Не ошвартоваться в Новороссийске, если задует норд-ост, Особенно теперь, глубокой
осенью. Она почти не чувствовалась, пока шли теплыми морями, но в Черном ветер посвежел.
Радиограмму домой Николай Степанович дал еще из Мраморного моря... Советовал Леле воздержаться от поездки в Новороссийск. Не стоит из-за двух-трех дней стоянки судна брать отпуск, устраиваться в гостинице, беспокоиться. Заканчивать погрузку они придут в Одессу. Два-три дня — какое это имеет значение?! Раньше, правда, Леля всегда прилетала встречать «Иртыш», но сейчас у нее столько работы. Да и не таким уж продолжительным был рейс, чтобы причинять ей лишние хлопоты.
Однако, когда Николай Степанович слышал обычные перед приходом разговоры — чьи-то жены уже ждут в Новороссийске, другие следуют лайнером,— ему становилось не по себе. Обычно и он сообщал: «Моя Леля вылетела».
На подходе к порту ветер настолько усилился, что «Иртыш» сутки простоял на рейде. Николай Степанович успокоился: «Правильно сделал, что не вызвал Лелю. У нее ведь каждая минута на учете».
И все же неясное чувство не то сожаления, не то вины пробудилось в нем, когда, спустившись обедать, он увидел жену старшего штурмана и все многочисленное семейство второго механика.
Лазарева не появлялась, все заняты своими женами, своими детьми, а до него — никому никакого дела.
Едва притронувшись ко второму, ушел к себе. Уныло посвистывал в антеннах ветер, беспорядочно шлепала о борт смятая волноломом зыбь. Виктор уехал на берег. По трансляции шел какой-то нудным концерт.
Сидеть после рейса одному в каюте, да еще в воскресенье, было невмоготу. Николай Степанович оделся потеплее и ушел на берег.
Народу на улицах мало. Холодный ветер метет и метет жухлые листья, пыль.
Капитан остановился возле афиши: сходить разве в кино, потом поужинать?
До начала сеанса еще уйма времени. Можно зайти в табачный магазин. Он оглянулся по сторонам и увидел Лазареву. Эти несколько месяцев Николай Степанович привык видеть ее в белом халате, изредка в шерстяной кофте, а теперь на ней было пушистое светлое пальто
и такая же шапочка. В руках Лазарева держала фиалки, обернутые целлофаном.
Николай Степанович обрадовался. Обрадовался тому, что уже не один будет бродить по городу, и тому, что встретил именно ее и встреча произошла случайно.
— Посмотрите, фиалки,— сказала Лазарева, словно видела капитана всего несколько минут назад.— Никак не ожидала, что в такой холод можно купить цветы.
— Вы их, наверное, очень любите? — спросил он, улыбаясь.
— Как не любить цветы?! К тому же мы возвратились из рейса. А в знаменательные дни я себе обязательно делаю подарки!
В ее шутливом тоне Николай Степанович уловил горькие нотки.
— Зайдем, выпьем кофе,—предложил он, останавливаясь возле ресторана.
Вместо кофе они заказали шашлыки и сухое вино. О билете в кино Николай Степанович совсем позабыл, слушая веселую болтовню Лазаревой о ее студенческих годах, об «обществе спасения утопающих на экзамене». Как-никак и он не так уж давно дрожал перед преподавателями.
Беседуя с Лазаревой, чувствовал себя моложе, проще, словно на какое-то время избавился от ответственности за всех и за все.
— Попросим шампанского. Идет? По моим наблюдениям шампанское— любимый напиток женщин.
— В детстве я обожала газированную воду. Шампанское на нее похоже...
— Татьяна Константиновна, вы знакомы с тем сиреневым субъектом? — Николай Степанович указал взглядом на соседний столик, за которым сидела группа молодежи. Один из них, бритоголовый, в сиреневом свитере, что-то говорил приятелям, показывая в сторону Лазаревой и капитана.
— Первый раз вижу.
— Значит, он знает меня. Вероятно, вместе плавали.
— И вы не помните?
—Бывает, что придет какой-нибудь парень, сделает рейс, попробует нашей, как вы говорите, романтики и сматывается со своими вещичками. Разве всех упомнишь? — Николай Степанович взял карточку.— Так что
мы закажем? Мороженое? Не простудитесь? Может, лучше торт? Она подняла на него синие свои глаза.
— Знаете, это... так приятно, когда о тебе заботятся. Какая, должно быть, счастливая ваша жена!
— О, она уже не замечает,— полушутя ответил Терехов.
— Неправда. Этого невозможно не замечать. И вообще... жены, моряков самые счастливые женщины,— задумчиво продолжала Лазарева.— О них в море беспрестанно думают, их ждут. Боже мой, как ждут с ними встречи! А портрет жены в каюте — словно икона!
— Вот и выходите за моряка,— пошутил Николай Степанович.
