Когда-то мне платили за него. Знаешь, что подтолкнуло меня к рассуждениям в этом направлении? Разговоры с Риком. Он слышал о синдроме Мюнхгаузена — о взрослом его варианте, и заявил, что знал медсестер и врачей с подобными наклонностями. Случилась ошибка в дозировке лекарства — и она не была случайной, вдруг врываются герои и спасают положение, как тушители ими же самими устроенного пожара.
— Чип говорил об этом, — сказал я. — О медицинских ошибках, о неправильном расчете дозы. Может быть, он что-то чувствует относительно Стефани, сам не понимая того... В таком случае, почему она вызвала меня? Чтобы поиграть со мной? Мы никогда не работали в таком тесном сотрудничестве. В психологическом плане я не могу значить для нее слишком много.
— Приглашая тебя, она доказывает, что работает добросовестно. У тебя репутация знающего специалиста — а это настоящий вызов для нее, в том случае если она Мюнхгаузен. Плюс к тому в клинике больше не осталось ни одного психолога.
— Так-то оно так, но я все же сомневаюсь... Стефани?
— Не стоит из-за этого зарабатывать язву — все это только предположения. Я могу набросать их сколько угодно налево и направо.
— Хоть мне будет слишком тошно это делать, но я начну наблюдать за ней повнимательнее. Наверное, необходимо осторожнее разговаривать с ней и перестать думать, что мы одна команда.
— А разве так не было всегда? Одинокий бродяга, и все такое...
— Да-а... Кстати, раз мы раскручиваем всякие теории, что ты думаешь о следующем: мы не продвигаемся вперед потому, что думаем только об одном преступнике. А что, если существует какой-то заговор?
— Кого?
— Синди и Чипа, например, — заявил я. — Они — явные кандидатуры. Типичный муж женщины-Мюнхгаузена характеризуется как пассивный и слабовольный. Что совсем не подходит Чипу. Он далеко не глуп, оригинален, самоуверен. И если его жена мучает Кэсси, как он не замечает этого? А может быть, это Синди и Вики?..
— Что? Между ними какое-нибудь романтическое чувство?
— Или просто извращенные отношения матери и дочери. Синди видит в Вики свою покойную тетку — еще одну суровую дипломированную медсестру, а Вики, пережив потерю собственного ребенка, созрела для того, чтобы взамен ему найти дочь. Возможно, их патология перемешалась каким-то причудливым образом. Черт возьми, может быть, у Синди какие-то отношения со Стефани. И, возможно, как ты говоришь, романтического характера. Я ничего не знаю о личной жизни Стефани. Раньше у нее ее практически не было.
— Раз уж мы заговорили об этом, то как насчет папочки и Стефани?
— Конечно, — подхватил я. — Папа и доктор, папа и медсестра — Вики явно подлизывается к Чипу. Сестра и доктор, и тому подобное. Ad nauseum. Может быть, все они, Майло. Команда Мюнхгаузенов — «Восточный экспресс», превратившийся в педиатрическую больницу. А может, половина этого проклятого мира стала психопатами.
— Слишком скромный подсчет, — возразил Майло.
— Возможно.
— Вам нужен отпуск, доктор.
— А это невозможно, — ответил я. — Так много психопатологии и так мало времени. Благодарю за напоминание.
Он засмеялся:
— Рад скрасить твой день. Хочешь, чтобы я проверил Стеф по картотеке?
— Конечно. И пока ты играешь на клавишах, почему бы не проверить Эшмора? Мертвые не могут подать в суд.
— Сделаю. Еще кого-нибудь? Воспользуйся моим хорошим настроением и лос-анджелесским полицейским компьютером.
— Как насчет меня?
— Уже сделано, — ответил Майло. — Давным-давно, когда я думал, что мы можем стать друзьями.
* * *
Я направился в Калвер-Сити, надеясь, что Дон Херберт в субботу по утрам бывала дома. Я проезжал мимо участка на Оверленд, застроенного паршивыми домишками, разделенными на квартиры, где я обитал, будучи студентом-интерном. Магазинчик автозапчастей все еще стоял на прежнем месте, но здание, где я жил, было снесено, и на его месте устроили пункт по продаже подержанных автомобилей.
От бульвара Вашингтона я направился на запад в сторону Сепульведы, затем повернул на юг и проехал один квартал за Калвер. Повернул налево около магазина тропических рыбок, где на витринах был нарисован коралловый риф, и медленно поехал вдоль квартала, разыскивая дом, указанный в справке Майло.
