В нескольких футах от выезда полицейский на мотоцикле выписывал какой-то медсестре квитанцию на штраф за нарушение правил перехода улицы. Медсестра казалась разъяренной; лицо полицейского напоминало пустой бланк.
Движение на бульваре Сансет было блокировано из-за столкновения четырех автомашин, суматохи, устроенной любителями поглазеть на происшествие, и сонливости дорожных полицейских. Я потратил час, чтобы добраться до безжизненного зеленого островка — той части бульвара, которая принадлежала Беверли-Хиллз. На небольших, поросших бермудской травой холмах громоздились покрытые черепицей особняки, настоящие монументы в честь своих хозяев, украшенные неприступными воротами, теннисными кортами под навесами и неотъемлемой армией немецких автомашин.
Я проехал мимо поросшего сорняками участка размером со стадион, на котором когда-то стоял особняк Ардена. Сорняки уже превратились в сено, все деревья погибли. Дворец в средиземноморском стиле недолго служил игрушкой двадцатилетнему арабскому шейху — его превратили в факел неизвестные личности, чьи эстетические чувства были оскорблены зеленой краской тошнотного оттенка и идиотскими статуями с черными пятнами на лобке, или просто испытывающие ненависть к иностранцам. Какова бы ни была причина поджога, много лет ходили слухи, что участок будет разделен и вновь застроен. Но резкое падение спроса на рынке недвижимости притушило этот оптимизм.
Через несколько кварталов показался отель «Беверли-Хиллз», окруженный вереницей белых лимузинов. Кто-то празднует свадьбу или продвигает новый фильм.
Добравшись до Виттиер-драйв, я решил проехать чуть дальше. Но, когда название улицы дошло до моего сознания, я обнаружил, что неизвестно зачем повернул направо и теперь еду по улице, обсаженной палисандром.
Дом Лоренса Эшмора находился в конце квартала — сооружение из известняка в три этажа в стиле короля Георга. Он располагался на двойном участке шириной, по крайней мере, двести футов. Здание казалось несколько тяжеловатым, но содержалось в безукоризненном состоянии. Вымощенная кирпичом круглая подъездная дорога прорезала превосходный ровный газон. Планировка участка была скромной, но приятной, предпочтение отдавалось азалиям, камелиям и гавайским папоротниковым деревьям — стиль короля Георга сменялся тропическим. Плакучее оливковое дерево давало тень половине газона. Другая половина была отдана солнцу.
С левой стороны от дома находился порт-кошер, способный вместить одну из тех процессий, которые я видел только что у отеля. По ту сторону деревянных ворот виднелись верхушки деревьев и пылающие красные облака буганвилеи.
Высший класс. Даже учитывая спад на рынке недвижимости, стоит не меньше четырех миллионов.
На подъездной дороге стоял только один автомобиль. Белый «олдсмобил-катласс», модель пяти— или шестилетней давности. На сотню ярдов в обе стороны — ни души. Никого одетого в траур, ни букета на крыльце. Окна закрыты ставнями, никаких следов чьего-либо присутствия. На прекрасном подстриженном газоне пристроено рекламное объявление охранной фирмы.
Я проехал чуть дальше, повернул в обратном направлении, вновь миновал особняк и направился домой.
* * *
Обычные вызовы, записанные на коммутаторе; из Форт-Джексона — ничего. Но я все-таки позвонил на базу и вызвал капитана Катца. Он ответил быстро.
Я напомнил ему, кто я такой, и выразил надежду, что не мешаю ему обедать.
— Нет, все нормально, — ответил он. — Я собирался позвонить вам. Думаю, я нашел то, что вам нужно.
— Чудесно.
— Одну секундочку — а, вот оно. По поводу эпидемий гриппа и пневмонии за последние десять лет, правильно?
— Совершенно верно.
— Ну так вот, насколько я могу судить, у нас была только одна эпидемия гриппа восточного происхождения — еще в семьдесят третьем году. Но это раньше интересующего вас периода.
— И с тех пор больше ничего?
— Не похоже. И никакой пневмонии за этот период. То есть я хочу сказать, что отдельные случаи гриппа, конечно, имели место, но ничего, что можно было бы назвать эпидемией. А мы очень тщательно ведем учет подобных заболеваний. Единственное, из-за чего нам приходится беспокоиться, — это бактериальный менингит. Вы понимаете, как это может быть опасно в сравнительно замкнутых коллективах.
— Конечно, — согласился я. — А были эпидемии менингита?
