— Так что ты там делал? — спросила Рият. — И как ты сюда попал?
— Впустили. Не бесплатно, конечно. Как вы только ходите среди этой дряни ползучей? — пожаловался он.
— Не кощунствуй.
— Н-ну… хм. Служка на воротах сказал, что ты здесь. Да я еще, пока искал, раза три совался не в те дворики.
«Это я должна понять, что он вовсе не стоял час под запертой дверью. Ну, час не час… — подумала Рият, — а малый кусочек часа точно. Уж конечно, он рассчитывал тут не на такое — на крыше — времяпрепровождение».
— Насколько я понимаю, — полуозабоченно проговорил он, — нынче вечером мы из порта не выйдем.
— А ты боялся, что я вас погоню в море на ночь глядя?
— Я не боялся, — сказал он. — Но кто тебя знает. Ты ведь на все способна, Рият.
Потом он спросил осторожно:
— А что это было?
— Пхе, — сказала Рият, подбородком сдвинув его руку со своего плеча, и втянула воздух, полумечтательно глядя в небо. — Я колдунья. Что мнe сделается.
Она все еще казалась самой себе мягкой, как тряпка. И нежиться у него на коленях было хорошо — очень хорошо.
— Это для охоты, да? — сказал он. — За эту твою усталость я сдеру кожу с их главаря собственными руками, — с неуклюжей нелепостью добавил он. Конечно, это не всерьез. Он ведь тоже знает о награде. За живого — больше в пять раз.
Может быть, еще и не до всех краев Гийт-Чанта-Гийт добежала эта новость; но в Сидалан ее уже примчала — предпоследняя — почта. Малый Совет Светлой и Могущественной объявляет… сумму увеличили сразу вчетверо. Из-за Чьянвены, наверное. Двенадцать тысяч хелков! Даже эта цифра ласкает слух. Хорошая, красивая цифра.
— Лучше подари мне ночь любви, когда все это кончится, — проговорила Рият. — Когда все это кончится, у нас будет самая длинная ночь из всех ночей, что случались на земле.
Подходили дни, когда в точила льется пурпурный сок, а небо становится хрусталем и яшмой. Скоро придет — и уж близится — сладкая, пряная осень, лучшее время года, какое бывает на Кайяне. После того как промчавшиеся бури вымоют из воздуха летнюю удушливую пыль, гладкие листья деревьев снова заблестят, затемнеет свежей проросшей зеленью трава; когда ночи будут прохладой, а дни сотканы из света; когда засветится сизым налетом на черных каплях своих виноград; когда благоуханным кинмоном станет каждая роща, а люди вспомнят опять о дыхании, жизни и любви… До этого еще нужно дожить, но неужели помечтать заказано?
— Где они сейчас? — спросил Симмэ.
— На Острове-Рожденном-Приливом, — сказала Рият. — На Сиквэ.
«Они, — подумала Рият. — Он».
Рият намеренно оттягивала необходимость задуматься об этом как можно позже.
А собственно говоря, что произойдет, если бани Вилийас из клана Кайнуви уйдет из мира живых?
Прежде всего семья Кайнуви не поверит в то, что это случайность или вина пиратов. Рият все равно будут считать замешанной в это, а вместе с нею и правительство. Владения племянника приберет к рукам нынешний глава клана Кайнуви, бани Моакез. А поскольку Вилийас — ликтор (Рият мысленно хихикнула), он считается живущим в столице, хотя на деле проводит там разве что зимний сезон, не больше двух месяцев в году. И стало быть, это подпадает под недавний рескрипт о передаче наследства в другой округ, — и десятая часть наследства отходит в казну! Десятая часть — это порядочно.
«Но я сама — хочу я этого или нет?
С этими высокородными… Это глупо, и чувствуешь себя плебейкой, сходящей с ума по титулам. И все равно с каждым из них у меня одна и та же история. Всякий раз стараюсь доказать ему, что я лучше него, и одновременно стараюсь доказать, что я — лучше всех прочих его женщин и одновременно — что я превосходно могу без него обойтись. И всякий раз каждый из них рано или поздно, вежливо или не очень, вышвыривает меня прочь. Гордость у них, ты посмотри?
Но уж во всяком случае Эзехез меня не вышвырнет. Потому что я ему нужна. Потому что я ему опасна.
Он должен увидеть, что я могу быть опасна по-настоящему. На ярком примере».
Да ведь, в конце концов, — подумала она, — я давно согласилась его сдать. Еще тогда, когда согласилась следить за этой его поездкой. Еще тогда, когда вообще согласилась за ним следить.
А ведь могла получить его Имя-в-Волшебстве девять лет назад, запросто. Ну пусть не совсем запросто, все равно почти год пришлось бы считать. Но могла. И в голову даже не пришло использовать нашу связь для этого. Хотя, конечно, чего мне было считать этого рохлю для меня опасным.
Да, кажется, мне и впрямь все равно. Слишком много с тех пор пришло и прошло, слишком много переменилось. Пускай.
Тем более что уж он-то никогда не залезет в Храм Кэммона в надежде урвать у меня полчаса, всего лишь из-за того, что якобы высокопоставленные женщины — такие, как я, — любят, чтобы за ними гонялись, совершая решительные поступки. Всего лишь из-за того, что я дала понять мимоходом; мол, не держу на него зла».
— Ты что это делаешь? — сказала Рият, впрочем, не сопротивляясь.
— Ты всегда охотишься, колдунья. Всегда охотишься на кого-нибудь или на что-нибудь. Но вот нынче — дичь сама идет под выстрел; остров Сиквэ, а? Посмотри-ка? Как Все складывается, — ты уверена, Рият, — ты уверена, что хочешь ждать аж до тех пор, пока все закончится?..
— Я ни в чем не уверена, — отвечала Рият, смеясь. — Я даже не уверена — ты вот это или еще один предок приполз посмотреть на нас…
— Где?! — охнул Симмэ, оборачиваясь. Наверняка его жаром окатило, когда до него дошло, что все это время змея, забравшаяся на крышу погреться на солнышке, была здесь, у них под боком.
Камни, раскаленные за день, еще грели. Змее не хотелось уходить. Пошипев немного, она опустила голову и опять распласталась на камнях; Рият хоть и не видела ее, но не сомневалась, что сейчас та вновь развела ребра в стороны и лежит, уютно-плоская и широкая, как лента.
Зато она видела Симмэ, который все еще стоял в растерянности (подхватился, даже опрокинув Рият, когда змея зашипела); уперев руки в колени, она смеялась — негромко, но по возможности обидно.
— Ты вправду — из Змеиного Народа? — оскорбленный, сказал он наконец.
Рият откинула рукав верхнего черного платья — светло-зеленый рукав одного из нижних платьев, такой же широкий, засветился в темноте — и протянула ему руку. Правую. Все равно, правую или левую. Это был известный жест — жест близости. Еще, бывает, к этому нижнему рукаву, оказывается пришпилена ленточка со стихами, хочешь — сорви ее и прочти то, что твоя любезная не решилась при людях — или вслух — тебе сказать. У Рият не было сейчас, как это называется, «стихов в рукаве». Но все же Симмэ из клана Калэви поддался на этот жест примирения и, хмыкнув, помог ей подняться.
Калэви — такой клич только и годится, чтобы пугать воробьев. Когда-нибудь, под старость может быть, он станет начальником округа;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156