..
От резкого телефонного звонка Пробатов вздрогнул, но тут же потянулся за трубкой, улыбаясь. Сейчас жена сообщит ему все новости, будет просить его принять на
ночь порошки, а он, слабея от подступающей к сердцу нежности, станет ласково отнекиваться.
— Товарищ Пробатов? —- Голос телефонистки был подчеркнуто официален.— Вас разыскивает Москва...
В трубке потрескивало, шелестело, точно провода, протянувшиеся над бескрайними просторами, ловили в ночи и шорох поземки, и посвист ветра, и разорванные пространством неразборчивые голоса... Короткий щелчок отключил все звуки, и он услышал знакомый рокочущий голос:
— Иван? Я не разбудил тебя?
— Нет, нет! — торопливо ответил Пробатов, испытывая некоторую неловкость, что вынужден разговаривать, лежа в постели.— Я еще не заснул...
— Извини, что нарушаю твой режим, но ничего не поделаешь — такова ситуация!.. Какая погода у вас?
— Метет... Зима нынче легла рано.
«А ведь он наверняка сейчас спросит о том, что волнует меня и моих товарищей вот уже целую неделю,— подумал Иван Фомич, понимая, что разговор о погоде и о его личном самочувствии является лишь обычной данью вежливости.— Конечно, решающее слово принадлежит мне, и товарищи на меня не обидятся, что я возьму всю ответственность на себя. Или, может быть, стоит повременить, посоветоваться еще разок со всеми? А с другой стороны, какая разница, отвечу я сейчас или днем позже,— мы же никогда не откажемся от того, что выпадает на долю каждого из нас, как счастливый и праздничный случай!»
— Сегодня мне опять довелось побывать у большого человека,— доверительно и тихо проговорил товарищ и помолчал, как бы давая время Пробатову осмыслить всю значительность того, что он собирается ему сообщить.—Я был у него совсем по другому вопросу, по своему ведомству... Но он прежде всего заговорил о нашей задумке и спросил: не отказались ли вы от нее, не сробели? Ну, я, конечно, сам понимаешь, разубедил его и заверил, что вы сейчас только и живете этим делом, что для вас поднять знамя такого соревнования и честь и слава. Надеюсь, я не покривил за тебя и твоих товарищей душой, а?
— Конечно, нет! Что ты! Мы уже обсудили с товарищами в обкоме... Звонили по районам. Секретари выехали на места. Все загорелись этой идеей!
— Вот видишь! Я так и знал! — обрадованно подхватил товарищ.— Ну и на чем вы остановились?
— То есть как на чем? Пока уточняем наши возможности...
— Смотри, Иван, не упусти момент! — предостерегающе и сухо заговорил товарищ.— Тут, понимаешь, дело такое, что могут подождать да раздумать... А вдрз'г кому-нибудь еще придет такая же идея в голову, вот ты и останешься на бобах!
— Да, да,— машинально ответил Пробатов, чувствуя, как тревога товарища становится,его собственной тревогой, и, теряясь перед тем, что, пока он размышляет и взвешивает все на точных весах, кто-то может неожиданно опередить его и вырваться со своим предложением,— видимо, сама идея быстрого скачка носится в воздухе: если она могла прийти в голову ему и случайно встреченному товарищу, то почему бы ей не возникнуть и в другой голове?
— И сколько я«е вы собираетесь брать на себя по предварительным наметкам — наверно, два с половиной или три плана? Не меньше?
— Думаю, что нет...
— В каком смысле «нет»?—как бы разочарованно протянул товарищ, и Ивану Фомичу показалось, что он даже услышал его вздох на другом конце провода.
— Да именно так, как ты сказал,— не меньше! — то-, ропливо проговорил Пробатов, испытывая странное чувство мгновенной слабости, похожей на трусость, хотя с ним говорил закадычный друг и ему некого и нечего было бояться. Или он подсознательно испугался того, что может упустить редкую возможность не только прославить родную область, но, главное, поставить на ноги сотни отстающих колхозов. Но ведь не от товарища же зависит это решение, а от него самого.— Чтобы отвечать за свои слова, мы должны подойти к этому делу со всей ответственностью,— поборов противный приступ малодушия, он говорил спокойно и твердо.— Необходимо определить все резервы! Изучить настроение людей! В общем, забот полон рот!
— Ну, ну,— уже более мягко, довольно пророкотал далекий голос.— Можешь не сомневаться в одном — тебе будет оказана всяческая поддержка и помощь. Как я понял сегодня, вам подбросят и техники и выделят дополнительные ассигнования. Но не тяни — поскорее высылай свои обоснованные предложения, проявляй, так сказать, инициативу... А я при случае доложу кому надо, что вы уже готовы начать наступление широким фронтом. Договорились?