— За Витеньку?
— За Виктора?! Ну, не... обязательно за него...— Николай Степанович почему-то не мог представить себе Лазареву женой радиста.
Юнец в сиреневом свитере подошел к их столику, пригласил Лазареву танцевать.
— Мы еще ужинаем,— недовольно произнес Николай Степанович и исподлобья оглядел сиреневого, пытаясь вспомнить, где же он его видел.
— Вы ужинайте, а мы с доктором потанцуем,— не отставал тот.— Ведь вы, правда, доктор с «Иртыша»?
— Да. И как врач советую вам в вашем состоянии пойти домой, отдохнуть,— ответила Лазарева, смеясь, и отвернулась к капитану.
Юнец потоптался, потоптался на месте и отправился к своим приятелям, которые встретили его шутками и сочувствием.
— Ремня бы ему,— пробурчал Николай Степанович.
— А вы грозный родитель! — рассмеялась Лазарева.— Сколько вашему?
— Да уже за двадцать...
— Как же это? Такой взрослый... у вас?
— Сын жены.
— Ну что ж, это, вероятно, не мешает вам поддерживать с таким взрослым парнем самые дружеские отношения,— стараясь загладить некоторую неловкость, поспешно сказала Лазарева.
— Да нет, отношения у нас с ним далеко не блестящие.—Был ли тому виной бокал шампанского, выпитый залпом, или участливый взгляд Татьяны, но Терехову
захотелось поделиться своей обидой. Совсем он такого отношения не заслужил от Василия. Растил, кормил, обувал, одевал, а мальчишка грубит, с каждым днем наглеет. Сладу с ним нет.
— Может, он не виноват?— осторожно спросила Лазарева.
— А кто же — я виноват?!
— Нет, нет... Мать должна была ему внушить если не любовь, то хоть признательность, уважение. Объяснить, что человек, по существу ему чужой, отказывая себе во многом, приносит определенную жертву. Ведь такой молодой мужчина, как вы, мог бы иметь и своих детей. Нет, нет, мать должна была пробудить в сыне чувство благодарности.
- Уверяю вас, я не жду никаких благодарностей, хотелось бы встретить элементарное внимание.
— Понимаю. Однако, я думаю, при вашем характере сынок не разгуляется. Ничего страшного не случится. А вот у наших соседей, там действительно трагедия. Отец в море, а дома дым коромыслом. У мамы своя компания, у сына своя. Что отец ни заработает — все прогуляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
осенью. Она почти не чувствовалась, пока шли теплыми морями, но в Черном ветер посвежел.
Радиограмму домой Николай Степанович дал еще из Мраморного моря... Советовал Леле воздержаться от поездки в Новороссийск. Не стоит из-за двух-трех дней стоянки судна брать отпуск, устраиваться в гостинице, беспокоиться. Заканчивать погрузку они придут в Одессу. Два-три дня — какое это имеет значение?! Раньше, правда, Леля всегда прилетала встречать «Иртыш», но сейчас у нее столько работы. Да и не таким уж продолжительным был рейс, чтобы причинять ей лишние хлопоты.
Однако, когда Николай Степанович слышал обычные перед приходом разговоры — чьи-то жены уже ждут в Новороссийске, другие следуют лайнером,— ему становилось не по себе. Обычно и он сообщал: «Моя Леля вылетела».
На подходе к порту ветер настолько усилился, что «Иртыш» сутки простоял на рейде. Николай Степанович успокоился: «Правильно сделал, что не вызвал Лелю. У нее ведь каждая минута на учете».
И все же неясное чувство не то сожаления, не то вины пробудилось в нем, когда, спустившись обедать, он увидел жену старшего штурмана и все многочисленное семейство второго механика.
Лазарева не появлялась, все заняты своими женами, своими детьми, а до него — никому никакого дела.
Едва притронувшись ко второму, ушел к себе. Уныло посвистывал в антеннах ветер, беспорядочно шлепала о борт смятая волноломом зыбь. Виктор уехал на берег. По трансляции шел какой-то нудным концерт.
Сидеть после рейса одному в каюте, да еще в воскресенье, было невмоготу. Николай Степанович оделся потеплее и ушел на берег.
Народу на улицах мало. Холодный ветер метет и метет жухлые листья, пыль.
Капитан остановился возле афиши: сходить разве в кино, потом поужинать?
До начала сеанса еще уйма времени. Можно зайти в табачный магазин. Он оглянулся по сторонам и увидел Лазареву. Эти несколько месяцев Николай Степанович привык видеть ее в белом халате, изредка в шерстяной кофте, а теперь на ней было пушистое светлое пальто
и такая же шапочка. В руках Лазарева держала фиалки, обернутые целлофаном.
Николай Степанович обрадовался. Обрадовался тому, что уже не один будет бродить по городу, и тому, что встретил именно ее и встреча произошла случайно.
