В центре огромного облака пыли по песку текла безбрежная людская масса.
— Пятьдесят тысяч? — наконец спросил князь.
— Не совсем так, — отозвался Суйюн тем странным голосом, который Комавара уже подмечал раньше. — Около сорока тысяч.
— Сорок тысяч воинов, — медленно проговорил Комавара, — и посмотрите, сколько среди них всадников! Никогда еще у варваров не было такой армии, ни во времена моего деда, ни в эпоху Мори, никогда… Пыльное облако, наверное, протянулось до самых границ Сэй, и люди там подумают, что это просто песчаная буря.
Суйюн что-то сказал Каламу и внимательно выслушал его ответ.
— Похоже, вы были правы, князь. Это воины степей, чьи земли расположены восточнее, у моря. Калам считает, что они возвращаются на зиму домой. Если так, война не начнется раньше весны.
Северянин будто и не слышал его.
— В Сэй сорок тысяч наберется только вместе со стариками и подростками. Чума унесла наших людей, наших воинов.
Суйюн негромко заговорил с варваром, задумчиво кивая его словам.
— Калам сказал, что по всей степи и пустыне разрозненные племена отправляли своих солдат в армию хана. Никто не знал, что их так много и сколько вообще кланов живет на этих землях. Это половина того войска, что он видел в лагере, и, глядя отсюда, я допускаю, что он не ошибся.
— Что они едят? На песке не вырастишь урожая. Суйюн снова обратился к Каламу, и ответ охотника потряс его.
— Он говорит, что они забрали все запасы, оставив племенам ровно столько, чтобы женщины и дети не умерли с голоду. Кроме того, большое количество провианта и оружия поступает от пиратов. Хан платит им золотом.
— Золотом, которое он выжимает из камней…
— Здесь кроется какая-то тайна. Нам пора возвращаться в Сэй, князь Комавара. Мы увидели все, что нужно.
— Ты прав, брат. Ты был прав и в другом. — Князь кивнул в сторону дикаря. — Мы должны его отпустить, он верно послужил нам.
— Боюсь, все не так просто, мой князь.
37
День был студеным, солнечный свет с трудом пробивался через высокие облака, закрывавшие небо пеленой плотного шелка. Несмотря на холод, князь Сёнто сидел на маленьком крыльце под навесом, Крыльцо выходило в один из садов, прилегающих к дворцу наместника. Князь не спеша разбирал последние письма — в основном официальные донесения и обычные ежедневные рапорты, не имеющие особого значения. Письмо от князя Тайки, однако, требовало второго прочтения.
В первых строчках письма Тайки рассказывал, как его сын привыкает жить без одной руки, и лестно отзывался об управляющем Сёнто, Каму, который несколько раз навещал мальчика. Вслед за этим в письме упоминалось нечто более интересное:
Мое внимание привлекла одна странная вещь, касающаяся предмета нашей недавней беседы. Монеты, подобные тем, что были найдены у дикарей во время последнего набега, появились и в Сэй. Всего два дня назад один из моих племянников выгодно продал своего лучшего жеребца. На монетах, которые он получил, не было ни символа императорского монетного двора, ни фамильного герба какого-либо рода. По виду они точно такие, как вы описывали: квадратные, простой формы, с круглым отверстием посредине. Покупателем оказался младший сын князя Кинтари, Кинтари Дзабо. Сын князя Кинтари не прославился другими талантами, кроме пристрастия к вину, поэтому довольно неожиданно, что он отдал столько золота за приобретение одного из лучших животных в Сэй, если не во всей Ва, — жеребец действительно обошелся ему очень дорого.
Этот случай примечателен сам по себе, однако за ним последовало еще кое-что. Старшие братья князя Кинтари Дзабо пришли к моему племяннику, сказали, что произошло недоразумение, и любезно попросили его забрать коня обратно и вернуть им деньги. Мой племянник, человек строгих принципов, посчитал, что сделка была во всех отношениях честной, и вежливо отказал им. Братья очень огорчились и объяснили, что эти монеты — фамильная ценность, принадлежащая их отцу, и что Дзабо воспользовался ими по ошибке. Братья Кинтари предложили моему племяннику обменять это золото на монеты имперской чеканки. Они также сочли необходимым дополнительно заплатить ему крупную сумму, чтобы возместить доставленные неудобства и отблагодарить за участие. Так они и порешили: племянник вернул им почти все монеты за исключением нескольких, которых у него уже не было.
Эти несколько монет попали ко мне в руки, и при нашей следующей встрече я принесу их во дворец. Уверен, что они полностью схожи с теми, о которых шла речь в последний раз, когда я имел удовольствие беседовать с императорским наместником. Эта загадка начинает интересовать меня так же сильно, как и моего наместника.
