Управляющий кричит в телефонную трубку: мы, что ли, шифер покололи? Мы телеантенны ставили? За ваш счет ремонт отнесем.
Очередь возле паспортистки.
Ярошенко села в углу за стол, взяла книгу учета. Вчера и третьего дня ни одной жалобы. Может, и сегодня никто по придет. С тех пор, как выгнали пьяницу и жулика управхоза, а его место занял майор-отставник, работа налаживается, хотя фонды те же и материалов не прибавилось.
В книге учета лежал отпечач атаный на машинке план работы депутатов с пометкой: «Для т. Ярошенко». Где найти время? Детская комната. Ну, там она была на днях. А вот каток, спортплощадку можно пенсионерам поручить. Отлично ведь справился с работой тихенький такой старичок. Две детские футбольные команды — его заслуга. А третьему месту, которое заняли ребята на соревнованиях, он радовался, пожалуй, больше самих победителей. И новую спортплощадку пусть поможет организовать. Еще что поручается т. Ярошенко? Техучилище.
Постепенно шум утихал. Люди разошлись. Только в соседней комнате — щелканье арифмометра да негромкое воркование старушек в красном уголке. Вынув из
сумки открытки, Елена Ивановна стала писать новогодние поздравления своим «девочкам» - воспитательницам, придумывая смешные тексты. Подписывалась: «Снегурочка», «Серый волк», «Семеро козлят»...
— Мы не помешаем?
Подняла голову. В комнату вошла супружеская пара — высокий, плечистый моряк с седой головой, с румяным моложавым лицом и подстать ему крупная, белолицая женщина.
Елена Ивановна помнила ее — приходила, подавала заявление в депутатский совет, жаловалась: крыша протекает. Тот, прежний, управдом не торопился ремонтировать крыши.
— Вы ко мне, товарищ?..
— Колосова,— подсказала посетительница и села.— Лично к вам.
— Опять потолок? — Елена. Ивановна предложила стул Колосову.
— Нет, нет. Потолок в полном порядке. Спасибо,— улыбнулась женщина и взглянула на мужа.— Мы пришли посоветоваться. Что же ты молчишь, Даня?
— Слушаю,— Елена Ивановна тоже взглянула на Колосова.
Тот только скорбно сдвинул брови, продолжая сосредоточенно разглядывать «краб» на своей фуражке.
— Вот так всегда! Слова из него не вытянешь. И сейчас молчит. Выгнали с работы. Двадцать два рейса сделал в Антарктику и выгнали.
— Не выгнали, а освободили,—негромко произнес Колосов и улыбнулся. Улыбнулся, словно извиняясь за свой приход и за то, что с ним так поступили.
— Ну, как же не выгнали?! Место его кому-то очень понравилось. Вот и не взяли в рейс. Четыре месяца дома сидит.
— Пять,— поправил Колосов жену.
— Это все твой расчудесный Реутов! Нужен ему такой старший помощник на китобазе. Ни свертка с собой завернуть, ни подхалимничать не умеешь, как другие, начальству угодить!..
— Я ведь просил...- резко остановил жену Колосов и поднялся.
Встала и жена — взяла его за плечи, переменив тон.
— Не буду, Даня, не буду,— и усадила на стул. Видно, только по ее настоянию и пришли сюда.
— Вы обращались с жалобой? Простите, ваше имя? — Даниил Тимофеевич. Обращался в районные инстанции. Говорят, вы номенклатурный работник. Словом, не в их компетенции.
— Какая же все-таки причина увольнения? — спросила Елена Ивановна.
— Так ведь не уволили! И в рейс не взяли, и не уволили. Оставили в состоянии невесомости. Даня, ведь ты обещал. Обещал все сказать. Уже пять месяцев собираешься. Заговори наконец! — взмолилась Колосова. .
— Кафердам! Причина освобождения — некачественный ремонт китобазы. А конкретно — неотремонтирован-ный кафердам,— сообщил Колосов.
— Кафердам! Придирка! Даю вам слово! Всё это придирки!— горячо воскликнула Колосова.
— А все же что это такое, этот самый кафер...
— Кафердам?! — Теперь уже Колосова не нужно было вынуждать к разговору...
Он даже взял листок бумаги, начертил китобазу, объясняя. Вот здесь находится кафердам — отсек между жироваркой и танком. На заводе во время ремонта надо было оббить ржавчину, покрасить.
Нельзя сказать, чтобы после этих объяснений у Елены Ивановны сложилось четкое представление о ремонте злополучного кафердама, но, казалось, такой человек, как Колосов, не пришел бы с жалобой, если б чувствовал себя виноватым.
Условились встретиться через несколько дней и решить, как действовать дальше. На эту встречу обязательно надо пригласить Ваню Осадчего. О нем Елена Ивановна подумала еще в самом начале беседы. Уж он-то, служивший в Военно-Морском Флоте, в точности разберется в кафердамах. Да и вообще вдвоем легче заниматься проверкой, объясняться с начальством.
Можно, конечно, записав .жалобу в журнал, официально привлечь к проверке кого-либо из депутатского совета при домохозяйстве. Но здесь в большинстве служащие, да и нет ни одного такого энергичного, как Осадчий.
Нелегкое предстоит дело. Очень нелегкое. О том, чтобы на правах знакомой позвонить Реутову, не может быть и речи. Для нее, человека несведущего в морском деле, он найдет достаточно веские доказательства своей правоты.
А если супруги Колосовы чего-либо недоговорили? Нет, нет. И он, и она— искренни.
Размышляя о том, с чего начать проверку жалобы, Елена Ивановна, как обычно, заглянула в ящик для писем. Пуст. Но в замочной скважине записка: «Зайдите! Для вас кое-что есть. Женя».
Ну вот! Радиограмма! Навыдумывала о Коле бог знает чего!..
Елена Ивановна позвонила к соседке. Та вручила ей бандероль.От Васи!
Вернулась к себе, гадая, что может быть в небольшом плотном пакете.
Блузка. Белая скромная блузка с английским воротником и перламутровыми пуговицами. Подарок сына. На первые трудовые деньги.
Сидела, прижав к лицу кофточку, сохранившую, как все новые вещи, специфический запах фабрики. Сидела счастливая, в состоянии умиротворенной радости. Все-все простила сыну за эти минуты. И, наверное, не придется уже ничего прощать, потому что не может быть плохим человек, который в первый, такой важный для него день вспомнил о своем долге. Разве чувство долга не главная черта характера?!
Не флакон духов, днигу или коробку конфет, Вася прислал кофточку. Знал, что ее гардероб набит дорогими вещами. И прислал... потому, что она когда-то носила такую же. Еще до знакомства с Николаем. У нее была одна белая кофточка и для работы, и на выход. Вечером стирала, крахмалила и утром надевала свежую, без единой складки. «Ты мне в ней самая красивая, мамена»,— сказал когда-то Вася. Воспоминания тех детских дней, когда она жила лишь им и для него.
Только ли детские воспоминания в этом подарке? Может, прислан он потому, что Николай навез ей чужих вещей из чужих портов. Все они вместе взятые не стоят кусочка этой простой промереженной ткани.
И еще, может быть, скрытый намек? Вспомнив о детстве, о тех трудных и счастливых днях, хотел сказать сын:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105