— Несколько раз. Самая последняя — два года назад. Перед этим в восемьдесят третьем, затем в семьдесят восьмом и семьдесят пятом — если задуматься, выглядит почти циклично. Может, даже стоит это проверить, посмотреть, не откроет ли кто-нибудь закономерность.
— Насколько серьезны были вспышки?
— Единственная, которую я наблюдал лично, случилась два года назад. Довольно серьезная — были даже смертельные случаи.
— А каковы последствия — осложнения на мозг, припадки?
— Весьма вероятны. У меня под рукой нет данных, но я могу их разыскать. Вы подумываете об изменении темы ваших исследований?
— Еще не совсем, — ответил я. — Просто любопытно.
— Ну что ж, — проговорил он. — Любопытство — вещь хорошая. Иногда. Особенно у вас там, на гражданке.
* * *
У Стефани появились конкретные данные. Теперь они появились и у меня.
Синди солгала по поводу увольнения из армии.
Может быть, Лоренс Эшмор тоже раскопал кое-какие сведения. Увидел имя Кэсси в списке поступающих и выписывающихся и заинтересовался.
Что же еще заставило его вновь просмотреть историю болезни Чэда Джонса?
Он никогда не сможет сказать мне об этом, но, возможно, это в состоянии будет сделать его ассистент.
Я позвонил в справочные бюро 213, 310 и 818, интересуясь, нет ли в их списках Дон Кент Херберт. Безрезультатно. Расширил свои поиски до 805, 714 и 619. То же самое. Тогда я позвонил Майло в Центр Паркера.
— Слышал о вчерашнем убийстве в вашей больнице, — начал он.
— Я был в клинике, когда это случилось. — И я рассказал ему о событиях в вестибюле и о допросе. И о чувстве, что за мной следили, когда я выходил с автостоянки.
— Будь осторожен, приятель. Я получил твое послание о муже Боттомли, но у нас не зафиксированы вызовы по этому адресу по поводу домашних скандалов. И в Национальном центре информации о преступности нет никого, кого бы можно было назвать ее мужем. Но с ней живет другой человек, который действительно доставляет неприятности. Реджинальд Дуглас Боттомли, семидесятого года рождения. Судя по дате — или ее сын, или приблудный племянник.
— Что он натворил?
— Много чего. Список довольно длинный — хватит застелить постель Абдул-Джаббару. Целая папка нарушений в несовершеннолетнем возрасте, затем наркотики, вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, кражи в магазинах, мелкое воровство, кражи со взломом, грабежи, нападения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
Движение на бульваре Сансет было блокировано из-за столкновения четырех автомашин, суматохи, устроенной любителями поглазеть на происшествие, и сонливости дорожных полицейских. Я потратил час, чтобы добраться до безжизненного зеленого островка — той части бульвара, которая принадлежала Беверли-Хиллз. На небольших, поросших бермудской травой холмах громоздились покрытые черепицей особняки, настоящие монументы в честь своих хозяев, украшенные неприступными воротами, теннисными кортами под навесами и неотъемлемой армией немецких автомашин.
Я проехал мимо поросшего сорняками участка размером со стадион, на котором когда-то стоял особняк Ардена. Сорняки уже превратились в сено, все деревья погибли. Дворец в средиземноморском стиле недолго служил игрушкой двадцатилетнему арабскому шейху — его превратили в факел неизвестные личности, чьи эстетические чувства были оскорблены зеленой краской тошнотного оттенка и идиотскими статуями с черными пятнами на лобке, или просто испытывающие ненависть к иностранцам. Какова бы ни была причина поджога, много лет ходили слухи, что участок будет разделен и вновь застроен. Но резкое падение спроса на рынке недвижимости притушило этот оптимизм.
Через несколько кварталов показался отель «Беверли-Хиллз», окруженный вереницей белых лимузинов. Кто-то празднует свадьбу или продвигает новый фильм.
Добравшись до Виттиер-драйв, я решил проехать чуть дальше. Но, когда название улицы дошло до моего сознания, я обнаружил, что неизвестно зачем повернул направо и теперь еду по улице, обсаженной палисандром.
Дом Лоренса Эшмора находился в конце квартала — сооружение из известняка в три этажа в стиле короля Георга. Он располагался на двойном участке шириной, по крайней мере, двести футов. Здание казалось несколько тяжеловатым, но содержалось в безукоризненном состоянии. Вымощенная кирпичом круглая подъездная дорога прорезала превосходный ровный газон. Планировка участка была скромной, но приятной, предпочтение отдавалось азалиям, камелиям и гавайским папоротниковым деревьям — стиль короля Георга сменялся тропическим. Плакучее оливковое дерево давало тень половине газона. Другая половина была отдана солнцу.