Линдблейд-стрит была утыкана маленькими коробками одноэтажных бунгало с крышами из синтетического материала и газонами, настолько большими, что на них можно было играть только в классики. Краски не жалели: в этом месяце был моден цвет сливочного масла. Китайские вязы росли вдоль улицы, давая тень. Большинство домиков содержались в хорошем состоянии, хотя планировка участков была совершенно необдуманна и сводилась к старым райским птицам, тукам и высоким розовым кустам.
Жилище Дон Херберт представляло собой бледно-голубую коробку, предпоследнюю от угла. Старый коричневый фургон-"фольксваген" стоял на подъездной дороге. На заднем стекле, внизу, было наклеено множество переводных картинок с видами различных мест. Коричневая краска фургона казалась тусклой, как порошок какао.
В садике перед домом возились мужчина и женщина в компании с крупной золотистой охотничьей собакой и небольшой черной дворняжкой с претензиями на спаниеля.
Обоим, мужчине и женщине, было около сорока или чуть больше. Бледная кожа работающих в учреждении служащих. Предплечья, покрытые красными пятнами от свежих солнечных ожогов. Светло-каштановые волосы, свисающие ниже плеч, а на носах — очки без оправы. Оба были в майках, шортах и резиновых сандалиях.
Мужчина стоял у куста гортензии с секатором в руке. Срезанные цветы лежали у его ног подобно розовому руну. Он был худым и жилистым, бакенбарды в виде колбасок шли от ушей к нижней челюсти, шорты поддерживались кожаными подтяжками. Вокруг головы была повязана вышитая бисером лента.
Женщина была без бюстгальтера, и, когда она наклонялась, чтобы выдернуть сорняк, ее груди свисали почти до газона и были видны коричневые соски. Она казалась ничуть не ниже мужчины — пяти футов девяти или десяти дюймов роста, — но, вероятно, по весу превосходила его фунтов на тридцать, большая часть которых приходилась на грудь и бедра. Возможно, это и соответствовало физическим данным, указанным в водительских правах Дон Херберт, но эта дама родилась, по крайней мере, лет на десять раньше 1963 года.
Подъехав ближе, я понял, что пара кажется мне смутно знакомой, но я никак не мог понять почему.
Я поставил машину и выключил двигатель. Мужчина и женщина даже не взглянули в мою сторону.
Дворняжка начала лаять, но мужчина приказал:
— На место, Гомер, — и продолжал обрезку кустов.
Команда послужила сигналом к тому, чтобы лай превратился в подобие ядерного взрыва. Когда дворняжка дошла до предела возможностей своих голосовых связок, охотничья собака с удивлением подняла голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125
— Чип говорил об этом, — сказал я. — О медицинских ошибках, о неправильном расчете дозы. Может быть, он что-то чувствует относительно Стефани, сам не понимая того... В таком случае, почему она вызвала меня? Чтобы поиграть со мной? Мы никогда не работали в таком тесном сотрудничестве. В психологическом плане я не могу значить для нее слишком много.
— Приглашая тебя, она доказывает, что работает добросовестно. У тебя репутация знающего специалиста — а это настоящий вызов для нее, в том случае если она Мюнхгаузен. Плюс к тому в клинике больше не осталось ни одного психолога.
— Так-то оно так, но я все же сомневаюсь... Стефани?
— Не стоит из-за этого зарабатывать язву — все это только предположения. Я могу набросать их сколько угодно налево и направо.
— Хоть мне будет слишком тошно это делать, но я начну наблюдать за ней повнимательнее. Наверное, необходимо осторожнее разговаривать с ней и перестать думать, что мы одна команда.
— А разве так не было всегда? Одинокий бродяга, и все такое...
— Да-а... Кстати, раз мы раскручиваем всякие теории, что ты думаешь о следующем: мы не продвигаемся вперед потому, что думаем только об одном преступнике. А что, если существует какой-то заговор?
— Кого?
— Синди и Чипа, например, — заявил я. — Они — явные кандидатуры. Типичный муж женщины-Мюнхгаузена характеризуется как пассивный и слабовольный. Что совсем не подходит Чипу. Он далеко не глуп, оригинален, самоуверен. И если его жена мучает Кэсси, как он не замечает этого? А может быть, это Синди и Вики?..
— Что? Между ними какое-нибудь романтическое чувство?
— Или просто извращенные отношения матери и дочери. Синди видит в Вики свою покойную тетку — еще одну суровую дипломированную медсестру, а Вики, пережив потерю собственного ребенка, созрела для того, чтобы взамен ему найти дочь. Возможно, их патология перемешалась каким-то причудливым образом. Черт возьми, может быть, у Синди какие-то отношения со Стефани. И, возможно, как ты говоришь, романтического характера. Я ничего не знаю о личной жизни Стефани. Раньше у нее ее практически не было.
