Но, впрочем, в здешних краях так много гор и холмов, что это место очень крутым не считается. А наверху холма как раз и стоят Три Сестры.
Это три лиственницы, что выросли на выступе холма так близко друг от друга, как будто из одного корня. Если встать возле них, то на северо-западе был бы тот склон, что в сторону Шумиловой Заимки, выгнутый и весь заросший тальником и разнотравьем вперемежку, по другую сторону — крутой, почти голый (после недавнего, зим шесть назад, оползня) юго-западный склон, а к востоку оттуда — совсем неглубокая седловина, тоже заросшая вся тальником. Там прячется образованное кипучим ключом крохотное озерцо, а из него уже вытекает Проток и скатывается на юг по склону к Жердяному Ручью. За седловиной же сразу уходят вверх, можно сказать, уже горы.
Место это тихое и от людей на отшибе; демон здешнего источника — существо незлое и иногда показывается в виде девушки, но гораздо чаще — в виде красавицы чомги, ныряющей в своем озерце. Людей демон дичится, но — как говорят — к женщинам относится лучше, чем к мужчинам. Словом, место для гадания совсем неплохое, хотя много есть, конечно, совсем не худших мест.
Когда Хюдор пришла сюда, Кетиль еще не было. Собственно, Хюдор так и думала, что подруга запоздает. Но ждать здесь — у Трех Сестер — было еще лучше, чем сюда идти.
Она стояла у крайней лиственницы, держась рукой за ствол. Кора с красноватым отливом была теплой и пахла серой, чуть слышно и сочно. Дымарь, подвешенный у Хюдор на поясе, окутывал ее сизоватым облачком; дымарь — это маленький горшочек из обожженной глины, в котором поджигают влажную солому, или траву, или палые листья, без него в тех краях летом из дому не выходят, тем более к вечеру, ведь спасения иначе не будет от комаров, — и Хюдор настолько притерпелась к запаху дыма, что вовсе и не замечала его, и различала сквозь него прохладную, нежную свежесть вечера, чистую, как родниковая вода.
Солнце отсюда уже было скрыто Седлом — холмами, что отделяют Широкий Двор от Щитового Хутора, и Хюдор были видны только его прощальный, в алый перелившийся уже свет — на лугу и на верхушках деревьев, на трепещущем зеркале Жердяного Ручья — там, где на него попадали лучи, — и поперек всего заката над морем, не видным отсюда, багряная коса облаков. Сама Хюдор была в тени, а перед ней до подножия откоса свет лежал как ковер. Она задумалась, должно быть, и оттого не шевельнулась, когда среди луга показалась идущая сюда Кетиль; та свернула и поднялась на холм вдоль Протока — там было поположистей, — потому подошла к Хюдор сзади, от источника. «Давно ждешь?» — спросила весело.
Хюдор сказала негромко, не оборачиваясь:
— Давай постоим.
Тогда Кетиль тоже притихла и стала смотреть на закат.
… Этою весной все как-то не удавалось Хюдор и Гэвину свидеться. Хотя вся округа отчего-то была убеждена, что они встречались тогда еще чаще, чем зимою (хоть зимние забавы и кончились), наедине как-нибудь, незаметно для людей, и еще даже все удивлялись: когда только успевают?! Ведь Гэвин занят был тогда с утра до вечера, да и Хюдор тоже.
Весна — страдное время для земледельца и для капитана. А уж тем более поди-ка сладь такой поход, как тот, в который отправлялся Гэвин! Снаряжение для кораблей, их паруса, канаты, мачты; затем покраска; и проверить, каковы они на воде, если новые корабли (а у Гэвина и «Лось», и «круглый» корабль были новые); дружина, доспехи для нее, оружие; припасы, мехи для воды; хотя все это еще зимою приготовлено, — проверить последний раз, поправить или заменить то, что неладно, и сговориться окончательно со всеми капитанами, кто идет с тобой, — кто сколько чего берет; и улаживать их разногласия…
Нет, Хюдор не обижалась на Гэвина. Она все понимала. Она ведь видела, сколько хлопот было весною и у них в доме тоже; у нее и самой все пальцы болели от нового паруса, который она с женщинами обшивала канатами, а от пересчитывания тетив и стрел голова кружилась. (А ведь ее брату только об одной своей «змее» и своей дружине надобно было думать!) И все-таки Хюдор была занята немного меньше, и она сумела выкроить денек для того, чтобы навестить свою сестру, что жила с мужем в деревне.
