Он даже не пытался определить, что это было: восхищение мужеством, о котором
догадывался, неосознанное преклонение перед подлинной красотой? Чем больше узнавал Ярошенко, тем сильнее чувствовал и сходство с той женщиной чем-то неуловимым, сокровенным. Была в ней какая-то душевная щедрость, трогательная женственность. Обаяние, которого тогда не понимал, но которое на всю жизнь сохранило в нем первую мальчишескую влюбленность.
Однажды его поразила строчка у Сократа. Книгу на несколько дней он выпросил у Осадчего. Осадчий держал ее во втором ряду на верхней полке шкафа.
Андрея поразила строчка, буквально несколько слов: ваятель должен во внешности выражать душевную деятельность. Это, именно это искал и Андрей.
Можно было бы сократовской строчкой ответить Любаше, но разве она поймет? Поймет ли, если он сам не уверен. Все — куда сложнее.
И у Елены Ивановны вел себя глупо. Конечно, не стал бы говорить с ней о Дине, как ни с кем бы не смог об этом говорить. Но когда-нибудь, быть может, намекнет. Узнать бы, что скажет она.
До чего же не только глупо, но и смешно вел он себя сегодня. Она из вежливости заговорила о станке. А он обрадовался, вцепился в диоды, триоды, в «кулак». 'Хорошо, хоть о «ручьях» ничего не сказал. Конечно, со стороны смешно, но, когда что-то не получается, невозможно быть хладнокровным. Весь завод лихорадит. Сколько бригад работали на станок, и вот теперь из-за этих «ручьев»...
Он убежден, что именно из-за «ручьев» не ладится. Андрей мял податливый пластилин. И с закрытыми глазами мог бы вылепить, как делал это десятки раз, «кулак», прорезать в нем «ручьи», по которым движется подшипник. Стоп. А если профиль «ручья», вот здесь, сделать более плавным? На три четверти миллиметра сместить. Тогда именно здесь движение «руки» будет более плавным и тоже сместится. И «рука» подаст инструмент точно в шпиндель станка. Андрей вскочил, походил по комнате, снова сел к столу. Представился цех и «простыни» — чертежи. Пораньше только прийти — «кулак» заново переделать с Осадчим. Зайти за ним! Прорезать канавки-«ручьи». Ехать первым автобусом.
Черт, завтра воскресенье! Утром все равно — к Осадчему! Сначала Иван иронически усмехнется, он всегда притворяется будто вовсе не так уж «горит», как все другие. Степенный, солидный. Прямо на лбу написано — парторг! Однажды даже строго предупредил: «Прошу не путать выдержку с притворством». Пусть выдержка! Балтиец. Моряк. А сам будет рад до чертиков. Он сразу поймет, только иначе представит, по-своему «абстрагируясь и обобщая» — как подшучивает над ним Ярослав.
А уж сам «великий конструктор» по-мальчишечьи гикнет, потрет руки: вот сейчас дело двинется. Ярослав начнет считать, чертить.
Между прочим, обычно несколько иронически настроенный Осадчий и восторженный, чуточку наивный Ярослав в чем-то очень схожи. Вероятно, в какой-то, им присущей, неистовой требовательности к себе, к другим, в остро выраженном чувстве справедливости. И выражение «кристальная честность» больше всего подходит к обоим.
Мировые ребята. Тот же Ярослав! Он среди ребят в цеху как стартер. После института удрал из конструкторского опять в цех. В чертежах всегда все на месте, а начнется сборка — тут заест, там заклинит. Сколько самим, помимо КБ, и головой, и руками доделывать приходится.
Удивительное дело: сидел, потихоньку лепил, совер-. шенно о другом думал. Но, видно, и в мозгу намертво «запрограммировали!» станок. Ничем его не вышибешь. Включается там какой-тоавтоматик и рамотает, работает, ни при каких обстоятельствах по отключается. Далее когда спишь, знай себе потихоньку тикает,
А может, то, о чем думал, не совсем постороннее? Как теперь уснешь? И ни одной сигареты. Пойти разве «стрельнуть» у запоздалого прохожего.
Осторожно, чтоб не разбудить сестру, Андрей накинул на плечи куртку. Лунный свет затопил улицу, синее небо, светлые дома, длинные подвижные тени деревьев... Куинджи или Рерих? Кто из них написал бы и эту ночь?
Тишина.Нигде никого. Но нет, кажется, кто-то идет. Терпеливо дожидался, пока прохожий приблизится, и, отделяясь от дерева, спросил:
— Закурить не найдется?
Юноша отпрянул, видимо, только теперь заметив Андрея, вытащил руку из кармана.
— Извините, так получилось,— смущенно пробормотал Андрей.
Успокоенный его тоном, незнакомец бросил окурок, вытащил из кармана пачку сигарет.
— Берите. Берите всю. Дома есть.
— Зачем же всю? Покурю — и спать. Спасибо!—Андрей вытащил две сигареты.— А то я, кажется, чуть не схлопотал...