С левой стороны от дома находился порт-кошер, способный вместить одну из тех процессий, которые я видел только что у отеля. По ту сторону деревянных ворот виднелись верхушки деревьев и пылающие красные облака буганвилеи.
Высший класс. Даже учитывая спад на рынке недвижимости, стоит не меньше четырех миллионов.
На подъездной дороге стоял только один автомобиль. Белый «олдсмобил-катласс», модель пяти— или шестилетней давности. На сотню ярдов в обе стороны — ни души. Никого одетого в траур, ни букета на крыльце. Окна закрыты ставнями, никаких следов чьего-либо присутствия. На прекрасном подстриженном газоне пристроено рекламное объявление охранной фирмы.
Я проехал чуть дальше, повернул в обратном направлении, вновь миновал особняк и направился домой.
* * *
Обычные вызовы, записанные на коммутаторе; из Форт-Джексона — ничего. Но я все-таки позвонил на базу и вызвал капитана Катца. Он ответил быстро.
Я напомнил ему, кто я такой, и выразил надежду, что не мешаю ему обедать.
— Нет, все нормально, — ответил он. — Я собирался позвонить вам. Думаю, я нашел то, что вам нужно.
— Чудесно.
— Одну секундочку — а, вот оно. По поводу эпидемий гриппа и пневмонии за последние десять лет, правильно?
— Совершенно верно.
— Ну так вот, насколько я могу судить, у нас была только одна эпидемия гриппа восточного происхождения — еще в семьдесят третьем году. Но это раньше интересующего вас периода.
— И с тех пор больше ничего?
— Не похоже. И никакой пневмонии за этот период. То есть я хочу сказать, что отдельные случаи гриппа, конечно, имели место, но ничего, что можно было бы назвать эпидемией. А мы очень тщательно ведем учет подобных заболеваний. Единственное, из-за чего нам приходится беспокоиться, — это бактериальный менингит. Вы понимаете, как это может быть опасно в сравнительно замкнутых коллективах.
— Конечно, — согласился я. — А были эпидемии менингита?
— Несколько раз. Самая последняя — два года назад. Перед этим в восемьдесят третьем, затем в семьдесят восьмом и семьдесят пятом — если задуматься, выглядит почти циклично. Может, даже стоит это проверить, посмотреть, не откроет ли кто-нибудь закономерность.
— Насколько серьезны были вспышки?
— Единственная, которую я наблюдал лично, случилась два года назад. Довольно серьезная — были даже смертельные случаи.
— А каковы последствия — осложнения на мозг, припадки?
— Весьма вероятны. У меня под рукой нет данных, но я могу их разыскать. Вы подумываете об изменении темы ваших исследований?
— Еще не совсем, — ответил я. — Просто любопытно.
— Ну что ж, — проговорил он. — Любопытство — вещь хорошая. Иногда. Особенно у вас там, на гражданке.
* * *
У Стефани появились конкретные данные. Теперь они появились и у меня.
Синди солгала по поводу увольнения из армии.
Может быть, Лоренс Эшмор тоже раскопал кое-какие сведения. Увидел имя Кэсси в списке поступающих и выписывающихся и заинтересовался.
Что же еще заставило его вновь просмотреть историю болезни Чэда Джонса?
Он никогда не сможет сказать мне об этом, но, возможно, это в состоянии будет сделать его ассистент.
Я позвонил в справочные бюро 213, 310 и 818, интересуясь, нет ли в их списках Дон Кент Херберт. Безрезультатно. Расширил свои поиски до 805, 714 и 619. То же самое. Тогда я позвонил Майло в Центр Паркера.
— Слышал о вчерашнем убийстве в вашей больнице, — начал он.
— Я был в клинике, когда это случилось. — И я рассказал ему о событиях в вестибюле и о допросе. И о чувстве, что за мной следили, когда я выходил с автостоянки.
— Будь осторожен, приятель. Я получил твое послание о муже Боттомли, но у нас не зафиксированы вызовы по этому адресу по поводу домашних скандалов. И в Национальном центре информации о преступности нет никого, кого бы можно было назвать ее мужем. Но с ней живет другой человек, который действительно доставляет неприятности. Реджинальд Дуглас Боттомли, семидесятого года рождения. Судя по дате — или ее сын, или приблудный племянник.
— Что он натворил?
— Много чего. Список довольно длинный — хватит застелить постель Абдул-Джаббару. Целая папка нарушений в несовершеннолетнем возрасте, затем наркотики, вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, кражи в магазинах, мелкое воровство, кражи со взломом, грабежи, нападения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125