Хюдор, конечно, любила старшую сестру, и души не чаяла в племяннице (та ползала уже вовсю и Хюдор звала — как всех женщин, кроме матери, — «веве», на детском своем языке), и навещала их нередко. Но от вопроса никуда не денешься: отправилась бы она тем весенним днем в гости, если б не знала, что и Гэвина может встретить в деревне? Если б на все загадки девичьего сердца, даже такого бесхитростного, как у Хюдор, можно было б найти ответ…
То, что называют тут «деревней», — поселение на берегу фьорда, где живут рыбаки и корабельщики: скопище корабельных сараев, рыбных сушилен, теса, сетей и домов, большею частью рыбацких хибар, довольно неказистых. Рыбаки, как правило, небогатые люди, хотя есть и среди них, конечно, те, кого считают богачами — это если у них несколько лодок. Частью они живут тут, в деревне, частью держат свои хутора на побережье; некоторые из них (все больше хуторяне) держат по нескольку голов скота и запахивают немного земли возле дома; бывает кое-кто из них и чьим-нибудь приверженцем, или сыновья у кого-нибудь, случается, отправляются за море дружинниками у кого-то из капитанов, — но все-таки, что ни говори, а рыбаки эти — особый народ. Держатся они все как-то заодно (может быть, оттого, что на путину вместе ходить приходится — никуда не денешься?), приверженцами ничьими обычно не бывают, старшина у них свой, и даже некоторые праздники свои от прочих хуторских на отличку.
Нельзя сказать, чтоб к рыбакам люди здесь относились как-то настороженно; но, однако, большинство хуторян, хоть рыбаки живут и не хуже их, считают тех беднее себя: ну в самом деле, нельзя же назвать живущим в достатке человека, если у него нет ни коровы, ни даже овцы или барана! Есть, впрочем, в деревне и несколько вполне достойных домов — у рыбаков, кто побогаче, и у пары купцов (это те, кто совсем оторвался от земли и живет, можно сказать, одним своим кораблем), и у нескольких корабельных мастеров; за одним из корабелов и была замужем Унлиг, дочь Борна и сестра Хюдор.
Корабельный мастер в этих краях — весьма уважаемый человек, да иначе и не может быть, когда от него, от его умения и удачи, зависит жизнь и капитана, и дружины, и купца, и корабельщика, и всякого, кто поплывет на построенном им корабле. Его даже немного побаиваются, как человека, близкого к особенно тайным и могущественным вещам, почти такого же близкого, как певец, и чуть более близкого, чем оружейник, — к вещам не таким естественным, как рост ячменя и ягненка во чреве у матки, и не таким простым, как рыба, пойманная в сеть, или душистый хлеб в печи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Это три лиственницы, что выросли на выступе холма так близко друг от друга, как будто из одного корня. Если встать возле них, то на северо-западе был бы тот склон, что в сторону Шумиловой Заимки, выгнутый и весь заросший тальником и разнотравьем вперемежку, по другую сторону — крутой, почти голый (после недавнего, зим шесть назад, оползня) юго-западный склон, а к востоку оттуда — совсем неглубокая седловина, тоже заросшая вся тальником. Там прячется образованное кипучим ключом крохотное озерцо, а из него уже вытекает Проток и скатывается на юг по склону к Жердяному Ручью. За седловиной же сразу уходят вверх, можно сказать, уже горы.
Место это тихое и от людей на отшибе; демон здешнего источника — существо незлое и иногда показывается в виде девушки, но гораздо чаще — в виде красавицы чомги, ныряющей в своем озерце. Людей демон дичится, но — как говорят — к женщинам относится лучше, чем к мужчинам. Словом, место для гадания совсем неплохое, хотя много есть, конечно, совсем не худших мест.
Когда Хюдор пришла сюда, Кетиль еще не было. Собственно, Хюдор так и думала, что подруга запоздает. Но ждать здесь — у Трех Сестер — было еще лучше, чем сюда идти.
Она стояла у крайней лиственницы, держась рукой за ствол. Кора с красноватым отливом была теплой и пахла серой, чуть слышно и сочно. Дымарь, подвешенный у Хюдор на поясе, окутывал ее сизоватым облачком; дымарь — это маленький горшочек из обожженной глины, в котором поджигают влажную солому, или траву, или палые листья, без него в тех краях летом из дому не выходят, тем более к вечеру, ведь спасения иначе не будет от комаров, — и Хюдор настолько притерпелась к запаху дыма, что вовсе и не замечала его, и различала сквозь него прохладную, нежную свежесть вечера, чистую, как родниковая вода.
Солнце отсюда уже было скрыто Седлом — холмами, что отделяют Широкий Двор от Щитового Хутора, и Хюдор были видны только его прощальный, в алый перелившийся уже свет — на лугу и на верхушках деревьев, на трепещущем зеркале Жердяного Ручья — там, где на него попадали лучи, — и поперек всего заката над морем, не видным отсюда, багряная коса облаков. Сама Хюдор была в тени, а перед ней до подножия откоса свет лежал как ковер. Она задумалась, должно быть, и оттого не шевельнулась, когда среди луга показалась идущая сюда Кетиль; та свернула и поднялась на холм вдоль Протока — там было поположистей, — потому подошла к Хюдор сзади, от источника. «Давно ждешь?» — спросила весело.