— ...между глаз,— рассмеялся юноша.
— Я сказал и тут же сообразил, что в кинофильмах драка или ограбление начинается после слов «дайте закурить».
— Жаль, грабить нечего. В портфеле и дома одни учебники. Да возьмите же еще сигарет.
— Спасибо. Достаточно! А то действительно ограбление.
— Всего вам доброго.
Андрей, с наслаждением затягиваясь дымом, вошел в парадное. Наверху хлопнула дверь, застучали каблуки, кто-то быстро спускался.
— Вы? Я думала, пятый сон досматриваете,— удивленно спросила Татьяна, останавливаясь.
— А вы куда в такую пору?
— Позвонили. Пете Десяткину худо.
— А машина?
— Еще за одним врачом послала. Может, такси подхвачу.
— Пойдемте, я провожу.
— Спасибо. Вы знаете, уходила, все было нормально. И от Елены Ивановны позвонила. А полчаса назад-— скачок температуры, резкое ухудшение...
Андрей хотел спросить ее подробнее о Любаше, но постеснялся. Татьяна сейчас так встревожена.
— На перекрестке легче взять такси.— Андрей пошел быстрее.
Но там — ни одной машины.
— Вы так и не ответили: почему бродите по ночам? — спросила Татьяна.
Неожиданно для себя Андрей признался:
— Кажется, я распутал один кляузный узелок.
— О-о! Это прекрасно! Тогда можно не спать, думать о распутанном и радоваться. Ведь это такая большая радость, Андрюша! У нее это получилось так тепло, так
взволнованно, что он, растрогавшись, прижал к себе ее локоть. Мелькнул огонек такси, Андрей решительно произнес:
— Я отвезу вас в больницу.
— Нет, нет, зачем же? Спасибо! — сказала, торопливо усаживаясь в машину и обращаясь к шоферу: — Пожалуйста, через Сегедскую, так быстрее.
Андрей захлопнул дверцу. Татьяна, казалось, уже не видела его, занятая своими мыслями, тревогами. Понятно, спешит, ведь только от врача порой зависит жизнь больного. А тут больной — ребенок.
Эта, встретившаяся сейчас, Татьяна была ему совсем не знакома, и уж, конечно, ничего «кукольного» не было в ее лице.
ГЛАВА 36
Виктор уж которые сутки недосыпал. За что ни возьмись, все сделано наспех, на живую нитку. Вдруг ни с того ни с сего откажет передатчик, то приемник выйдет из строя. Все припаяно, подогнано как попало. Надо же так растрясти, разболтать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
догадывался, неосознанное преклонение перед подлинной красотой? Чем больше узнавал Ярошенко, тем сильнее чувствовал и сходство с той женщиной чем-то неуловимым, сокровенным. Была в ней какая-то душевная щедрость, трогательная женственность. Обаяние, которого тогда не понимал, но которое на всю жизнь сохранило в нем первую мальчишескую влюбленность.
Однажды его поразила строчка у Сократа. Книгу на несколько дней он выпросил у Осадчего. Осадчий держал ее во втором ряду на верхней полке шкафа.
Андрея поразила строчка, буквально несколько слов: ваятель должен во внешности выражать душевную деятельность. Это, именно это искал и Андрей.
Можно было бы сократовской строчкой ответить Любаше, но разве она поймет? Поймет ли, если он сам не уверен. Все — куда сложнее.
И у Елены Ивановны вел себя глупо. Конечно, не стал бы говорить с ней о Дине, как ни с кем бы не смог об этом говорить. Но когда-нибудь, быть может, намекнет. Узнать бы, что скажет она.
До чего же не только глупо, но и смешно вел он себя сегодня. Она из вежливости заговорила о станке. А он обрадовался, вцепился в диоды, триоды, в «кулак». 'Хорошо, хоть о «ручьях» ничего не сказал. Конечно, со стороны смешно, но, когда что-то не получается, невозможно быть хладнокровным. Весь завод лихорадит. Сколько бригад работали на станок, и вот теперь из-за этих «ручьев»...
Он убежден, что именно из-за «ручьев» не ладится. Андрей мял податливый пластилин. И с закрытыми глазами мог бы вылепить, как делал это десятки раз, «кулак», прорезать в нем «ручьи», по которым движется подшипник. Стоп. А если профиль «ручья», вот здесь, сделать более плавным? На три четверти миллиметра сместить. Тогда именно здесь движение «руки» будет более плавным и тоже сместится. И «рука» подаст инструмент точно в шпиндель станка. Андрей вскочил, походил по комнате, снова сел к столу. Представился цех и «простыни» — чертежи. Пораньше только прийти — «кулак» заново переделать с Осадчим. Зайти за ним! Прорезать канавки-«ручьи». Ехать первым автобусом.
