара и Розалан. Твоя подруга родила сына. Они им очень гордятся. Агаву я оставил в Напуре. Она умеет петь чудные песенки новорожденным.
Валентина улыбнулась.
Пробежав через сад, они очутились у высокой стены.
– Поднимайся на стену первой. Я за тобой. Не шуми, – сказал Менгис, – иначе никто из нас не останется в живых, а разве тебе не хотелось бы взглянуть на малыша Розалан?
Благополучно перебравшись через стену, они побежали к конюшням, прячась в тени деревьев. Менгис вывел двух коней: вороного скакуна и белого арабского жеребца.
– Белое и черное – превосходное сочетание, – прошептал он. – Обе эти лошади быстрее ветра. Они без седла. Нам с тобой придется вначале ехать шагом, чтобы не было слышно стука копыт, но затем придется скакать как можно быстрее, останавливаясь только для того, чтобы попить. Ты выдержишь?
– Я все смогу выдержать, когда ты рядом со мной.
Менгис прижал Валентину к себе, помогая взобраться на белого коня. Пустыня простиралась перед ними огромным нетронутым полотном.
– Куда же мы едем? – спросила Валентина. – Хотя, впрочем, мне все равно – куда, – добавила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
«Валентина ему не доверяет», – размышлял Менгис, опускаясь на низкий диван. Слова знахарки снова пришли ему на ум: «Рану нанес тебе брат». Почему же Паксон задумал его убить?
* * *
Дворец гудел от приготовлений к свадебным торжествам. Валентина старалась не попадаться Паксону на глаза и не могла смотреть на двоих братьев, когда они были вместе. Глаза ее останавливались на Менгисе и наполнялись слезами. Ей приходилось призывать на помощь всю свою волю, чтобы побороть желание дотронуться до него. В глазах девушки металась тревога, щеки впали, она едва прикасалась к блюдам, подаваемым ей за столом. В своих покоях, расхаживая по комнате, она непрестанно молилась, чтобы к Менгису вернулась память.
За два дня до свадьбы Валентина стояла на балконе и смотрела, как братья отправляются на охоту. Она с трудом заглушала рвущиеся из груди слова – ей так хотелось их выкрикнуть!
Ехали Паксон и Менгис молча, каждый был занят своими мыслями. Остановились они, поджидая дикого фазана, и Менгис, не выдержав, спросил, каковы же причины печального вида невесты, но брат уклонился от ответа.
С того самого дня, как услышал Менгис в первый вечер своего возвращения в Джакард странный разговор, долгое время раздумывал он, что же все это значило, и глядя в глаза Валентины, полные слез, чувствовал себя все более растерянным и несчастным. Менгис не радовался приближающейся свадьбе брата, сам не понимая, почему.
Фазан взлетел у них над головами. Охотники вскинули луки.
– Птица моя! Я первым ее заприметил, – крикнул Паксон и выстрелил.
Менгис прикрыл глаза. «Моя… моя… моя…» Фазан упал на землю.
– Какая красотка эта птичка! И я ее подстрелил! Она моя, Менгис!
«Моя… моя… моя…» Дыхание Менгиса стало прерывистым, сердце бешено застучало в груди. Паксон, заметив, что брат прикрыл глаза, рассмеялся:
– Ты никогда не мог вынести вида мертвой птицы! Не беспокойся, брат, она моя!
В ослепительной вспышке сознания Менгис увидел самого себя в Аламуте, и Валентина стояла с ним рядом, а Паксон смотрел на них злобным взглядом. «Она моя!.. моя!.. моя!..» «Уходи, брат, и оставь меня с тем, что принадлежит мне… мне… мне…»
Когда Менгис снова открыл глаза, они были холодными и непроницаемыми.
– Эта птица пока твоя, но вскоре, когда ты проглотишь ее, приправленную специями, у тебя ничего не останется, – спокойно произнес он.
Паксон резко вскинул голову и мрачно взглянул на Менгиса.
– И что ты хотел сказать этим?
– Понимай, как хочешь, – небрежно бросил Менгис. – Час поздний, пора возвращаться.
ГЛАВА 33
На ужин в тот вечер им подали фазана, убитого Паксоном. Султан хохотал, рассказывая, как прикрывал глаза Менгис, когда он целился в птицу.