Ваш покорный слуга.
Сёнто перечитал письмо еще раз, сложил его и спрятал в рукав. Некоторое время он смотрел перед собой, созерцая сад.
Проще всего предположить, что дикари ограбили Дом Кинтари и украли у них монеты. В этом случае тайна золота легко раскрывалась, и проверить, правда ли это, не составляло труда. Сёнто хлопнул в ладоши и попросил появившегося слугу подать чаю. Но почему же тогда сыновья князя Кинтари так настойчиво хотели вернуть свое золото? Если монеты не отличаются от тех, что он видел, они вряд ли могут быть фамильной ценностью, они ведь совсем новые.
Слуга принес чай. Сёнто с удовольствием принял из его рук чашку, поставил ее на свой письменный столик и, медленно поворачивая, стал смотреть на пар, словно вглядываясь куда-то в даль. Он снова подумал о Суйюне и Комаваре — как-то они там? — и покачал головой. Ему не следовало отпускать монаха в пустыню… но выбора не было. Суйюн — единственный человек из окружения Сёнто, кто имеет шансы выжить, попав в плен к дикарям. Единственный, кто может вернуться и доставить так необходимые сведения. И все равно монах — слишком ценный советник, чтобы использовать его услуги таким образом.
Что бы подумали члены ордена, если бы узнали, что их собрат пробирается через пустыню в компании сэйянского князя, переодетого монахом-ботаистом? Сёнто знал, что все братья — прагматики до самой глубины их хваленых душ; они просто сглотнут и молча отвернутся. Защищая учение Просветленного Владыки, они и сами занимались сомнительными делами.
Где-то рядом в коридоре послышался шум, и князь сразу насторожился. Меча под рукой у него не было, но он нащупал рукоять кинжала, спрятанного под одеждой. За стеной раздавались приглушенные голоса: один принадлежал женщине, а другой, несомненно, Каму. Сёнто уже хотел подняться, но тут сёдзи открылись, и в проеме показалась его единственная дочь, княжна Нисима.
Не входя в комнату, она опустилась на колени и коснулась лбом пола. Вслед за ней в дверях возникло лицо Каму. Повинуясь жесту своего господина, управляющий тут же исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Пятьдесят тысяч? — наконец спросил князь.
— Не совсем так, — отозвался Суйюн тем странным голосом, который Комавара уже подмечал раньше. — Около сорока тысяч.
— Сорок тысяч воинов, — медленно проговорил Комавара, — и посмотрите, сколько среди них всадников! Никогда еще у варваров не было такой армии, ни во времена моего деда, ни в эпоху Мори, никогда… Пыльное облако, наверное, протянулось до самых границ Сэй, и люди там подумают, что это просто песчаная буря.
Суйюн что-то сказал Каламу и внимательно выслушал его ответ.
— Похоже, вы были правы, князь. Это воины степей, чьи земли расположены восточнее, у моря. Калам считает, что они возвращаются на зиму домой. Если так, война не начнется раньше весны.
Северянин будто и не слышал его.
— В Сэй сорок тысяч наберется только вместе со стариками и подростками. Чума унесла наших людей, наших воинов.
Суйюн негромко заговорил с варваром, задумчиво кивая его словам.
— Калам сказал, что по всей степи и пустыне разрозненные племена отправляли своих солдат в армию хана. Никто не знал, что их так много и сколько вообще кланов живет на этих землях. Это половина того войска, что он видел в лагере, и, глядя отсюда, я допускаю, что он не ошибся.
— Что они едят? На песке не вырастишь урожая. Суйюн снова обратился к Каламу, и ответ охотника потряс его.
— Он говорит, что они забрали все запасы, оставив племенам ровно столько, чтобы женщины и дети не умерли с голоду. Кроме того, большое количество провианта и оружия поступает от пиратов. Хан платит им золотом.
— Золотом, которое он выжимает из камней…
— Здесь кроется какая-то тайна. Нам пора возвращаться в Сэй, князь Комавара. Мы увидели все, что нужно.
— Ты прав, брат. Ты был прав и в другом. — Князь кивнул в сторону дикаря. — Мы должны его отпустить, он верно послужил нам.
— Боюсь, все не так просто, мой князь.
37
День был студеным, солнечный свет с трудом пробивался через высокие облака, закрывавшие небо пеленой плотного шелка. Несмотря на холод, князь Сёнто сидел на маленьком крыльце под навесом, Крыльцо выходило в один из садов, прилегающих к дворцу наместника. Князь не спеша разбирал последние письма — в основном официальные донесения и обычные ежедневные рапорты, не имеющие особого значения. Письмо от князя Тайки, однако, требовало второго прочтения.