Хюдор сказала негромко, не оборачиваясь:
— Давай постоим.
Тогда Кетиль тоже притихла и стала смотреть на закат.
… Этою весной все как-то не удавалось Хюдор и Гэвину свидеться. Хотя вся округа отчего-то была убеждена, что они встречались тогда еще чаще, чем зимою (хоть зимние забавы и кончились), наедине как-нибудь, незаметно для людей, и еще даже все удивлялись: когда только успевают?! Ведь Гэвин занят был тогда с утра до вечера, да и Хюдор тоже.
Весна — страдное время для земледельца и для капитана. А уж тем более поди-ка сладь такой поход, как тот, в который отправлялся Гэвин! Снаряжение для кораблей, их паруса, канаты, мачты; затем покраска; и проверить, каковы они на воде, если новые корабли (а у Гэвина и «Лось», и «круглый» корабль были новые); дружина, доспехи для нее, оружие; припасы, мехи для воды; хотя все это еще зимою приготовлено, — проверить последний раз, поправить или заменить то, что неладно, и сговориться окончательно со всеми капитанами, кто идет с тобой, — кто сколько чего берет; и улаживать их разногласия…
Нет, Хюдор не обижалась на Гэвина. Она все понимала. Она ведь видела, сколько хлопот было весною и у них в доме тоже; у нее и самой все пальцы болели от нового паруса, который она с женщинами обшивала канатами, а от пересчитывания тетив и стрел голова кружилась. (А ведь ее брату только об одной своей «змее» и своей дружине надобно было думать!) И все-таки Хюдор была занята немного меньше, и она сумела выкроить денек для того, чтобы навестить свою сестру, что жила с мужем в деревне.
Хюдор, конечно, любила старшую сестру, и души не чаяла в племяннице (та ползала уже вовсю и Хюдор звала — как всех женщин, кроме матери, — «веве», на детском своем языке), и навещала их нередко. Но от вопроса никуда не денешься: отправилась бы она тем весенним днем в гости, если б не знала, что и Гэвина может встретить в деревне? Если б на все загадки девичьего сердца, даже такого бесхитростного, как у Хюдор, можно было б найти ответ…
То, что называют тут «деревней», — поселение на берегу фьорда, где живут рыбаки и корабельщики: скопище корабельных сараев, рыбных сушилен, теса, сетей и домов, большею частью рыбацких хибар, довольно неказистых. Рыбаки, как правило, небогатые люди, хотя есть и среди них, конечно, те, кого считают богачами — это если у них несколько лодок. Частью они живут тут, в деревне, частью держат свои хутора на побережье; некоторые из них (все больше хуторяне) держат по нескольку голов скота и запахивают немного земли возле дома; бывает кое-кто из них и чьим-нибудь приверженцем, или сыновья у кого-нибудь, случается, отправляются за море дружинниками у кого-то из капитанов, — но все-таки, что ни говори, а рыбаки эти — особый народ. Держатся они все как-то заодно (может быть, оттого, что на путину вместе ходить приходится — никуда не денешься?), приверженцами ничьими обычно не бывают, старшина у них свой, и даже некоторые праздники свои от прочих хуторских на отличку.
Нельзя сказать, чтоб к рыбакам люди здесь относились как-то настороженно; но, однако, большинство хуторян, хоть рыбаки живут и не хуже их, считают тех беднее себя: ну в самом деле, нельзя же назвать живущим в достатке человека, если у него нет ни коровы, ни даже овцы или барана! Есть, впрочем, в деревне и несколько вполне достойных домов — у рыбаков, кто побогаче, и у пары купцов (это те, кто совсем оторвался от земли и живет, можно сказать, одним своим кораблем), и у нескольких корабельных мастеров; за одним из корабелов и была замужем Унлиг, дочь Борна и сестра Хюдор.
Корабельный мастер в этих краях — весьма уважаемый человек, да иначе и не может быть, когда от него, от его умения и удачи, зависит жизнь и капитана, и дружины, и купца, и корабельщика, и всякого, кто поплывет на построенном им корабле. Его даже немного побаиваются, как человека, близкого к особенно тайным и могущественным вещам, почти такого же близкого, как певец, и чуть более близкого, чем оружейник, — к вещам не таким естественным, как рост ячменя и ягненка во чреве у матки, и не таким простым, как рыба, пойманная в сеть, или душистый хлеб в печи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156