— Посмотрите, фиалки,— сказала Лазарева, словно видела капитана всего несколько минут назад.— Никак не ожидала, что в такой холод можно купить цветы.
— Вы их, наверное, очень любите? — спросил он, улыбаясь.
— Как не любить цветы?! К тому же мы возвратились из рейса. А в знаменательные дни я себе обязательно делаю подарки!
В ее шутливом тоне Николай Степанович уловил горькие нотки.
— Зайдем, выпьем кофе,—предложил он, останавливаясь возле ресторана.
Вместо кофе они заказали шашлыки и сухое вино. О билете в кино Николай Степанович совсем позабыл, слушая веселую болтовню Лазаревой о ее студенческих годах, об «обществе спасения утопающих на экзамене». Как-никак и он не так уж давно дрожал перед преподавателями.
Беседуя с Лазаревой, чувствовал себя моложе, проще, словно на какое-то время избавился от ответственности за всех и за все.
— Попросим шампанского. Идет? По моим наблюдениям шампанское— любимый напиток женщин.
— В детстве я обожала газированную воду. Шампанское на нее похоже...
— Татьяна Константиновна, вы знакомы с тем сиреневым субъектом? — Николай Степанович указал взглядом на соседний столик, за которым сидела группа молодежи. Один из них, бритоголовый, в сиреневом свитере, что-то говорил приятелям, показывая в сторону Лазаревой и капитана.
— Первый раз вижу.
— Значит, он знает меня. Вероятно, вместе плавали.
— И вы не помните?
—Бывает, что придет какой-нибудь парень, сделает рейс, попробует нашей, как вы говорите, романтики и сматывается со своими вещичками. Разве всех упомнишь? — Николай Степанович взял карточку.— Так что
мы закажем? Мороженое? Не простудитесь? Может, лучше торт? Она подняла на него синие свои глаза.
— Знаете, это... так приятно, когда о тебе заботятся. Какая, должно быть, счастливая ваша жена!
— О, она уже не замечает,— полушутя ответил Терехов.
— Неправда. Этого невозможно не замечать. И вообще... жены, моряков самые счастливые женщины,— задумчиво продолжала Лазарева.— О них в море беспрестанно думают, их ждут. Боже мой, как ждут с ними встречи! А портрет жены в каюте — словно икона!
— Вот и выходите за моряка,— пошутил Николай Степанович.
— За Витеньку?
— За Виктора?! Ну, не... обязательно за него...— Николай Степанович почему-то не мог представить себе Лазареву женой радиста.
Юнец в сиреневом свитере подошел к их столику, пригласил Лазареву танцевать.
— Мы еще ужинаем,— недовольно произнес Николай Степанович и исподлобья оглядел сиреневого, пытаясь вспомнить, где же он его видел.
— Вы ужинайте, а мы с доктором потанцуем,— не отставал тот.— Ведь вы, правда, доктор с «Иртыша»?
— Да. И как врач советую вам в вашем состоянии пойти домой, отдохнуть,— ответила Лазарева, смеясь, и отвернулась к капитану.
Юнец потоптался, потоптался на месте и отправился к своим приятелям, которые встретили его шутками и сочувствием.
— Ремня бы ему,— пробурчал Николай Степанович.
— А вы грозный родитель! — рассмеялась Лазарева.— Сколько вашему?
— Да уже за двадцать...
— Как же это? Такой взрослый... у вас?
— Сын жены.
— Ну что ж, это, вероятно, не мешает вам поддерживать с таким взрослым парнем самые дружеские отношения,— стараясь загладить некоторую неловкость, поспешно сказала Лазарева.
— Да нет, отношения у нас с ним далеко не блестящие.—Был ли тому виной бокал шампанского, выпитый залпом, или участливый взгляд Татьяны, но Терехову
захотелось поделиться своей обидой. Совсем он такого отношения не заслужил от Василия. Растил, кормил, обувал, одевал, а мальчишка грубит, с каждым днем наглеет. Сладу с ним нет.
— Может, он не виноват?— осторожно спросила Лазарева.
— А кто же — я виноват?!
— Нет, нет... Мать должна была ему внушить если не любовь, то хоть признательность, уважение. Объяснить, что человек, по существу ему чужой, отказывая себе во многом, приносит определенную жертву. Ведь такой молодой мужчина, как вы, мог бы иметь и своих детей. Нет, нет, мать должна была пробудить в сыне чувство благодарности.
- Уверяю вас, я не жду никаких благодарностей, хотелось бы встретить элементарное внимание.
— Понимаю. Однако, я думаю, при вашем характере сынок не разгуляется. Ничего страшного не случится. А вот у наших соседей, там действительно трагедия. Отец в море, а дома дым коромыслом. У мамы своя компания, у сына своя. Что отец ни заработает — все прогуляют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105