— Раз уж мы заговорили об этом, то как насчет папочки и Стефани?
— Конечно, — подхватил я. — Папа и доктор, папа и медсестра — Вики явно подлизывается к Чипу. Сестра и доктор, и тому подобное. Ad nauseum. Может быть, все они, Майло. Команда Мюнхгаузенов — «Восточный экспресс», превратившийся в педиатрическую больницу. А может, половина этого проклятого мира стала психопатами.
— Слишком скромный подсчет, — возразил Майло.
— Возможно.
— Вам нужен отпуск, доктор.
— А это невозможно, — ответил я. — Так много психопатологии и так мало времени. Благодарю за напоминание.
Он засмеялся:
— Рад скрасить твой день. Хочешь, чтобы я проверил Стеф по картотеке?
— Конечно. И пока ты играешь на клавишах, почему бы не проверить Эшмора? Мертвые не могут подать в суд.
— Сделаю. Еще кого-нибудь? Воспользуйся моим хорошим настроением и лос-анджелесским полицейским компьютером.
— Как насчет меня?
— Уже сделано, — ответил Майло. — Давным-давно, когда я думал, что мы можем стать друзьями.
* * *
Я направился в Калвер-Сити, надеясь, что Дон Херберт в субботу по утрам бывала дома. Я проезжал мимо участка на Оверленд, застроенного паршивыми домишками, разделенными на квартиры, где я обитал, будучи студентом-интерном. Магазинчик автозапчастей все еще стоял на прежнем месте, но здание, где я жил, было снесено, и на его месте устроили пункт по продаже подержанных автомобилей.
От бульвара Вашингтона я направился на запад в сторону Сепульведы, затем повернул на юг и проехал один квартал за Калвер. Повернул налево около магазина тропических рыбок, где на витринах был нарисован коралловый риф, и медленно поехал вдоль квартала, разыскивая дом, указанный в справке Майло.
Линдблейд-стрит была утыкана маленькими коробками одноэтажных бунгало с крышами из синтетического материала и газонами, настолько большими, что на них можно было играть только в классики. Краски не жалели: в этом месяце был моден цвет сливочного масла. Китайские вязы росли вдоль улицы, давая тень. Большинство домиков содержались в хорошем состоянии, хотя планировка участков была совершенно необдуманна и сводилась к старым райским птицам, тукам и высоким розовым кустам.
Жилище Дон Херберт представляло собой бледно-голубую коробку, предпоследнюю от угла. Старый коричневый фургон-"фольксваген" стоял на подъездной дороге. На заднем стекле, внизу, было наклеено множество переводных картинок с видами различных мест. Коричневая краска фургона казалась тусклой, как порошок какао.
В садике перед домом возились мужчина и женщина в компании с крупной золотистой охотничьей собакой и небольшой черной дворняжкой с претензиями на спаниеля.
Обоим, мужчине и женщине, было около сорока или чуть больше. Бледная кожа работающих в учреждении служащих. Предплечья, покрытые красными пятнами от свежих солнечных ожогов. Светло-каштановые волосы, свисающие ниже плеч, а на носах — очки без оправы. Оба были в майках, шортах и резиновых сандалиях.
Мужчина стоял у куста гортензии с секатором в руке. Срезанные цветы лежали у его ног подобно розовому руну. Он был худым и жилистым, бакенбарды в виде колбасок шли от ушей к нижней челюсти, шорты поддерживались кожаными подтяжками. Вокруг головы была повязана вышитая бисером лента.
Женщина была без бюстгальтера, и, когда она наклонялась, чтобы выдернуть сорняк, ее груди свисали почти до газона и были видны коричневые соски. Она казалась ничуть не ниже мужчины — пяти футов девяти или десяти дюймов роста, — но, вероятно, по весу превосходила его фунтов на тридцать, большая часть которых приходилась на грудь и бедра. Возможно, это и соответствовало физическим данным, указанным в водительских правах Дон Херберт, но эта дама родилась, по крайней мере, лет на десять раньше 1963 года.
Подъехав ближе, я понял, что пара кажется мне смутно знакомой, но я никак не мог понять почему.
Я поставил машину и выключил двигатель. Мужчина и женщина даже не взглянули в мою сторону.
Дворняжка начала лаять, но мужчина приказал:
— На место, Гомер, — и продолжал обрезку кустов.
Команда послужила сигналом к тому, чтобы лай превратился в подобие ядерного взрыва. Когда дворняжка дошла до предела возможностей своих голосовых связок, охотничья собака с удивлением подняла голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125