— Это домашний, а это служебный номер,— продолжала Елена Ивановна, переводя дыхание.—Завтра же позвоните и скажите, все ли в порядке. Особенно если какая-нибудь заминка. А теперь идите, ставьте на место книги.
В этот день ей предстояло еще много дел, но она не чувствовала усталости. Разыскивая нужные дома, беседуя с людьми, делая себе пометки, возвращалась мыслями к семье Филипповых. Даже приблизительно наметила план, как действовать, если в райсовете встретятся затруднения.
Спать легла поздно и, на всякий случай, завела будильник, чтобы пораньше быть на работе. Как там сейчас Вася? Нет писем. Давно нет. Собирался куда-то в глубь тайги. Вот и задерживаются. Они и раньше приходили с опозданием.
Мальчишки! И мать Сережки Филиппова, вероятно, немало воевала со своим, как все другие мамы. А пришел срок — и вон каким славным человеком стал.
Тишина за окном. Только изредка слышно, как там, за домами, промчится машина да легкий ветерок качнет кроны акаций. Они сонно зашумят — и снова тишина.
Проснулась Елена Ивановна от крика:
— Мама!
Вася?! Васин голос. Она отчетливо слышала. Слышала крик отчаяния и боли.
Стояла у окна не в силах унять сердце, успокоиться, смотрела в темноту ночи. Тишина.
Если б крикнул кто-то снизу, во дворе бы услышали люди, зажегся бы где-нибудь свет. Нет, во дворе все спокойно. Это она услышала во сне.
До утра Елена Ивановна ходила по комнате, не зная, что делать. Взять билет на самолет и лететь? Старалась, успокоить себя, а сердцем чувствовала: беда случилась,
Тимофеевна покачала головой. Нельзя ведь так — совсем без отдыха. Небось, и вчера весь день хлопотала. Не поест вовремя, не поспит, где силы-то брать?! И не такое почудится.
— Все равно полечу к сыну, если еще день-два не будет писем,— сказала Елена Ивановна. И от этого решения немного успокоилась.
В полдень позвонил Филиппов. Все у него в порядке, а он не может поверить. Полчаса назад на заседании исполкома решилось.
Елена Ивановна, положив трубку, некоторое время сидела улыбаясь, представляя себе, как обрадуются домочадцы Сережи Филиппова, когда он придет домой с радостной вестью. Комната большая, да к ней еще удобная кухня.
Вот и легче стало на сердце, как-то теплее от сознания, что хоть немного подсобила Филиппову.
Конечно, другие депутаты делают больше и вопросы поднимают более серьезные, более значимые, но и такие люди, как она, что-то вносят. И пусть незаметна другим эта работа, пусть буднична, прозаична, не то, что вести судно штормовыми дорогами, как капитан Терехов, но для себя знаешь: от души стараешься помочь людям.
Елена Иванрвна подошла к окну. Смех, визг, крики возле красных горок. Где же Гена? Вон, уцепился, за деревянного слона, сейчас съедет, по хоботу вниз. Раскрас-
нелся, взлохмачены волосенки. Раскинув руки, несется вниз, тут же вскакивает и снова карабкается на слона. Под навесом, вцепившись в перила лошади-качалки, друг против друга сидят близнецы — Борис и Глеб. Ириша, девочка из старшей группы, что-то им рассказывает. Всегда возится с малышней и, подражая воспитательнице, относится к ребятишкам снисходительно. Толик носится по двору, подняв над головой самолет. Никаких других игрушек для него не существует. Петя, «Профессор», как зовет его Ириша, в тени на скамейке рассматривает картинки. Этот часами может сидеть не двигаясь, только дайте ему побольше книжек.
Маленькие человечки, и у каждого свой характер, свои привязанности, свои увлечения. Есть среди них даже маленький донжуан, влюбчивый, ревнивый Степа. Вот и сейчас он великодушно отдал ведерко Свете, а сам сидит на песке, глядя, как она играет.
Не забыть бы спросить Елизавету Григорьевну, купила ли она маски. Спектакль готов, а лисицы еще нет.
Неожиданно позвонил Осадчий.
— Елена Ивановна, воз и ныне там. Колосов все еще в том же подвешенном состоянии. Реутов и не чешется, сохраняет олимпийское спокойствие. Вроде бы мы к нему и не ходили.
— К прокурору разве обратиться? - неуверенно предложила Елена Ивановна.
— Отступить?! Нет уж! Я позвонил председателю горсовета, просил пас принять.
— Примет?
— Хоть сегодня. Можете освободиться к пяти часам?
— Могу!
Через час они встретились в приемной Коионенко и, так как секретарша куда-то вышла, направились прямо к нему.
— Заходите, заходите, товарищи,— пригласил Коионенко, видя, что Осадчий в нерешительности остановился на пороге: в кабинете было уже двое посетителей. Один, пожилой, с красным бугристым лицом, удобно расположился в кресле, другой, помоложе, с черными усиками, сидел на самом краешке стула. Даже не взглянув на вошедших, он, энергично жестикулируя, что-то продолжал доказывать.
Вскоре кабинет оба представителя «богатого ведомства» покинули недовольными — пришлось согласиться на
условия Кононенко. А его лицо оставалось прежним, внимательно-вежливым, и только приглашая депутатов сесть поближе, улыбнулся.
Елене Ивановне показалось, что улыбнулся, желая немного отдохнуть от увещеваний, разъяснений, которыми занимался с утра. Но Осадчий сразу же перешел к делу:
— Мы к вам за советом и помощью.
Кононенко слушал не перебивая и, только когда Осадчий умолк, задал несколько вопросов.
— Вот, составили справку.— Елена Ивановна положила перед ним несколько отпечатанных на машинке страниц.
— Какая же помощь требуется от меня?
— Мы просим, чтобы вы обратились к секретарю обкома,— ответил Осадчий.— Пусть руководителей управления вызовут и со всей' строгостью спросят за такое отношение к Колосову.
— Верно. Спросить надо. Но к секретарю пойдете вы, Советская власть. Я со своей стороны тоже буду говорить о Колосове. Последнее время не все там благополучно — в управлении у Реутова.
— И к вам приходили? — спросила Елена Ивановна.
— По всем вопросам приходят. Проанализируешь жалобы — видишь, откуда их больше всего. Вот и едем, например, на завод. Ведем прием на месте, разбираемся.
Елена Ивановна взглянула на часы. Пора бы уже уходить, но Осадчий не заметил ее выразительного взгляда.
Кононенко закурил, и Осадчий, спросив разрешения, тоже достал сигареты.
Кононенко курил не торопя его, понимая, очевидно, что человеку надо собраться с мыслями.
— Я вот что хотел сказать.— Осадчий, не докурив сигареты, резким движением вдавил ее в пепельницу.— О нас, и о председателе, и вообще о горсовете судят не только по тому, как вы лично встречаете посетителей.
— Согласен.
— Так вот. Заходил я вчера в нашу общественную приемную — твердо - продолжал Осадчий. — Ваш помощник записывал трудящихся на прием. Меня он не знает и разговаривал с людьми именно так, как мне передавали. Я уже не говорю о таких частностях, что и в выражении лица, и во взгляде у него: а кто ты, собственно, такой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105