Валентина посмотрела на Паксона и холодно произнесла:
– А некоторые люди безумно любят диких животных и ни за какое золото мира не согласились бы их убить.
Она посмотрела на Менгиса, умоляя вспомнить прирученных им ланей. Он встретился с нею взглядом, глубоко заглянув в ее прекрасные глаза.
– Однажды у меня была лань, которую я звал Агавой, – спокойно произнес он. – Ты помнишь, Пакс?
– Нет, – коротко ответил ему брат.
Глаза султана бегали от Валентины к Менгису и снова возвращались к Валентине.
– Ты всегда окружал себя животными, и всех упомнить просто невозможно, – заметил Паксон.
Менгис пожал плечами.
– Я думал, ты вспомнишь. Впрочем, это теперь уже не имеет значения.
Кровь побежала быстрее по жилам Валентины. Она опустила глаза, опасаясь, что Паксон прочтет по ее взору то, что сейчас ей нужно скрыть. Менгис вспомнил! Он все вспомнил! Не в силах сдерживать свою радость, Валентина подняла глаза и тихо сказала:
– Лань по имени Агава? Никогда не слышала ничего более прекрасного!
Менгис улыбнулся, чтобы показать, что он понял намек, и встал из-за стола. Попросив извинения и сославшись на усталость, он покинул обеденный зал. Паксон проводил его враждебным взглядом.
Валентина поспешила вновь опустить глаза, на этот раз, чтобы Паксон не уловил волну ненависти, исходившую от нее. Она не сомневалась: он убьет Менгиса в день свадьбы, когда тот уснет. Султан Джакарда хотел насладиться своим торжеством, заставив брата присутствовать на свадьбе, и для него не имело значения, вспомнит ли Менгис прошлое или нет. Победа за ним – Валентину берет в жены он, а не брат-соперник!
* * *
Валентина стояла на балконе, слезы струились по ее щекам, сердце трепетало. Она смотрела, как Менгис пробирается по парапету с одного балкона на другой и спускается в огороженный сад, чтобы затем проникнуть в ее комнату. Девушка молилась, чтобы луна подольше оставалась за облаками. Еще мгновение – и возлюбленный окажется в ее объятиях!
Менгис бросился к ней и прижал Валентину к груди, заключив лицо в ладони и прильнув к губам в нежном поцелуе, а когда отпустил, то с глубокой любовью заглянул в сапфировые глаза.
– Никогда я не забывал тебя, – прошептал он. – Ты жила в моем сердце всегда, память таила прошлое в глубинах моего разума. Ты – моя жизнь, и без тебя мое существование теряет всякий смысл. Но поговорим позже. Сейчас нам нужно как можно скорее ускользнуть из Джакарда. Паксон спит, за ужином он выпил, пожалуй, слишком много вина. По крайней мере, часа четыре нас никто не хватится.
Валентина смотрела, как плетет Менгис из тяжелых занавесок прочную веревку, сообщая как бы между делом:
– Есть у меня для тебя весточка от Ахмара и Розалан. Твоя подруга родила сына. Они им очень гордятся. Агаву я оставил в Напуре. Она умеет петь чудные песенки новорожденным.
Валентина улыбнулась.
Пробежав через сад, они очутились у высокой стены.
– Поднимайся на стену первой. Я за тобой. Не шуми, – сказал Менгис, – иначе никто из нас не останется в живых, а разве тебе не хотелось бы взглянуть на малыша Розалан?
Благополучно перебравшись через стену, они побежали к конюшням, прячась в тени деревьев. Менгис вывел двух коней: вороного скакуна и белого арабского жеребца.
– Белое и черное – превосходное сочетание, – прошептал он. – Обе эти лошади быстрее ветра. Они без седла. Нам с тобой придется вначале ехать шагом, чтобы не было слышно стука копыт, но затем придется скакать как можно быстрее, останавливаясь только для того, чтобы попить. Ты выдержишь?
– Я все смогу выдержать, когда ты рядом со мной.
Менгис прижал Валентину к себе, помогая взобраться на белого коня. Пустыня простиралась перед ними огромным нетронутым полотном.
– Куда же мы едем? – спросила Валентина. – Хотя, впрочем, мне все равно – куда, – добавила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126