— Да,— тихо выдохнул Пробатов.
Он был доволен, что у него хватило мужества в самый критический момент взять на себя всю полноту ответственности и положить на весы решающее слово. Теперь все сомнения были позади и нужно было все силы ума и сердца сосредоточить на том, чтобы выполнить то, что он обещал.
Опять требовательно зазвонил телефон, и Пробатов не сразу нащупал в темноте трубку.
— Ваня, ты? — Голос жены был встревожен и напряжен.— Отыскала тебя Москва?
— Успокойся, найти первого секретаря обкома не так уж трудно.
- Ну и на что ты решился?
— Я солдат партии, Надя,— нехотя и глухо сказал Иван Фомич, чувствуя, что говорит жене совсем не те слова, которые ей, может быть, хотелось услышать от него.
Мрыхин сел за стол, покрытый грязной кумачовой скатертью с синими чернильными пятнами, ткнул ключ в замок несгораемого ящика, вынул оттуда папки с бумагами. Вид у него был обиженный и сердитый. На вопросы Мажарова он отвечал неохотно, будто делал ему большое одолжение, но отвечать надо было, потому что он сдавал партийные дела, а Константин принимал их. Впрочем, дел было негусто — несколько папок скоросшивателей, где хранились ведомости об уплате членских взносов, протоколы собр'аний, распоряжения и инструкции, полученные из райкома и других инстанций, печать в туго завязанном, похожем на кисет мешочке да влажная от черной краски подушечка с расхлябанной крышкой.
— Вот и все имущество...— не сдержав печального вздоха, сказал Мрыхин и покосился на открытый сейф — не забыл ли чего.— Партийное хозяйство я всегда содержал в полном порядке, даже как-то на активе в пример ставили... Да и так — приедет кто из райкома или из области, у меня все на месте, за справками не бегаю, все сведения тут.— Он хлопнул по пухлой обложке, рука его, жилистая, с прокуренными ногтями, придавила бумаги, и папка сразу по-
худела,— Не разбрасывал документы где попало, как иные-некоторые...
С его буро-красного, будто обожженного ветром, лица, испещренного фиолетовыми склеротическими прожилками, не сходило выражение обиды. Он явно не верил, что новый парторг будет вести партийное хозяйство с тем же прилежанием и аккуратностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
От резкого телефонного звонка Пробатов вздрогнул, но тут же потянулся за трубкой, улыбаясь. Сейчас жена сообщит ему все новости, будет просить его принять на
ночь порошки, а он, слабея от подступающей к сердцу нежности, станет ласково отнекиваться.
— Товарищ Пробатов? —- Голос телефонистки был подчеркнуто официален.— Вас разыскивает Москва...
В трубке потрескивало, шелестело, точно провода, протянувшиеся над бескрайними просторами, ловили в ночи и шорох поземки, и посвист ветра, и разорванные пространством неразборчивые голоса... Короткий щелчок отключил все звуки, и он услышал знакомый рокочущий голос:
— Иван? Я не разбудил тебя?
— Нет, нет! — торопливо ответил Пробатов, испытывая некоторую неловкость, что вынужден разговаривать, лежа в постели.— Я еще не заснул...
— Извини, что нарушаю твой режим, но ничего не поделаешь — такова ситуация!.. Какая погода у вас?
— Метет... Зима нынче легла рано.
«А ведь он наверняка сейчас спросит о том, что волнует меня и моих товарищей вот уже целую неделю,— подумал Иван Фомич, понимая, что разговор о погоде и о его личном самочувствии является лишь обычной данью вежливости.— Конечно, решающее слово принадлежит мне, и товарищи на меня не обидятся, что я возьму всю ответственность на себя. Или, может быть, стоит повременить, посоветоваться еще разок со всеми? А с другой стороны, какая разница, отвечу я сейчас или днем позже,— мы же никогда не откажемся от того, что выпадает на долю каждого из нас, как счастливый и праздничный случай!»
— Сегодня мне опять довелось побывать у большого человека,— доверительно и тихо проговорил товарищ и помолчал, как бы давая время Пробатову осмыслить всю значительность того, что он собирается ему сообщить.—Я был у него совсем по другому вопросу, по своему ведомству... Но он прежде всего заговорил о нашей задумке и спросил: не отказались ли вы от нее, не сробели? Ну, я, конечно, сам понимаешь, разубедил его и заверил, что вы сейчас только и живете этим делом, что для вас поднять знамя такого соревнования и честь и слава. Надеюсь, я не покривил за тебя и твоих товарищей душой, а?
— Конечно, нет! Что ты! Мы уже обсудили с товарищами в обкоме... Звонили по районам. Секретари выехали на места. Все загорелись этой идеей!