Черт, завтра воскресенье! Утром все равно — к Осадчему! Сначала Иван иронически усмехнется, он всегда притворяется будто вовсе не так уж «горит», как все другие. Степенный, солидный. Прямо на лбу написано — парторг! Однажды даже строго предупредил: «Прошу не путать выдержку с притворством». Пусть выдержка! Балтиец. Моряк. А сам будет рад до чертиков. Он сразу поймет, только иначе представит, по-своему «абстрагируясь и обобщая» — как подшучивает над ним Ярослав.
А уж сам «великий конструктор» по-мальчишечьи гикнет, потрет руки: вот сейчас дело двинется. Ярослав начнет считать, чертить.
Между прочим, обычно несколько иронически настроенный Осадчий и восторженный, чуточку наивный Ярослав в чем-то очень схожи. Вероятно, в какой-то, им присущей, неистовой требовательности к себе, к другим, в остро выраженном чувстве справедливости. И выражение «кристальная честность» больше всего подходит к обоим.
Мировые ребята. Тот же Ярослав! Он среди ребят в цеху как стартер. После института удрал из конструкторского опять в цех. В чертежах всегда все на месте, а начнется сборка — тут заест, там заклинит. Сколько самим, помимо КБ, и головой, и руками доделывать приходится.
Удивительное дело: сидел, потихоньку лепил, совер-. шенно о другом думал. Но, видно, и в мозгу намертво «запрограммировали!» станок. Ничем его не вышибешь. Включается там какой-тоавтоматик и рамотает, работает, ни при каких обстоятельствах по отключается. Далее когда спишь, знай себе потихоньку тикает,
А может, то, о чем думал, не совсем постороннее? Как теперь уснешь? И ни одной сигареты. Пойти разве «стрельнуть» у запоздалого прохожего.
Осторожно, чтоб не разбудить сестру, Андрей накинул на плечи куртку. Лунный свет затопил улицу, синее небо, светлые дома, длинные подвижные тени деревьев... Куинджи или Рерих? Кто из них написал бы и эту ночь?
Тишина.Нигде никого. Но нет, кажется, кто-то идет. Терпеливо дожидался, пока прохожий приблизится, и, отделяясь от дерева, спросил:
— Закурить не найдется?
Юноша отпрянул, видимо, только теперь заметив Андрея, вытащил руку из кармана.
— Извините, так получилось,— смущенно пробормотал Андрей.
Успокоенный его тоном, незнакомец бросил окурок, вытащил из кармана пачку сигарет.
— Берите. Берите всю. Дома есть.
— Зачем же всю? Покурю — и спать. Спасибо!—Андрей вытащил две сигареты.— А то я, кажется, чуть не схлопотал...
— ...между глаз,— рассмеялся юноша.
— Я сказал и тут же сообразил, что в кинофильмах драка или ограбление начинается после слов «дайте закурить».
— Жаль, грабить нечего. В портфеле и дома одни учебники. Да возьмите же еще сигарет.
— Спасибо. Достаточно! А то действительно ограбление.
— Всего вам доброго.
Андрей, с наслаждением затягиваясь дымом, вошел в парадное. Наверху хлопнула дверь, застучали каблуки, кто-то быстро спускался.
— Вы? Я думала, пятый сон досматриваете,— удивленно спросила Татьяна, останавливаясь.
— А вы куда в такую пору?
— Позвонили. Пете Десяткину худо.
— А машина?
— Еще за одним врачом послала. Может, такси подхвачу.
— Пойдемте, я провожу.
— Спасибо. Вы знаете, уходила, все было нормально. И от Елены Ивановны позвонила. А полчаса назад-— скачок температуры, резкое ухудшение...
Андрей хотел спросить ее подробнее о Любаше, но постеснялся. Татьяна сейчас так встревожена.
— На перекрестке легче взять такси.— Андрей пошел быстрее.
Но там — ни одной машины.
— Вы так и не ответили: почему бродите по ночам? — спросила Татьяна.
Неожиданно для себя Андрей признался:
— Кажется, я распутал один кляузный узелок.
— О-о! Это прекрасно! Тогда можно не спать, думать о распутанном и радоваться. Ведь это такая большая радость, Андрюша! У нее это получилось так тепло, так
взволнованно, что он, растрогавшись, прижал к себе ее локоть. Мелькнул огонек такси, Андрей решительно произнес:
— Я отвезу вас в больницу.
— Нет, нет, зачем же? Спасибо! — сказала, торопливо усаживаясь в машину и обращаясь к шоферу: — Пожалуйста, через Сегедскую, так быстрее.
Андрей захлопнул дверцу. Татьяна, казалось, уже не видела его, занятая своими мыслями, тревогами. Понятно, спешит, ведь только от врача порой зависит жизнь больного. А тут больной — ребенок.
Эта, встретившаяся сейчас, Татьяна была ему совсем не знакома, и уж, конечно, ничего «кукольного» не было в ее лице.
ГЛАВА 36
Виктор уж которые сутки недосыпал. За что ни возьмись, все сделано наспех, на живую нитку. Вдруг ни с того ни с сего откажет передатчик, то приемник выйдет из строя. Все припаяно, подогнано как попало. Надо же так растрясти, разболтать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105