В первых строчках письма Тайки рассказывал, как его сын привыкает жить без одной руки, и лестно отзывался об управляющем Сёнто, Каму, который несколько раз навещал мальчика. Вслед за этим в письме упоминалось нечто более интересное:
Мое внимание привлекла одна странная вещь, касающаяся предмета нашей недавней беседы. Монеты, подобные тем, что были найдены у дикарей во время последнего набега, появились и в Сэй. Всего два дня назад один из моих племянников выгодно продал своего лучшего жеребца. На монетах, которые он получил, не было ни символа императорского монетного двора, ни фамильного герба какого-либо рода. По виду они точно такие, как вы описывали: квадратные, простой формы, с круглым отверстием посредине. Покупателем оказался младший сын князя Кинтари, Кинтари Дзабо. Сын князя Кинтари не прославился другими талантами, кроме пристрастия к вину, поэтому довольно неожиданно, что он отдал столько золота за приобретение одного из лучших животных в Сэй, если не во всей Ва, — жеребец действительно обошелся ему очень дорого.
Этот случай примечателен сам по себе, однако за ним последовало еще кое-что. Старшие братья князя Кинтари Дзабо пришли к моему племяннику, сказали, что произошло недоразумение, и любезно попросили его забрать коня обратно и вернуть им деньги. Мой племянник, человек строгих принципов, посчитал, что сделка была во всех отношениях честной, и вежливо отказал им. Братья очень огорчились и объяснили, что эти монеты — фамильная ценность, принадлежащая их отцу, и что Дзабо воспользовался ими по ошибке. Братья Кинтари предложили моему племяннику обменять это золото на монеты имперской чеканки. Они также сочли необходимым дополнительно заплатить ему крупную сумму, чтобы возместить доставленные неудобства и отблагодарить за участие. Так они и порешили: племянник вернул им почти все монеты за исключением нескольких, которых у него уже не было.
Эти несколько монет попали ко мне в руки, и при нашей следующей встрече я принесу их во дворец. Уверен, что они полностью схожи с теми, о которых шла речь в последний раз, когда я имел удовольствие беседовать с императорским наместником. Эта загадка начинает интересовать меня так же сильно, как и моего наместника.
Ваш покорный слуга.
Сёнто перечитал письмо еще раз, сложил его и спрятал в рукав. Некоторое время он смотрел перед собой, созерцая сад.
Проще всего предположить, что дикари ограбили Дом Кинтари и украли у них монеты. В этом случае тайна золота легко раскрывалась, и проверить, правда ли это, не составляло труда. Сёнто хлопнул в ладоши и попросил появившегося слугу подать чаю. Но почему же тогда сыновья князя Кинтари так настойчиво хотели вернуть свое золото? Если монеты не отличаются от тех, что он видел, они вряд ли могут быть фамильной ценностью, они ведь совсем новые.
Слуга принес чай. Сёнто с удовольствием принял из его рук чашку, поставил ее на свой письменный столик и, медленно поворачивая, стал смотреть на пар, словно вглядываясь куда-то в даль. Он снова подумал о Суйюне и Комаваре — как-то они там? — и покачал головой. Ему не следовало отпускать монаха в пустыню… но выбора не было. Суйюн — единственный человек из окружения Сёнто, кто имеет шансы выжить, попав в плен к дикарям. Единственный, кто может вернуться и доставить так необходимые сведения. И все равно монах — слишком ценный советник, чтобы использовать его услуги таким образом.
Что бы подумали члены ордена, если бы узнали, что их собрат пробирается через пустыню в компании сэйянского князя, переодетого монахом-ботаистом? Сёнто знал, что все братья — прагматики до самой глубины их хваленых душ; они просто сглотнут и молча отвернутся. Защищая учение Просветленного Владыки, они и сами занимались сомнительными делами.
Где-то рядом в коридоре послышался шум, и князь сразу насторожился. Меча под рукой у него не было, но он нащупал рукоять кинжала, спрятанного под одеждой. За стеной раздавались приглушенные голоса: один принадлежал женщине, а другой, несомненно, Каму. Сёнто уже хотел подняться, но тут сёдзи открылись, и в проеме показалась его единственная дочь, княжна Нисима.
Не входя в комнату, она опустилась на колени и коснулась лбом пола. Вслед за ней в дверях возникло лицо Каму. Повинуясь жесту своего господина, управляющий тут же исчез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131