— Вот видишь! Я так и знал! — обрадованно подхватил товарищ.— Ну и на чем вы остановились?
— То есть как на чем? Пока уточняем наши возможности...
— Смотри, Иван, не упусти момент! — предостерегающе и сухо заговорил товарищ.— Тут, понимаешь, дело такое, что могут подождать да раздумать... А вдрз'г кому-нибудь еще придет такая же идея в голову, вот ты и останешься на бобах!
— Да, да,— машинально ответил Пробатов, чувствуя, как тревога товарища становится,его собственной тревогой, и, теряясь перед тем, что, пока он размышляет и взвешивает все на точных весах, кто-то может неожиданно опередить его и вырваться со своим предложением,— видимо, сама идея быстрого скачка носится в воздухе: если она могла прийти в голову ему и случайно встреченному товарищу, то почему бы ей не возникнуть и в другой голове?
— И сколько я«е вы собираетесь брать на себя по предварительным наметкам — наверно, два с половиной или три плана? Не меньше?
— Думаю, что нет...
— В каком смысле «нет»?—как бы разочарованно протянул товарищ, и Ивану Фомичу показалось, что он даже услышал его вздох на другом конце провода.
— Да именно так, как ты сказал,— не меньше! — то-, ропливо проговорил Пробатов, испытывая странное чувство мгновенной слабости, похожей на трусость, хотя с ним говорил закадычный друг и ему некого и нечего было бояться. Или он подсознательно испугался того, что может упустить редкую возможность не только прославить родную область, но, главное, поставить на ноги сотни отстающих колхозов. Но ведь не от товарища же зависит это решение, а от него самого.— Чтобы отвечать за свои слова, мы должны подойти к этому делу со всей ответственностью,— поборов противный приступ малодушия, он говорил спокойно и твердо.— Необходимо определить все резервы! Изучить настроение людей! В общем, забот полон рот!
— Ну, ну,— уже более мягко, довольно пророкотал далекий голос.— Можешь не сомневаться в одном — тебе будет оказана всяческая поддержка и помощь. Как я понял сегодня, вам подбросят и техники и выделят дополнительные ассигнования. Но не тяни — поскорее высылай свои обоснованные предложения, проявляй, так сказать, инициативу... А я при случае доложу кому надо, что вы уже готовы начать наступление широким фронтом. Договорились?
— Да,— тихо выдохнул Пробатов.
Он был доволен, что у него хватило мужества в самый критический момент взять на себя всю полноту ответственности и положить на весы решающее слово. Теперь все сомнения были позади и нужно было все силы ума и сердца сосредоточить на том, чтобы выполнить то, что он обещал.
Опять требовательно зазвонил телефон, и Пробатов не сразу нащупал в темноте трубку.
— Ваня, ты? — Голос жены был встревожен и напряжен.— Отыскала тебя Москва?
— Успокойся, найти первого секретаря обкома не так уж трудно.
- Ну и на что ты решился?
— Я солдат партии, Надя,— нехотя и глухо сказал Иван Фомич, чувствуя, что говорит жене совсем не те слова, которые ей, может быть, хотелось услышать от него.
Мрыхин сел за стол, покрытый грязной кумачовой скатертью с синими чернильными пятнами, ткнул ключ в замок несгораемого ящика, вынул оттуда папки с бумагами. Вид у него был обиженный и сердитый. На вопросы Мажарова он отвечал неохотно, будто делал ему большое одолжение, но отвечать надо было, потому что он сдавал партийные дела, а Константин принимал их. Впрочем, дел было негусто — несколько папок скоросшивателей, где хранились ведомости об уплате членских взносов, протоколы собр'аний, распоряжения и инструкции, полученные из райкома и других инстанций, печать в туго завязанном, похожем на кисет мешочке да влажная от черной краски подушечка с расхлябанной крышкой.
— Вот и все имущество...— не сдержав печального вздоха, сказал Мрыхин и покосился на открытый сейф — не забыл ли чего.— Партийное хозяйство я всегда содержал в полном порядке, даже как-то на активе в пример ставили... Да и так — приедет кто из райкома или из области, у меня все на месте, за справками не бегаю, все сведения тут.— Он хлопнул по пухлой обложке, рука его, жилистая, с прокуренными ногтями, придавила бумаги, и папка сразу по-
худела,— Не разбрасывал документы где попало, как иные-некоторые...
С его буро-красного, будто обожженного ветром, лица, испещренного фиолетовыми склеротическими прожилками, не сходило выражение обиды. Он явно не верил, что новый парторг будет вести партийное хозяйство с тем же прилежанием и аккуратностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111