Этот день навсегда сохранился в памяти Валентины. В воздухе носилось какое-то всеобщее волнение, и девушка остро ощущала этот трепет – невыразимое словами чувство. Сама не зная почему, она не сомневалась, что именно сегодня случится нечто такое, что перевернет ее жизнь.
Улыбаясь, Валентина подумала: «Какое бы невероятное приключение не уготовил мне этот день, я готова встретиться с неведомым!»
* * *
Горячее солнце пронизывало густую весеннюю листву, расцвечивая золотистыми пятнами тень, в которой отдыхал стройный юноша. Вытянув длинные ноги, туго обтянутые штанами из оленьей кожи, он покусывал сладкую травинку. Острые темные глаза высмотрели скачущего по дороге всадника, оставлявшего за собой шлейф красноватой пыли.
Юноша поднялся и с усмешкой стал наблюдать за одиноким всадником, вороной арабский жеребец которого с опаской сошел с дороги на каменистую невозделанную почву.
Юноша улыбнулся, сверкнули ровные белые зубы. Но из тени он не вышел: глаза у Паксона зоркие, как у сокола, и любопытно, разглядит ли он его в густых зарослях?
Вдруг юноша услышал свист, копье вонзилось в землю возле его ступни. Запрокинув голову, он рассмеялся и вышел из своего укрытия. Паксон, султан Джакарда, слез с коня и тоже рассмеялся.
– Я жду тебя уже больше часа, – заметил юноша.
Паксон продолжал смеяться:
– Мой конь не торопился! До начала турнира еще есть время. Вижу, ты взял себе белого арабского скакуна. Лучше ли он моего? Не отвечай мне! Я посмотрю, как покажет себя твой конь на состязаниях, – добавил султан, поглаживая потные бока лошади. – Ты хорошо выглядишь, брат! Годы пошли тебе на пользу.
Менгис засмеялся, вновь сверкнули ровные белые зубы. Темная прядь упала на лоб.
– И ты неплохо выглядишь, Пакс! Сколько же времени прошло? – проговорил юноша, приветливо протягивая руку.
Не размыкая рукопожатия, братья посмотрели друг другу в глаза.
– Я был несказанно удивлен, получив твое послание, в котором ты, Менгис, назначил мне встречу именно здесь. Что заставило тебя покинуть Гнездо Орла в горах? – посмеивался Паксон, озорные искорки сверкали во взоре, затененном густыми темными бровями.
Печаль мелькнула в глубине черных глаз Менгиса, желваки заходили на резко очерченных скулах.
– Еще не пришло для меня время занять трон Аламута, и хотелось бы повидать мир, прежде чем этот день настанет, – мрачно сказал он. – Я много путешествовал по Европе, побывал и в Англии, но скоро уж придется мне навечно заточить себя в Гнезде Орла.
Паксон положил руку на плечо Менгиса, испытав глубокую грусть от слов брата.
– Тогда живи на равнине, и пусть он провалится, этот трон Аламута!
Менгис вновь рассмеялся.
– Легко тебе говорить, брат! Ты принадлежишь к избранным мира сего по рождению, а я всего лишь плод страстного увлечения нашего отца наложницей из гарема.
– Ты был любимым сыном нашего отца, и мы родились с разницей лишь в несколько часов.
– Я не ропщу на судьбу, Пакс. Предназначенного звездами не изменишь. Оба мы согласились с решением отца: тебе – Джакард, а мне – орлиный край Аламута.
– Тогда мы были еще мальчиками, теперь же – мужчины, сарацины, сыновья владыки, – твердо произнес Паксон. – Поехали со мной в Джакард, – порывисто предложил он. – Я сделаю тебя Великим Визирем, и ты поможешь мне управлять владениями нашего отца.
– Нет! Судьбу можно лишь предвосхитить, но изменить нельзя. Мне суждено стать шейхом аль-Джебалом, Старцем Гор, и время, и место рождения ясно указывают на мое предназначение. Я уже признан федаинами, и мой предшественник ждет своего смертного часа.
Менгис казался таким жизнерадостным и был так полон жизни, что сердце Паксона сжалось, когда он понял: брат смирился и готов принять на себя суровые обязательства.
– Наш отец был неправ в своем решении, и ты не должен приносить себя в жертву!
– Он поступил так, как считал нужным, – возразил Менгис. – Своему законному сыну отец отдал Джакард, а мне, сыну наложницы из гарема, подземное царство, мир, где нет ни добра, ни зла, а есть лишь воля шейха аль-Джебала. Взбодрись, Пакс! Пока еще я не занял этот трон! – он хлопнул брата по спине. – Сегодня я собираюсь участвовать в турнире.
– Ты слышал, что возвещал глашатай? Турнир проводится в честь свадьбы короля Ричарда Львиное Сердце и прекрасной принцессы Беренгарии Наваррской.
– Да, брат, конечно, слышал, – озорно подмигнул Менгис. – Говорят также, что, завоевав принцессу, Ричард не знает, как сорвать этот дивный цветок. Он проводит ночи не в ее постели, а среди своих воинов. Христиане придумали название подобной робости в любовных делах: они называют ее рыцарственностью. Моли Аллаха, Паксон, чтобы ему не вздумалось поразить мусульман этой болезнью!
Братья проехали верхом каменистый склон холма, пересекли пыльный и замусоренный путешественниками город Мессину, миновали ворота ристалища и оказались на турнирном поле. Оба брата – высокие, темноволосые, смуглые – производили потрясающее впечатление. Они ловко держались в седле на своих великолепных арабских скакунах, из которых один был черным, как ночное небо, а другой – ослепительно белым, как пески пустыни, сверкающие под жгучим солнцем.
Синие штаны плотно облегали ноги Паксона, обрисовывая сильные мускулы. Голубая туника спускалась вдоль бедер, не прикрывая колен, сжимавших бока коня. Кольчуга, украшенная по краю серебряной нитью и вышитым на спине огнедышащим трехглавым драконом, ловко обхватывала торс, подчеркивая ширину плеч и силу рук. Широкие пышные рукава ослепительно белой рубахи прижимались к плечам кольчугой. Непокрытая голова блестела на солнце, подобно голове пантеры, растрепанные ветром волосы отливали иссиня-черными бликами.
Паксон пренебрежительно усмехнулся, оглядев множество людей, собравшихся на грандиозный турнир. Уголки губ приподнялись в лукавой усмешке, когда он заметил, как взгляды зрителей с любопытством перебегают от него к брату.
Паксон с гордостью глянул на Менгиса темными глазами. Штаны из прекрасно выделанной оленьей кожи доходили до голенищ коротких мягких сапог без каблуков. Под ними рельефно выделялись выпуклые мышцы ног. Короткая туника, также из оленьей кожи, слабо зашнурованная на груди, не прикрывала узких бедер. Путешествие в Англию с ее прохладным климатом нисколько не ослабило смуглого оттенка кожи. Белизна зубов и чернота волос составляли резкий контраст.
Менгис с привычной грацией сидел на своем скакуне и, благодаря одежде из оленьей кожи отменной выделки, казалось, сливался в одно целое с конем. Даже если он и заметил, какое впечатление произвело на зрителей его появление, то не подал вида. Губы слегка искривились усмешкой, взгляд стал враждебным и мрачным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126