Мештуб последовал его примеру.
– Иногда мне кажется, мать и зачала, и родила меня в седле, – пожаловался Мештуб. – Почему бы нам не остаться и не посмотреть на торги, отдохнув тем временем от верховой езды? Нас ждут еще, по меньшей мере, три дня хорошей скачки, и после отъезда из Дамаска никаких развлечений не предвидится!
Паксон бросил на друга мрачный взгляд и слегка сжал пятками бока своего коня.
– Но нет же здесь никаких развлечений! Все, разинув рты, таращатся на торги! Поехали, Мештуб! А свои жалобы ты лучше излей глухому!
– Но и глухому, изливая свои жалобы, я скажу, что лучше тебе перестать вовлекать меня во все те опасные дела, которые ты по своей воле возлагаешь на себя! Я слишком молод, чтобы умирать! Какой червь тебя точит, Пакс? Со времени твоей последней встречи с английской королевой тебе словно досаждает какой-то невыносимый зуд!
Не обращая внимания на замечание друга, Паксон глянул в другой конец площади, где происходили оживленные торги.
– Взгляни на этих бедняг! Им остается только уповать на милость Аллаха, и неизвестно, что ждет их в будущем.
Мештуб кивнул, соглашаясь.
– Надьяр говорил, там продается темноволосая черкешенка, настолько прекрасная, что глазам больно от сияния ее красоты. Почему бы нам с тобой не присоединиться к толпе и не взглянуть на красавицу?
– Нет, – твердо заявил Паксон. – Если ты готов ехать, давай поскорее тронемся в путь, пока твое тучное тело не расползлось окончательно от жары.
– Езжай, Паксон! Я тебя догоню. Смотри! Вон она! Даже отсюда видно, что Надьяр не солгал!
Паксон равнодушно глянул в сторону помоста, но проходившая мимо цепочка верблюдов, нагруженных товарами, заслонила от него место торгов.
– Если хочешь, оставайся, Мештуб! Я не стану торопиться и подожду тебя за воротами.
Мештуб взмахнул рукой, давая понять, что все понял. Его взгляд был прикован к помосту.
Паксон отправился дальше, прокладывая себе дорогу в городской толпе. Несколько минут спустя Мештуб присоединился к нему, задыхаясь от волнения.
– Пакс, ты слышал, что о ней говорят люди?
– О ком?
– О черкешенке! – воскликнул Мештуб, рассерженный безразличием друга.
– Что же о ней говорят? Знаю, ты будешь меня доводить, пока я тебя не выслушаю!
– Она прекрасна! Кожа у нее белая и безупречная, груди подобны бутонам жасмина, тело стройное и гибкое, нежное и чистое…
– Ты сам все это рассмотрел? – насмешливо спросил Паксон. – Или принимаешь на веру слова лживого торговца? Как часто я видел тебя обманутым, друг мой! Вспомни тот ковер, что ты купил в Иерусалиме! Никогда не забуду, насколько глупо ты выглядел, сидя на этом ковре и приказывая ему лететь! – Паксон запрокинул голову и разразился смехом.
Лицо Мештуба омрачилось воспоминанием о перенесенном унижении.
– Откуда мне было то знать? Я и раньше слышал сказки о летающих коврах…
– Все мы время от времени оказываемся в дураках, Мештуб! Прости мне мою дерзость, но я никогда не забуду, какой у тебя был вид, когда ты наконец, скрепя сердце, признал, что тебя обманули, – Паксон снова разразился смехом.
– На этот раз я не обманулся! – возразил Мештуб. – Я сам ее видел!
– Кого?
– Черкешенку! Сколько раз тебе говорить? Хочешь услышать, что она сделала, или предпочитаешь, чтобы тебе рассказал об этом кто-нибудь другой?
– Хорошо, расскажи мне ты, не то еще лопнешь.
Попридержав коня, чтобы поравняться с Паксоном, Мештуб начал свой рассказ, и глаза его при этом возбужденно заблестели.
– Она сражалась, как тигрица! Схватила кинжал у торговца, и в глазах ее все увидели смерть! Трое мужчин едва удерживали черкешенку! Никогда не доводилось мне видеть женщину, которая с таким упорством защищала бы свою честь! Жаль мне того беднягу, что станет ее хозяином!
Мештуб продолжал пересказывать свои впечатления, всячески приукрашивая увиденное, а мысли Паксона необъяснимым образом обратились к Валентине. «Защищала свою честь…» – сказал Мештуб. Паксон мог представить себе только лишь одну женщину, способную так сражаться, защищая свою честь, и из глубин его души всплыл образ придворной дамы английской королевы.
«Глупец! – выругал он себя. – Только у мужчин есть подлинная честь, а женщины всего лишь обязаны почитать мужчин».
ГЛАВА 10
Путешествие в Напур оказалось долгим и утомительным. Караван продвигался неспешно, лагерь разбивали ближе к ночи и пускались в путь вскоре после рассвета, стараясь пройти как можно больше, прежде чем зной начнет жечь равнины.
Валентина ехала вместе с Розалан под охраной евнухов. Устроенный на спине верблюда навес, похожий по форме на беседку, надежно защищал от солнца. Водой женщин снабжали в достаточном количестве, и дважды во время привалов им позволяли омыть себе тело и насладиться прохладой оазисов после жаркого дня.
Обращались с ними по-королевски, и когда Валентина поделилась своим впечатлением с Розалан, бедуинка лишь удивленно на нее вскинула глаза.
– Разумеется! – воскликнула она. – С нами и должны теперь обращаться по-королевски! Мы же стали членами семьи владыки! Мы с тобой принадлежим эмиру, вот к нам и относятся соответствующим образом. Как ты этого не понимаешь, Валентина?
Придворная дама Беренгарии рассердилась:
– Мне не впервой быть приближенной особой королевской семьи, – резко ответила она, продолжая омовение.
Розалан пожалела о своем поспешном замечании, но гордость не позволила ей это признать. Ответ Валентины напомнил бедуинке, что они не равны по происхождению, и сознавать это было той неприятно.
– Я молю Аллаха, чтобы в семье Рамифа с тобой не обращались так жестоко, как при дворе английской королевы, – бросила Розалан.
Спина Валентины внезапно словно одеревенела. Она медленно повернулась, чтобы взглянуть на подругу, ее лицо потемнело от гнева.
– По крайней мере, при дворе английской королевы меня не принуждали ложиться в одну постель с нечестивыми дикарями! Порка мне больше по нраву, чем прикосновения липких рук и нечистое дыхание сарацин.
– Если твой король – образец христианина, то не удивительно, что мысль о прикосновениях сарацин претит тебе! Немало слышала я россказней о Ричарде Львиное Сердце. Он не настолько мужчина, чтобы возлежать с женщиной, и отдает предпочтение мальчикам и музыкантам.
Насмешка, явственно отразившаяся на лице Розалан, вывела Валентину из себя. Без лишних размышлений она выплеснула воду из своей чаши для омовения прямо подруге в лицо. Проворная, как кошка, бедуинка в ответ напала на Валентину, зубы и ногти сошли за оружие.
Защищаясь, придворная дама сбила Розалан с ног и прижала к земле, навалившись сверху. Обе извивались в яростной схватке, но на мгновение глаза их встретились, и вражда внезапно исчезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126